Мне было пофиг, а оленям тем более. Весь банкет был оплачен нашей нефтяной компанией, которая и так находилась на грани финансовой пропасти. Так не по хер ли, банкетом больше, банкетом меньше… Главу администрации округа и городского бугра надо ублажать. Нам с ними еще работать… Хотя нас, собственно, никто ни о чем не спрашивал. Нас просто поставили в известность, что местная власть желает познакомиться с властью настоящей. С нами, то есть. Но понты дороже денег, и голимые побирушки, которыми по факту являлись здешние чиновники, будут строить из себя олимпийских богов, спустившихся с небес к простым смертным. Но как говорит Профессор: там, где вы, детки, учились, я преподавал. Хотят поиграть со мной, поиграем… Только вот мухоморы эти сраные были явно лишними. Не знал, что от них так торкает. Я же в среднем весе, для меня доза великовата оказалась. Я не Карась или Копченый, сто двадцать кило перекачанного мяса. Меня прям конкретно зацепило и понесло.
Невысокие олешки с куцыми рогами бежали на удивление бодро, и я чувствовал себя корабликом, который качается на океанских волнах. Вверх-вниз! Вверх-вниз! Вверх-вниз! Меня повело, и я упал на спину, уставившись тупым взглядом в насмешливые облака. Народ вокруг заржал, а я пытался вспомнить что-то, но что именно я должен вспомнить, никак вспомнить не мог. А вот облака знали точно, что я забыл, и смеялись надо мной, толкая друг друга рыхлыми перистыми локтями. Ой! Что-то завертелось небо над головой, превращаясь в серебристую воронку, которая втянула в себя и облака, и оленей, и даже тундру. Я оказался в безбрежной пустоте…
— Ой, блядь! Вы что творите, суки! — заорал я, когда ледяная вода приняла мое исстрадавшееся тело.
— Прости, братан! — извиняющимся тоном ответил Карась, вытаскивая меня из проруби. — Но мужики сказали, что это верное средство. Ты давай, приходи в себя. Тебя бугор требует.
Мне принесли сменную одежду, и я начал переодеваться. Боже, как мне не хватает Рыжика. Но своего, прошедшего огонь, воду и медные трубы секретаря я побоялся тащить в такой непростой Сургут.
— Требовать он будет отсос у своей секретарши, — простучал я зубами. — А меня он может только попросить. Так ему и передай.
— Зря ты так, — укоризненно посмотрел на меня Карась, когда стоявший неподалеку чиновник окружной администрации рванул с места, взбивая снег, словно молодой олешек. Видимо, побежал докладывать радостную новость. Мол, новый владелец нефтяной компании пришел в себя и пребывает в самом благостном расположении духа.
— Ты, Вован, так и не понял ни хуя, — спокойно ответил я, вливая в себя горячий, до невозможности сладкий чай. — Тут все как на зоне. Сначала тебе сказали соль передать, потом чужое полотенце поднять, потом фурункулы давить будешь, а затем переедешь спать под шконку. И там молиться начнешь, чтобы кому-нибудь твоя жопа не приглянулась. Вот бугор местный сразу к делу захочет перейти, то есть к жопе. Забьемся?
Карась переглянулся с подошедшим Штырем и увидел, как тот согласно кивает.
— Не буду, — помотал башкой товарищ после недолгого раздумья. — Похоже да, захочет на нас оброк повесить. Я там слышал кое-что…
— Молодец, быстро вкурил, — похвалил я его. А совсем скоро тот же халдей, что донес до высокого начальства все особенности моего уличного воспитания, нарисовался рядом, сияя паскудной улыбочкой на масленом лице.
— Иван Федорович приглашает в чум. Шашлыки поспели, Сергей Дмитриевич! Пальчики оближете!
Чум и шашлыки! Это что-то новое.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал я, с шумом допивая чай. — Уже приглашает. Видишь? Пару раз его на хуй пошлем, и он еще записываться на прием станет. Ты, Вова, запомни, чиновник — он как солдат. Его, куда ни целуй, везде жопа. Поэтому целовать его не надо. Он тебе не друг, и никогда им не станет. Ты приблатненный коммерс в его глазах, а он власть. Он тебя или иметь должен во всех позах, или бояться до судорог. Середины тут нет, и быть не может. Так что таким надо платить за дело и требовать неукоснительного исполнения. Потому что если он тебя оседлает, то делать не станет вообще ничего, зато выдоит досуха. Они, бляди, все одинаковые.
* * *
— Очнулся? — на лице главы Администрации автономного Ханты-мансийского округа сияло выражение заботы и самого искреннего участия. — Ух, я им покажу! Непривычного человека мухоморами накормить! Хотя… Ты малый молодой, крепкий. Для тебя это просто экзотика.
— Очнулся, Иван Федорович, — сказал я, — вашими молитвами.
Шашлык из какой-то местной рыбы оказался просто бесподобен. Из меня ихтиолог, конечно, на троечку, но даже я вкурил. Из рыб знаю только Карася, вот он рядом сидит, наворачивает. Вкусно до того, что с ума сойти можно!
— Вот нет у вас в Москве такой рыбы! — торжествующе заявил глава — лысый упитанный боров с большими амбициями. — А тут! Природа! Рыбалка! Охота! Благодать!
— В Лобне! — механически поправил я его, и он сбился.
— Что в Лобне? — на щекастом лице появилось легкое замешательство.
— Мы не из Москвы, — пояснил я, вытирая губы полотенцем, украшенном вышитыми оленями. Тут везде эти олени. И в упряжке, и в виде сапог, и даже в холодильнике. Теперь на полотенце вот.
— Мы из Лобни все, — еще раз пояснил я. — И пацаны, которые Богунова на мороз выпнули, тоже из Лобни. — Ты же, Иван Федорович, это хотел обсудить?
Я как-то читал, что персидские шахи умели отдавать команды движением брови, не меняясь в лице. Судя по всему, этот умел командовать силой мысли, потому что и его замов, и стайку ответственных товарищей из городской администрации словно ветром сдуло. Мои пацаны тоже встали и ушли, неся в пальцах по три шампура. Они спортсмены, им много кушать нужно.
— Ты прямо к делу хочешь перейти? — серьезно посмотрел он на меня, ничуть не напоминая того рубаху-парня и балагура, каким был вчера вечером.
— А чего тянуть? — удивился я. — Вот не верю в свое обаяние. Я забрал компанию, и я теперь тебе нужен. Давай, начинай! Моя очередь. Я должен понять, нужен ли ты мне.
— Ты забываешься! — Иван Федорович начал наливаться багрянцем. — Ты что о себе возомнил!
Я оглянулся, дым из костра послушно поднимался в дырку в вершине конуса чума. Или это яранга? Совсем не пасу в местных шатрах.
— А ты? — я пристально посмотрел на главу округа. — Тебя вот-вот губернатором назначат, но скоро эта должность выборной станет. Зацени свои шансы без меня в этот поезд запрыгнуть. Москвичи они такие… Злопамятные!
— Ты, шпана лобненская! — пошел пятнами Иван Федорович. — Да я тебя в порошок сотру!
— Голым из кабинета на мороз отправишься! — спокойно ответил я, еще наливая себе чаю. — Как Богунов, дружок твоей. Пол-ляма зелени Гиршу, и в твоем кресле мой человек сядет. А головная компания в Лобню переедет, и в этом автономном округе люди ягелем питаться начнут, как вон те олени.
Я распахнул полог чума, ткнул пальцем в стадо, что паслось рядом. Будущий губер побледнел, достал такое же полотенце, как у меня, и вытер им пот с лица.
— Так что давай, Иван Федорович, перестань выебываться и говори прямо, чего хотел. Уверен, мы договоримся. Мы же люди разумные. Но если еще раз попытаешься меня через колено согнуть, я так отвечу, что тебе мало не покажется, отвечаю.
— Значит, не врут про тебя люди, — усмехнулся он вдруг, успокоившись совершенно. — Говорят, из тебя можно гвозди делать, как у Маяковского.
— Иногда даже для гроба гвозди, — прозрачно намекнул я. — А так да, тебя верно курсанули. Чалился я два раза. И оба раза по серьезной статье. Так что не будем ходить вокруг да около…
— Ты компанию забрал! — глава, наконец, принял правила игры. — Где мой интерес?
— А ты что сделал, чтобы я ее забрал? Или ты к этому отношение какое имел? Там посерьезней тебя люди получают, сам понимать должен, — лениво спросил я, жадно вгрызаясь в сочный, брызжущий соком шашлык. Интересно, что за мясо? Ведь явно не рыба. Неужели олень?
— Я здесь власть! — Иван Федорович с трудом сохранял самообладание. — Мне тут все подчиняются!
