– Однако не умаляй того факта, что это важное событие в твоей жизни. И кто же твоя супруга? Кроме того, что она ирландка, ты так и не соизволил сказать ничего вразумительного.
Кто на самом деле Моргана О'Райли? Вопрос довольно сложный, чтобы дать на него краткий исчерпывающий ответ. В первую очередь она, конечно, женщина, которая заставила его сердце биться чаще. Во вторую – пиратка, доставившая немало проблем. И эта её связь с джентльменами удачи заставляет Бентлея распутывать последствия, как морские узлы. Кроме того, она дочь, сбежавшая от своего отца, гонимая обидами и благородной целью. И всё это Моргана – благородная, звонкая, как струна, и острая, как лезвие её кинжала.
– Что именно вы хотите знать, мама? – Кеннет опускает бокал на стол, и едва тот касается белой скатерти, Валерия напрягается. Её маленькая фигурка становится ещё меньше. Разговор явно не из тех, что приятно слушать посторонним людям, особенно не испытывающим к Моргане тёплых чувств.
Бентлей был бы глупцом, если бы не замечал, как иногда мисс Валерия смотрит на него и какой болью в её глазах цвета тёмного дерева отзывается внимание Кеннета к О'Райли. Все мысли о ней, все чувства – Валерия ещё плохо скрывает их. Её легко прочитать. В ней говорит наивная, почти детская влюблённость в него как в мужчину, под защитой которого она сейчас находится. Но он готов всегда видеть в ней протеже, а не возлюбленную.
– Как её зовут хотя бы, Бентлей. Кто она, откуда, быть может, как выглядит. Я не сомневаюсь в твоём выборе, но…
В этом «но» Бентлей видит страх и тревогу, нежелание признать, что он уже не маленький мальчик, а мужчина, принимающий свои решения, пусть и не всегда правильные. Только лучше бы она спросила, как он выжил. Кеннет берёт в руки вилку.
– Зовут её Моргана. И родилась она в графстве Каван, это в Ирландии, – он поджимает губы. – А ещё она была несколько раз осуждена и приговорена к казни через повешение. Я сам лично посодействовал тому, чтобы её обвинили в самых ужасающих преступлениях. В том числе в моём убийстве.
Уж лучше мать узнает всё напрямую от него, нежели прочтёт в газетах. Может, до Бейквелла слухи доходят медленнее, но лондонские газеты – безобразный рассадник сплетен о жизни богачей. Лондон любит толки. Людей здесь возбуждают некрасивые и весьма сомнительные вещи.
– Ты женился на преступнице? – Мэрилинн прикрывает рот ладонью. Тот самый жест, который раздражает Бентлея в женщинах настолько сильно, что он не может удержаться, чтобы медленно не моргнуть.
– Я женился на ней до того, как её обвинили в моём убийстве. Тогда она уже не была преступницей, а честным капером на службе Ост-Индской компании. Это вещи разные и, в сущности, совершенно несовместимые. Те, кто служит Компании, не могут быть преступниками. Я бы не допустил подобного.
«Допустил, ещё как допустил», – отзывается внутренний голос Бентлея. Ещё и позволил себя обвести вокруг пальца. Но любовь часто заставляет людей обманываться. В первую очередь, конечно, касательно возлюбленных. И всё же, как он пришёл к мысли однажды ночью, он не винит Моргану в собственной смерти. Она знала и видела больше. Опьянённый успехом, он счёл себя слишком талантливым, чтобы вот так прислушиваться к словам женщины.
Горький вкус сожаления на корне языка заставляет его сделать ещё один глоток, прежде чем притронуться к еде. Ужин действительно приготовили с особым старанием, хотя куриный бульон уже остыл, а значит, и мясо, и жареная рыба окажутся такими же холодными. Потому Бентлею всегда нравилась незамысловатость подачи блюд во флоте. Там нужно было есть быстро, но еда всегда оставалась тёплой. Может, не самой вкусной, зато согревала изнутри, как и грог.
– Она красивая? – интересуется леди Кеннет.
Бентлея возмущает этот вопрос. В привычном смысле мать бы сочла Моргану не просто не красавицей, а скорее бедняжкой с изуродованным лицом. Но Кеннет знает: не будь шрама, даже самый взыскательный глаз заметил бы благородную остроту в чертах О'Райли. И с её стороны всегда было умно держаться холодно, почти отстранённо. Если бы она растрачивала себя на улыбки всем и каждому, то свела бы с ума немалое количество мужчин.
Но чувства вспыхнули в нём не из-за лица, не из-за манер и знатного происхождения. Всё это не имело смысла. Красивым был её ум – незаурядный, не женский, а что ни на есть ум капитана, который знает не только свою должность, а как правильно управляться с судном, которым она командует.
– Да, она красивая, – сдержанно произносит Кеннет. – Настолько, насколько вы сможете её себе представить. За ней наблюдают другие, как за звездой – то есть издалека.
Лорд опускает взгляд себе в тарелку.
– И у меня нет времени, чтобы забавляться с красавицами en passant [62]. Если вы мне позволите, мама, то я хотел бы как можно быстрее, не задерживаясь больше ни дня в Лондоне, отправиться за ней.
Даже если она ему не позволит, Бентлей всё равно отправится в Ирландию – искать удачу там, будто то завещала ему О`Райли.
* * *
Библиотека выглядит самым необжитым местом во всём доме. Пыль на полках уже перекатывается клубками, а на каминной решётке появилась тонкая паутина, и всё же есть в ней особый уют из-за большого количества мебели и разнообразных книг, а рояль добавляет особой атмосферы – когда-то в этом доме играли музыку. Бентлей не помнит, чтобы клавиш вообще касались чьи-либо пальцы, кроме пальцев Валерии, но он знает, что его мать умеет играть, как и полагается каждой образованной женщине.
Он опускается на банкетку, обитую зелёным бархатом. Смахивает пыль и поднимает крышку. Пальцами лорд проводит по гладким клавишам. Но спокойствие нарушает леди Кеннет – заходит, будто только и искала возможности поговорить с ним наедине. Бентлей раздосадованно вздыхает. Что ж, мать имеет полное право прервать его одиночество и побыть с ним подольше, чем просто один ужин за общим столом.
– Вы не пошли спать, матушка? Что-то случилось? – Бентлей опускает крышку и сжимает крышку здоровой рукой.
– Нет, всё прекрасно, Бентлей. Мисс Валерия дала мне лауданум [63], так что я смогу отдохнуть, но чуть позже. – Леди Кеннет садится в кресло возле инструмента.
– Лауданум? – Одно слово заставляет его почувствовать раздражение. Опиум стал проблемой их семьи, когда сестра полюбила его вкус. И мать готова принимать то, что убило её дочь? Бентлей с трудом находит в себе силы, он протягивает ладонь, не думая о том, как она трясётся. – Мама, отдайте его мне. Добровольно, если не хотите, чтобы я принуждал вас.
Леди Кеннет не колеблется, она достаёт крохотный пузырёк из кармана и подаёт его Бентлею. Кеннет сглатывает, но забирает лауданум.
Он избавится от него. И проследит, чтобы его не было в доме. Пусть Ост-Индская компания торгует им с Азией, но он не потерпит, чтобы эта напасть вернулась к нему в особняк.
– Теперь расскажите, что же с вами, мама? – Он пытливо и внимательно смотрит на мать, осторожно ставя пузырёк на крышку рояля. Ему не хочется, чтобы матушка чувствовала себя как на допросе. Но менее строгим быть у него не получается.
– Что с тобой случилось, Бентлей?
С ним случилось не мало, чтобы всё это можно было вместить в один ответ, короткий и лаконичный. Он прикоснулся к магии, умер, превратился в чудовище, а затем воскрес и вернулся. Но уже каким-то другим, не тем, кем себя помнит. Бентлей перебирает слова, выбирает, как лучше начать.
Никак. И потому бы лучше не пересказывать историю.
– У меня было задание от его величества. Тогда я отправился не решать дела Ост-Индии, а узнать об артефакте, что позволил бы Англии приумножить капитал и… много иных вещей.
Кеннет обобщает. Он как сейчас помнит письмо от Георга, где он пересказывал слухи и настоятельно рекомендовал в них поверить. И всё же за столько лет Бентлей так и не нашёл объяснения, как вообще король узнал о Сфере и почему решил, что затея стоит внимания.
