– Здесь осталось немного воды из того источника, – да Коста кладёт флягу на ладонь Кеннета, и лорд нервно сглатывает. Сначала она отдала ему кольцо, теперь флягу. Сколькими ещё вещами из пожитков Морганы обладает Валерия? На мгновение он чувствует неприязнь, будто её действия сравнимы с расхищением могилы. Он успокаивает себя тем, что хотя бы что-то осталось ему от человека, которого он любит.
Бентлей взвешивает флягу на ладони, затем трясёт её. Воды в ней не больше половины. Но даже если его спасло не погружение, а один только контакт с ней, быть может, ему на что-то и сгодится фляга.
– Спасибо, – лорд кивает в знак благодарности, крепче стискивая вещь, словно в любой момент кто-то может попытаться у него её отобрать. Глупость, никто даже не попытается это сделать. Но он держится за флягу, как за очередную надежду на спасение.
– Не оставляйте меня в Лондоне, лорд Кеннет. Пожалуйста, – тихо произносит да Коста. – Ваша матушка очень милая, прекрасная женщина, но я не хочу здесь находиться. Умоляю, не бросайте меня!
Кеннет шумно вдыхает:
– Хорошо. Пусть ваша служанка соберёт ваши вещи.
* * *
Из всех кораблей Бентлей выделяет исключительно линкоры. Всё дело в их величественности, возвышенности и, пожалуй, схожести с его собственными огромными амбициями. Ему всегда хотелось большего, чем он имеет. И через огромные поступки и вещи было и есть одно-единственное желание – демонстрировать своё собственное превосходство, в котором он не сомневается. Но всё же отправиться с рядовым визитом в Дублин на собственном линкоре не просто не умно и очень затратно – подобное может привести к политическим волнениям, чего Кеннету совершенно не хочется. Особенно когда он только вступил в новую должность.
Должность, о которой не имеет ни малейшего представления. Власть всегда идёт рука об руку с обязательствами. Но где Бенгалия, а где Каван и желание Кеннета вернуть Моргану.
Бентлей никогда не был в Ирландии, и всё, что ему известно о стране варваров, это то, что война с людьми, населяющими зелёный остров, никогда не прекратится. Даже если он сам костьми ляжет для того, чтобы утихомирить своевольный и дьявольски жестокий народ.
По привычке Кеннет хочет завести ладони за спину и сцепить пальцы между собой, но рука всё ещё предательски ноет, и каждое движение для него пытка. Будь проклята эта Джессика. Он не верит, что Бог её за что-нибудь накажет, но искренне желает, чтобы нечто подобное случилось. Хотя бы пусть молния ударит в крышу её нового дома.
Холодный ветер ударяет в лицо, Кеннет морщится, а в уголках глаз выступают слёзы.
– Идя на войну – молись, выходя в море – молись вдвое, – неожиданно рядом с ним произносит Оливер Спаркс, окидывая взглядом «Последнюю фантазию».
– Мне нравится, что, увидев ад наяву, вы всё равно продолжаете придерживаться идеи, что какой-то силе извне есть дело до молитв.
– Всего лишь поговорка, лорд Кеннет. Людская мудрость, не зря же о таком толкуют.
Бентлей хмыкает:
– Это как: ничто так быстро не излечивает любовь, как солёная вода и расстояние? – Он оборачивается к Спарксу, чтобы посмотреть на его реакцию.
Они оба знают, что это не так. Ни годы, ни расстояние, ни даже смерть не обточили любовь Кеннета к Моргане. Скорее, они даже сделали чувства абсолютными. Ни у кого уже не должно было остаться сомнений: она не мимолётное, не взбалмошное увлечение. Эта девушка, руки которой он так страстно желает, его единственная любовь.
– Пойдёмте, мистер Спаркс, чем дольше мы тут стоим, тем больше вероятность, что у нас появятся все шансы застрять на несколько дней на выходе из порта.
Они всходят по трапу на борт брига, всё это время Валерия не отпускает локтя Кеннета. Команда уже вовсю готовится к отплытию, и лишь Джеффри стоит на капитанском мостике совершенно несчастный и нервный. Бентлей может понять его волнение. Хотя бы потому, что его окружили солдаты и некоторые добровольцы, которые когда-то уже состояли на морской службе, а не разношерстные пираты, подхваченные в пабах и тавернах, как какая-то отвратительная болезнь. Джеффри придётся соблюдать правила. А практика показала, что он на такое не способен.
– Спаркс, займитесь подготовкой. Раздайте обязанности. – Куда мягче Бентлей обращается к Валерии: – Мисс, позвольте мне откланяться. Я заметил, что наш капитан чем-то взволнован. Мне следует поговорить с ним, нам нужна твёрдая рука и холодная голова, которая смогла бы отдавать правильные и грамотные команды экипажу «Последней фантазии».
Речи и быть не может о том, чтобы Джеффри сам принимал хоть какие-то управленческие решения. Всё будет согласовываться только с Бентлеем. И всё же показать значимость Джеффри надо, хотя бы в глазах экипажа, да и Валерии в том числе. Ему хочется отвлечь да Косту от себя.
Он слабо представляет, как можно вернуть Валерию на родину к её родителям, когда война [65] начинает разгораться с новой силой. Бентлей ознакомился с последними новостями: Мадрид отказался даже от Гибралтара, Франция с каждым днём сдаёт позиции, рано или поздно Испании придётся принять участие в войне. В идеале – на стороне Англии, чтобы оказаться рядом с победителями. Но Кеннет сомневается, что в этом конфликте испанцы выступят за них. А потому всё сложнее придумать, как же поступить с Валерией.
В голове то и дело мелькает мысль – обручить Валерию с человеком богатым, известным и желательно с идеальной репутацией. Чтобы не смел обидеть её и боялся вздохнуть, зная, что Кеннет приглядывает за ними. Джеффри не подходит под эти определения. И всё же иногда Бентлей поглядывает в его сторону.
Быстрым шагом Кеннет поднимается по лестнице на капитанский мостик. Джеффри тут же отпускает штурвал, на что лорд лишь усмехается.
– Спокойнее, Джеффри, я не собираюсь вас отчитывать, – вежливо обращается Кеннет к капитану. – Это же ваш корабль.
По документам, конечно же, нет. Бентлей оформил всё на себя, чтобы ни у кого не было вопросов. Да и не способен Джеффри, не имеющий и шиллинга за душой, расплатиться с солдатами и моряками.
– Я не думал, что вы будете на меня орать. – Корморэнт потирает ладонь, перехватывает манжету рубахи – новенькой, чистенькой. Джеффри отмыли, приодели, причесали и побрили. Сделали из него человека и в первую очередь капитана. Оборванцев весьма редко воспринимают всерьёз. Ему ли не знать.
Кеннет касается резной перекладины. Он смотрит, как матросы снуют по палубе, и эта картина отсылает его мыслями в прошлое. В то самое, когда он вот так же бегал по палубе.
– Знаете, Джеффри, постарайтесь завоевать уважение команды. Экипаж будет меня слушать, но не хотелось бы всегда находиться рядом с вами и решать ваши проблемы.
Корморэнт огрызается в ответ:
– Почему бы вам, лорд Кеннет, не заняться своими делами? Ну, знаете, направиться в каюту и почитать умные книги, пока мы не доберёмся до этой вашей Ирландии. Значения не имеет, чем вы займётесь. Просто…
– Туше, мой юный друг, – спокойно произносит Бентлей, он отпускает перекладину и поворачивается спиной к Джеффри, чтобы взглянуть на безобразный, унылый в своей серости утренний Лондон. Печальные дома провожают их чёрными глазами. Когда он уходил из Лондона в последний раз, кажется, была весна. Ветер дул особенно тёплый, ласковый, наполнял сердце верой в лучшее, а мысли – радостью и предвкушением скорых побед.
Кто бы мог подумать, что время летит так быстро.
– Знаете что, Джеффри, а я воспользуюсь вашим предложением. И пожалуй, осмотрю каюту капитана. Надеюсь, что вы ещё не выбросили все вещи, нажитые непосильным трудом предыдущего владельца.
Конечно, прошло слишком много времени, чтобы среди вещей в каюте можно было найти хоть что-то, принадлежавшее Моргане. Но ему кажется, что он так ещё немного прикоснётся к тому, чем она жила последний год перед смертью. Бентлей по-отечески похлопывает Джеффри по плечу. И, оставив его один на один со своими мыслями, спускается и уверенным шагом идёт к каюте капитана.
