Стены кузницы, почерневшие от копоти и времени, были увешаны инструментами: молоты разных размеров, клещи, наковальни, подковы и полуготовые клинки. Каждый предмет казался продолжением рук кузнеца, его воли и мастерства. На полу валялись куски металла, осколки угля и стружки, словно следы битвы между человеком и стихией.
В центре помещения стояла массивная наковальня, ее поверхность была испещрена следами бесчисленных ударов. Рядом, сгорбившись над горном, работал молодой парень, статью походивший на Брана. Его могучая фигура, освещенная алым светом пламени, казалась высеченной из камня. Руки, обтянутые кожей, почерневшей от копоти и огня, двигались с такой точностью и силой, будто он сам был частью этого древнего ремесла.
Звон молота по металлу, каждый его удар отдавался в груди, словно сердце кузницы билось в унисон с мастером. Искры, словно огненные искры, разлетались во все стороны, превращаясь в мимолетные звезды, рожденные в этом аду и умирающие в мгновение ока.
Кузница была не просто местом работы — это был храм, где рождались мечи и доспехи, где огонь и железо подчинялись воле человека, чтобы стать орудием войны или мира. И я, стоя на пороге, чувствовал, как древняя магия этого места проникает в мою душу, наполняя ее трепетом и уважением к труду, который здесь вершился.
— Антип, отвлекись от работы. Надо воина обрядить, — сказал Бран вроде бы тихо, но парень услышал.
Подслеповато сощурив глаза, он будто просканировал меня взглядом, а после шагнул к дальней стене, где висела броня и было кучей свалено оружие.
— Эта подойдет, — швырнул он мне кольчугу.
— Э-эм, мы вроде на кожу договаривались, — с сомнением посмотрел я на плетенное железо у себя в руках.
— Кожа херня. Жарко в ней и одноразовая. Один раз рубанут и только выкидывать. А эту и в полевых условиях починить можно. И носить ее легче, потому как она сама легче. Тонкая кожа даже от дождя толком не защитит, а в многослойной сам от жары сдохнешь. Да и неповоротлив станешь, будто слон. Так что носи с поддоспешником и радуйся жизни. А вот насчет оружия…
— Я универсал.
— Значит, подойдет короткий меч и пара метательных ножей. Умеешь обращаться?
— Приходилось.
— Ну вот и ладно. Еще что?
— Все, Антип. Как закончишь, крикни. Я к деду Митяю схожу, кваса налью. А то взопрел что-то, — сказал Бран, выталкивая меня в дверь.
Там нас встретила уже приплясывающая от нетерпения Мавка. Вот бедовая девка!!!
Оттолкнув кузнеца, она принялась меня обряжать, да так быстро, что я и сам не заметил, как оказался с виду прям русский богатырь. Шлем она показательно проигнорировала, буркнула:
— Только мешаться в траве будет.
Вместо отвергнутого шлема она повязала мне на лоб широкую ленту.
— Вот, от комарья спасает, да и пот в глаза не капнет.
— У вас тут и комары есть? Они что, тоже, блин, светлые⁈ — охренел я.
— У нас тут и туалеты есть. Забей. Разницы между жизнью в Яви и Вырии не почувствуешь. Все, погнали. Наших я уже предупредила — ждут за воротами.
— А на постой… — успел только заорать я, совсем не обрадованный перспективой вот прям сейчас куда-то мчаться, но кто б меня слушал…
Бешеная лошадь возникла прям у меня между ног, и мы опять понеслись сквозь дома, пугая жителей.
Я и глазом, полным слез, не успел моргнуть, как мы вылетели из городка и помчались куда-то дальше. Ну, и конечно же, не заметил, как нас стало сопровождать восемь морд, едущих кто на чем горазд — кто-то парил на змее с двумя головами, один ехал на каменной печке и бренчал на балалайке. Одна девка — ну точно, ведьма! — летела на ступе, подгоняя ее метлой по бокам. Очередная красотка мчалась, оседлав волка, и кажется, о чем-то с ним на ходу спорила. Еще и яблоком аппетитно хрустела. Но больше всех оригинальничал суровый на вид мужик, что летел на нами, держась за бороду какого-то карлика. Тот смешно ругался, отчего богатырь неприлично ржал.
Видать, в паноптикуме был день открытых дверей, и все разом оттуда сбежали. Причем не тихо, как и положено арестантам, а с криками, шумом и прочими проявлениями лихой удали и невоспитанности.
Я же, со всей дури вцепившись в талию Мавки, молился всем богам, чтобы не упасть. Потому как тогда меня никакой лекарь не спасет — ну не могут они сращивать сломанную шею. Благо, что эта бешеная лошадь двигалась достаточно плавно и без рывков.
Куда мы скакали, я даже представить не мог — скорость была слишком большой, и внешний фон просто слился для меня в размазанную картину.
Не имея других занятий, я тем временем решил немного прорефлексировать и понять — что за херня тут происходит? И главное — что со мной не так? Во что я превратился — из брата императора, его карающей длани, в безвольный кусок мяса, который пробуют на зуб и пытаются проглотить все, кому не лень.
И чем больше я над этом думал, тем меньше мне нравилось происходящее. Мое прошлое, будто до этого чуть подернутое пеленой, становилось все ярче. Не знаю, как так вышло, но двигаясь на спине коня вперед, я мысленно двигался назад по своей прошлой жизни. И чем дальше, тем меньше во мне оставалось от Видара и становилось больше от Кости. К добру это или к худу, но такова реальность, которую я вольно или невольно стану менять под себя. Потому что не могу иначе.
Опять резкое торможение, да на полном ходу, да еще и внезапное. Но на этот раз я был готов и вместо того, чтобы покатиться кубарем, как, наверное, этого ожидала псина, я мягко спружинил, взлетел в воздух и так же мягко опустился на ноги. Ну и замер, засунув в рот травинку, с самым невозмутимым видом. Травка оказалась жутко горькой, поэтому мое лицо с легкостью перекосила гримаса недовольства и полного равнодушия. Ну вот так вот — два в одном.
— А он хорош, — мне по жопе слегка ударили, но прежде чем я смог схватить нахалку, она уже переместилась метров за пять от меня.
— И не из пугливых, — девка из ступы попыталась повторить трюк первой, но я был начеку и сам прошелся рукой по ее заднице.
— Ты тоже ничего, — все так же равнодушно ответил я.
— Умеешь держать баланс — хорошо, — Мавка была чуть раздражена тем, что не получилось устроить шоу с моим падением.
— Плохо, что у тебя за столько лет процесс торможения не отработан, -вернул я ей комплимент.
— Он тебя хотя бы полапал, пока вы неслись? — девчонка опять аппетитно захрустела яблоком и, поймав мой голодный взгляд, кинула мне такое же. Вкусное.
— Ага, все сиськи мне измял, извращенец, — с готовностью подхватила тему Мавка.
— Брехня. У тебя на них броня. Но если снимешь ее, могу полапать, если уж так хочется. А если скинешь низ, могу не только полапать.
— Скудоумие и отвага, — произнес мужик на печке, окутываясь щитами.
Впрочем, так сделали все присутствующие, кто видел Мавку. А эта явно обиделась. Глазами засверкала, волосы дыбом встали, как после сушки феном, в руках зазмеилась водяная плеть.
А я все так же спокойно стоял, грызя яблоко. Ну не впечатлила она меня ни разу. Видар прежний, может, и испугался бы мощи, вложенной ею в плетение, но не я. Найдется, чем ответить, если она все же решит ударить. Но тогда ни о каком сотрудничестве речи быть не может. Потому как и доверие мое, и уважение она потеряет. А как с таким настроем идти в бой?
Дважды за один день попытаться меня унизить — это ровно на два больше, чем допускается. Третьей попытки я не стерплю. Поэтому и приготовился к ответке.
В местной магии я пока не сильно разобрался, но жахнуть светом могу так, что мало не покажется. Тем более им тут было все пронизано и он охотно откликнулся на мой зов.
Эта же дурочка стала крутить петли, восьмерки, наносить удары рядом со мной, не пытаясь попасть по мне. И все так же не сводила с меня своих гневных глаз.
Ухмыльнувшись, я достал из кольца бутылку с водой и сделал маленький глоток — жарко сегодня. Потом булочку с сосиской и принялся все с таким же равнодушным видом жевать.
И вот подобного пренебрежения она стерпеть не смогла. Плеть свистнула, и булка, выбитая из моей руки, упала на землю. Подобного обращения с хлебом я стерпеть не мог. Хрустнув шеей, я впервые позволил эмоции скользнуть на свое лицо, а после ударил…
