– Милый… – Она отрицательно покачала головой. – Никак…
– Ну, хотя бы на часок, посидим, чаю попьем?
– Я бы осталась, но мне надо в театр. У нас еще репетиция. Я сегодня танцую танго. Моя героиня танцует. Знаешь, как пьеса называется? «Две жены Адама».
– А у него разве не одна жена была? Ева?
– А вот и нет, милый. Первой женой была, не поверишь, Лилит. Непокорная, злая, самовлюбленная. Никого не напоминает?
Савва хотел дерзнуть и спросить: «Тебя?»
– Адам от нее отказался, кстати, – добавила мать. – Не сдюжил, бедолага.
– А ты кого играешь? – спросил Савва.
– Ее играю, милый. Лилит, – усмехнулась она. – Добродетельных героинь играть скучно, а вот таких змей, как Лилит, самое то. Для меня, по крайней мере. Ладно, полечу, меня машина ждет. На премьеру обязательно приглашу.
Она горячо и звонко поцеловала его в щеку и ушла. А он остался с двумя авоськами в коридоре переварить услышанное. Дверь в их комнату открылась, вышла Лилит. Вальяжно привалилась к косяку, как она умела это делать, скрестила руки на груди.
– Ну что, купила тебя мамочка разговорами?
– Ты все слышала?
– До единого слова.
«Останься, мамочка, на ночь. Ах нет? Ну тогда чайку попьем. Опять нет? Да что же это такое… А ты точно моя мамочка?»
– Вы обе хороши, кстати.
– А ты подумал, куда бы я делась, если бы она оттаяла и осталась? Сидела бы как мышь в нашей комнате? В шкафу бы змейкой свернулась?
– Прости, у меня вырвалось.
– Да, да. – Она отвалилась от косяка. Яркие зеленые глаза уже заволакивало пеленой гнева. Но не к нему был обращен этот гнев. – Значит, я бедовая шалава? Порченая тварь? Кто я там еще, исчадие ада?
– Этого она не сказала.
– Правда? Ну спасибо ей. А могла бы не церемониться.
– Кто такой этот Витек?
– Какой Витек?
– Ты знаешь – ты все слышала.
Это напоминание разом остудило сестру – Лилит нервно пожала плечами:
– Так, ухажер был.
– Он правда бросился с крыши и разбился? Из-за тебя?
– Откуда я знала, что он такой дурак?! – взорвалась она. – Что выполнит обещание?!
– Так он обещал спрыгнуть?
– Да, обещал. Сказал: «Люблю тебя! Но если ты меня не любишь – я брошусь с крыши». Я не поверила. Решила: шутит дурачок. Да и не любила я его – и так ему и сказала. Чего мне врать-то? С какой стати? «Хочешь прыгать, – говорю, – прыгай». А он взаправду бросился и разбился. Теперь мне с этим жить. Ничего – справлюсь как-нибудь.
– А почему ты мне об этом не рассказала?
Лилит вскинула брови:
– А почему я должна была тебе об этом рассказывать?
– Ну просто, я же твой… – Он осекся.
– Брат?
– Да.
– Вот поэтому и не рассказала. Чтобы ты не мучился и голову себе лишним не забивал. Был дурачок – нет дурачка. И хватит об этом. Ну какая же она стерва, – покачала головой Лилит.
– Кто?
– Кто-кто? Наша матушка, заступница и распутница.
– Не говори так.
– Почему не говорить? Если это правда?
Савва отрицательно замотал головой:
– Неправда.
– Еще какая правда. Знаешь, как она репетирует? Как она танго танцует, знаешь?
– Как?
– Каком кверху, как говорил один мой старший приятель, вот как.
– Хватит, а? Тебе не мерзко?
– Мерзко, когда я думаю о ней. – Лилит хитро прищурилась: – Любишь ее?
– Конечно, она же моя мать.
– И что с того? Она и моя мать тоже. Но я ее ненавижу.
– Это плохо, Лиля, неправильно.
– Но так есть. Она не только меня бросила, но и тебя. Куда она сейчас понеслась? Проговорила с тобой пять минут – и деру дала.
– В театр.
– Ну разумеется, куда же еще? У нее же танго. Ладно, вечером я тебе кое-что покажу.
– Что покажешь?
– Дождись вечера. А пока что свари нам макароны и пожарь яичницу. Я проголодалась. Не сваришь и не пожаришь – тебя съем на ужин, братец Саввушка.
– Куда мы идем? – спросил он поздним вечером, когда они шагали через городской центр.
– Посмотреть на одно представление.
– На какое?
– Сейчас узнаешь. Может быть, даже что-то увидишь.
Было уже темно. Скупо горели окна в домах. В одном из дворов звучала переливами гитара. Лилит завернула в ближайшую арку, он за ней, и оба оказались в мрачном и темном колодце.
– Знатный дом, кстати, – сказала Лилит. – Тут режиссеры и композиторы проживают. И прочие деятели культуры. Звезды театра и филармонии. Нам вон на ту пожарную лестницу, – кивнула она на дальнюю стену.
– Зачем?
– Надо.
– Да зачем надо-то? Чего ты крутишь?
– Ты хочешь что-то понять в этой жизни или нет? Или дурачком решил прожить? Слушай старшую сестру – набирайся ума.
– Мы какую-то гадость сейчас делаем, да? – возмутился Савва.
– Вся жизнь – одна большая гадость.
– Ответь, – потребовал он.
– Не отвечу, но обижусь, – предупредила Лилит. – Будешь завтракать, обедать и ужинать в гордом одиночестве. Честное слово. Да что ты за парень такой, что боишься на пожарку залезть?! – теперь уже со всем пылом возмутилась она.
– Да не боюсь я!
– Тогда лезь!
– Ладно, полезли, – сдался он.
Он обреченно вздохнул. Чего сопротивляться? Если Лилит чего-то хотела получить, она это получала. От парней, от брата. От кого угодно. Только не от матери. От той она хотела любви, но так и не дождалась подарка.
Сестра кивнула на лестницу, доходившую им до колен.
– Лезь первый, а то будешь мне под юбку заглядывать.
– Да не буду я заглядывать, – возмутился Савва.
– Будешь-будешь, – кивнула она. – Лезь, говорю. А я за тобой.
– А докуда лезть-то?
– Видишь два окна слева, у стены, едва горят?
– Ну, вижу.
– До их уровня.
– Зачем?
– Сказала надо – значит, надо.
Савва поднялся на пару метров, Лилит ловко поспевала за ним. Через полминуты они, как две обезьянки, висели на одной лестнице.
– Ой, а у меня театральный бинокль с собой оказался, – нарочито наигранно сказала Лилит. – Подарок матушки, заступницы и распутницы. Мелочь, а приятно. Виднее будет. Это все Гоша для меня устроил. Он тот ищейка. Проследил путь заслуженной актрисы Жанны Стрельцовой от работы до нового дома.
– До какого нового дома?
– А почему, ты думаешь, мать не живет с тобой под одной крышей? Почему, ты думаешь, она бросила тебя, как и меня когда-то? И почему она не пригласила тебя пожить с ней? Ладно – я. Порченая тварь. Почему тебя не позвала?
– О чем ты?
– Да все о том же. О репетиции. О продолжении сцены.
– Я хочу спуститься, – потребовал Савва.
Лилит отрицательно покачала головой:
– Я тебе не дам.
– Как это?
– А так, вначале надо будет сбить меня с лестницы. Как грушу. Только бей крепче, если что, – приторно улыбнулась она. – Я стойкая.
– Ты меня злишь, Лиля.
– Я тебя учу уму-разуму, Саввушка. – Она нацелилась биноклем на окно. – Значит, я шалава, да? Значит, это я все гублю? А вы, матушка, трудоголик, да? О! Каждый день как по часам. Иди сюда – смотри!
– Не буду, – запротестовал Савва.
– Говорю: смотри! – Она впихнула в его руки бинокль. – Это ты меня злишь, братец! Упрямством и глупостью!
– И что там?
– А ты смотри, смотри. Там аттракцион. Репетиция нового спектакля на квартире у главного дирижера филармонии, народного артиста СССР Вадима Вадимовича Окунева. Да смотри же, не будь тряпкой. Так приспичило, что даже рубашку снять не успел. Умеет актриса работать!
Но ему и самому теперь хотелось увидеть это. И он увидел. Сцену в приглушенном свете огромного ночника в форме слона, гордо стоявшего на тумбе. Действие разворачивалось на большом кожаном диване главного дирижера. Крупный косматый мужчина в рубашке, но без штанов лежал в объятиях женщины, которая оплела его голыми руками и ногами. Впрочем, она тоже не сняла платье, только задрала его повыше.
– Надеюсь, у них утюг-то есть, – усмехнулась Лилит. – А то ведь изомнутся все, как мочалки будут.
Космач интенсивно дергался на полуобнаженной даме, но и та лихо помогала ему. Савве вдруг стало нестерпимо гадко и мерзко. Это не тетю Зою на кухне увидеть в плену мужских рук. Тут похуже! Особенно жутко было видеть, как женщина накручивала бедрами под косматым мужчиной. Какие петли делала под ним.
