Он проходит по палубе, задевает ногой ведро. Вода разливается во все стороны. Разбрызгивается и на взмыленного матроса. Корморэнт, как глупый, стоит и смотрит на него и на щётку в его мозолистых руках. Когда-то и он драил палубу на «Слепом коте», и это единственное, что ему доверяли. А потом всё изменилось. Джеффри никогда не жалел о том, что с ним произошло.
– Извини, – бурчит он себе под нос и поднимает ведро, чтобы поставить рядом. Матрос поднимает голову. На Джеффри смотрит обожжённое не только солнцем, но и чем-то похлеще лицо. Смуглая кожа зарубцевалась отвратительным образом. Но волнует капитана не это. Скорее то, что он не может припомнить этого человека в рядах добровольцев, которых они подобрали.
– Простите, кэп. Виноват.
«Они» – конечно, слишком громко сказано. Спаркс сам набирал команду, Джеффри стоял рядом и просто иногда кивал для вида. Это не честное капитанство, где его выбрали. Да и вообще, когда хоть что-то во флоте было честным? Какими бы словами не клеймили пиратов, однако у них всегда проходило голосование, кого и за что принять в команду, а капитанство ещё нужно было заслужить.
Корморэнт выдыхает, он чувствует себя омерзительно. То и дело ему приходится ловить на себе высокомерные взгляды молодых лейтенантов, получивших образование с детства, – он не ровня им, это точно. Джеффри даже не старается их приструнить. Он смотрит на худощавое лицо матроса – то даже не всплывает в памяти. Был ли Джеффри до беспамятства пьян? Нет. Ну, может немного подвыпившим. Привычки так просто не вытравить.
– Как тебя зовут? – стоит познакомиться с человеком, который не смотрит на него, как на кусок дерьма.
Может, он вообще единственный на этом корабле, кто не будет плевать ему в спину, если исключить Валерию. Да и она уже начала посматривать на него, как на человека, не достойного хорошего отношения к себе. А ведь Джеффри готов отстаивать её право на возвращение в вонючую Испанию, лишь бы да Коста оказалась в безопасности. И может, Валерия уже давно не его ответственность, а лорда Кеннета, и всё же спас её не самодовольный англичанишка.
– Джеймс, кэп.
– Как насчёт того, чтобы выпить, Джеймс? – и пусть лорд Кеннет потом с пеной у рта доказывает ему, что он невоспитанный, отвратительный пьяница, пропащий человек, не знающий слова «субординация». Он его знает, уже в этом обвинения будут необоснованные! – Идём-идём, у меня в каюте припрятан ром.
Корморэнт хватает Джеймса за плечо, заставляет его подняться и тащит за собой. У него нет причин напиваться до беспамятства прямо сейчас, но настроение у него исключительно скверное, и потому его срочно нужно приподнять.
– Кэп, если боцман узнает…
– Боцман ничего не узнает. Идём. Освобождаю тебя от твоей глупой работы.
Каюта Джеффри теперь соседняя с лейтенантскими – с одной стороны квартирмейстер, с другой – боцман, и по ночам слышно, как последний громоподобно храпит. И даже единственная гостевая каюта, отданная теперь Валерии, намного просторнее его собственной. Джеффри открывает дверь. Неразумно тащить с собой первого попавшегося человека к тому месту, где хранятся твои скромные вещи. Но Джеффри всё равно, ему лишь бы найти компанию, терять ему нечего, всё важное и так забрал себе Кеннет: корабль да бутылки отличнейшего виски, что могли бы скрасить его пребывание в убогих условиях.
* * *
Джеффри опрокидывает в себя джин, расплываясь в довольной улыбке.
– Так о чём мы там? Ах да! Расскажи-ка, мне вот что, друг, – Корморэнт похлопывает Джеймса ладонью по крепкому плечу. – Как ты таким красивым-то оказался. А то вон как у тебя… морда-то перекорёжена.
Все матросы и служащие флота всегда казались Джеффри чрезмерно чистыми выходцами из благородных семей, уродство которых скрывается где-то внутри, но никак не снаружи. И в этом плане Джеймс для него человек удивительный, хотя уже и не так сильно. После всего того, с чем Джеффри довелось повстречаться, хоть как-то удивляться – победа большая. Корморэнт заглядывает в пустую кружку. Взгляд у него неслабо плывёт, хотя, может, это просто от того, что волны слишком сильно раскачивают «Последнюю фантазию». Тогда каждая выпитая кружка отзовётся ему потом не просто болью в голове. Надо будет найти бесхозное ведро. И обнять Буцефала при возможности – друга, который не оставит его в беде. Почему только он отфыркивается каждый раз, когда Корморэнт пытается ему налить? Если бы Буцефал не отказывался хотя бы от пива, то цены бы этому козлу не было. Стал бы лучше любого человека.
– Мой отец – плантатор, – Джеймс потирает ладонью здоровую щёку. – У него уйма рабов, которые занимаются сахаром. Ты знаешь, как делается сахар? Я тебе расскажу, капитан.
Корморэнт даже отдалённо не представляет, как выглядит изготовление сахара, который он с четырнадцати лет таскал мешками на своей спине. Знает только, что за повреждение мешка ему всегда полагалось жёсткое наказание либо непомерный долг и работа себе в убыток. Не клади в сырость, не давай мышам прогрызть мешковину, да головой за каждый мешок отвечаешь. И всё же он слушает вполуха про тростник, перетирку, огонь и чаны. О том, как мальчишка Джеймс по ошибке сунул голову в чан, а потом визжал, как резаная свинья, когда кожа на лице вздулась. История не из самых приятных. И Джеффри почему-то вспоминается, как воняет палёная плоть. Запах отчётливо ударяет в нос.
А затем Корморэнт несколько раз моргает, потому что Джеймс произносит невразумительную вещь:
– Почему лорд Кеннет так уверен, что он получит желаемое?
Разве он случайно обмолвился хоть о каких-то планах Кеннета, его целях и дальнейшем пути? Корморэнт морщится: нет, точно нет. Он держал язык за зубами. Может, Гарфилд? Нет, матрос не тот, кого квартирмейстер бы стал посвящать в какие-то обсуждения. Спаркс бы и вовсе слова не проронил – слишком предан Кеннету и рад, что об него бесцеремонно вытирают ноги. Тогда кто? Джеймс подслушивает у каюты капитана?
Впрочем, мысль оказывается слишком тяжёлой, чтобы можно было долго вертеть её со всех сторон и предполагать, как Джеймс что-то узнал, потому капитан предпочитает махнуть на неё рукой. Пожёвывая губу, Джеффри заглядывает в пустую кружку и, выдохнув, наполняет её. Он делает глоток и, поддаваясь порыву, выдаёт:
– Потому что он идиот, который привык добиваться желаемого. Ему всё даётся легко. Он воскрес и теперь верит, что весь такой избранный.
Хорошее слово – «избранный», благородное. И звучит прекрасно, приятно. Но избранный ли Кеннет? Пожалуй, только если для какой-то своей истории. Алкоголь развязывает язык, потому Корморэнт продолжает:
– Будь моя воля, я бы давно сбежал. Но это мой корабль, который Кеннет себе прибрал! А я вынужден продолжать на него работать, чтобы, так сказать, выторговать свою свободу.
Корморэнт ударяет кулаком по столу. Ставит кружку и подрывается с места. Он понимает, и понимает слишком ясно и чётко всё то, что крутилось у него в голове на задворках сознания всё это время. Лорд Кеннет стал слишком наглым, и кто-то должен ему сказать о том, что пора прекращать. Они не фигурки на его столе, он не имеет никакого права расставлять их так, как ему угодно.
– Лорд Кеннет, будь он неладен, должен мне за всё ответить, Джеймс! Он отобрал мой корабль! Он заставил меня на него работать. А за что? За то, что вытащил из тюрьмы? Да я и сам мог выбраться! Я, знаешь ли, не его верный прихвостень Спаркс! Да пусть он сдохнет, этот Бентлей, но я больше не позволю ему мной командовать! Я капитан этой посудины или кто?
Ему есть на кого равняться, за кого бороться. В конечном счёте Кеннет распоряжается не только им, но и бедной Валерией. Измывается над девушкой, не позволяя вернуться домой. А она больше всех – настоящий ангел – заслуживает исполнения крохотного желания. С его средствами лорд Кеннет мог легко отправить да Косту к отцу, узнав, где тот находится. И злость охватывает Джеффри всё сильнее.
Джеймс же, как порядочный человек и слушатель, смотрит на него, не скрывая удовольствия. Может, не стоит так просто устраивать браваду перед совершенно незнакомым человеком, но Корморэнт чувствует к нему доверие и потому уже не может остановиться, слишком этот темноволосый матрос к себе располагает. Или это джин так плохо влияет на обычно не буйного Джеффри.
