Парней усыновила Элизабет. А Тома официально записала опекуном, так как не собиралась отказываться от работы в разведке. Погибла она через год, нарвавшись на пулю налетчика во время ограбления банка в тихом и спокойном провинциальном городке в Огайо. Причем бандита пытались отмазать местные власти, так как он был родственником местного шерифа. Пришлось Тому и Джону (с позывным Рембо, в честь французского художника [77]) съездить в этот городок и устроить там небольшую разборку в стиле Дэшила Хеммета [78]. После чего выяснилось. что бандит и местный шериф покончили жизнь самоубийством. Причем шериф ухитрился, если верить протоколу коронера, застрелиться из личного револьвера тремя пулями в спину. Впрочем, судья округа закрыл это дело без всяких замечаний. Тем более, что к нему накануне рассмотрения дела заглянули двое приезжих и о чем-то с ним поговорили. После чего судья начал носить парик не только на судебных заседаниях. Начальники на самодеятельность Томпсона посмотрели сквозь пальцы. Попытки ФБР расследовать дело тоже ни к чему не привели, им не удалось найти ни одного свидетеля. А Том и Джон в это время вообще оказались на заданиях, причем очень далеко от границ США.
Ребят Том сначала поселил у себя, а потом отправил на учебу в закрытый интернат. И оплатил их дальнейшую учебу. После которой ребята устроились в открытую к тому времени Томпсоном частую охранную фирму.
Что интересно, русские, как потом оказалось, проводили в Польше самую правильную политику. Они не просто декларировали невмешательство во внутренние дела, они действительно предоставили полякам полную свободу. Но одновременно с предоставлением небольшой адресной помощи «коммунистическому» правительству, которая закончилась восстановлением нормальной жизни в контролируемых районах. Это со временем привело к тому, что сами жители «серых зон» и, особенно, крестьяне начали сотрудничать с «коммунистами» и сдавать им своих, изрядно надоевших грабежами и прочими безобразиями «освободителей». Причем часто созданные ими отряды местной самообороны уничтожали бандитов с такой жестокостью, что многие преступники предпочитали сдаться народной полиции. По крайней мере, арестованные полицией могли рассчитывать на проведение следствия и последующий суд. Который мог вместо расстрела просто посадить в тюрьму. А вот попавший в руки самооборонцев мог рассчитывать только на их внезапно появившуюся доброту к говорящему с ними на одном польском языке пленным. И слишком часто эти надежды оказывались напрасны. Граждане предпочитали убрать возможные впоследствии недоразумения с вышедшим из тюрьмы людьми самым простым и радикальным методом. Известным почему-то в Польше, как сталинский. Тот самый: «Нет человека — нет проблемы». В результате к пятидесятому году в Польше наступил относительный порядок, а к началу пятьдесят третьего исчезла любая оппозиция центральному правительству. Причем что интересно, вместе с оппозицией почему-то исчезли и уцелевшие во время войны евреи. Загадку их исчезновения поляки никому так и не открыли ни тогда, ни потом [79].
Конечно кое-кто из оппозиционеров уцелел. Сумев чудом удрать за границу, Теперь они сидели в Лондоне. Англичане никак не хотели мириться с потерей влияния на Польшу и даже пытались устроить несколько переворотов.
Но это была уже совсем другая история…
Кошмар на улице Вязов
Самое возмутительное преступление —
это злоупотребление доверием друга.
Г. Ибсен
Страшные преступления влекут
за собой страшные последствия.
А. Герцен
Санкт-Петербург, он же Сент-Пит, что во Флориде давно уже служил прибежищем для пенсионеров. Мягкий климат и хорошая погода почти триста шестьдесят дней в году, из-за чего и появилось прозвище у города — Солнечный. Надо добавить, что по странному совпадению с неизвестной в этой стране детской книжкой одного популярного русского писателя, преступления в Солнечном городе совершались, как правило, приезжими. А приезжие здесь были всегда, отдыхать в городе с таким климатом желающих хватало. И работы местной полиции.
Но напряженного дня, как сегодня не помнили даже старожилы. Сначала массовая драка в знаменитом ресторане «Колумбия», начатая двумя группами туристов. Одна группа приехала из Техаса, вторая — из Нью-Йорка. Кто-то из техасцев что-то нелестное сказал про изображающих яйцеголовых умников жителей восточного побережья, в ответ ньюйоркец озвучил что-то о грязных коровьих пастухах… В общем сначала дрались двое, потом уже десяток. А когда подъехала полиция дрался уже практически весь ресторан, включая даже несколько весьма респектабельно выглядевших, по крайней мере до драки, дам. Дрались в лучшем стиле Дикого Запада, с разбитыми стеклами и стойками, перевернутыми столиками и кадками с пальмами. Разве что обошлось без стрельбы, хотя несколько револьверов в ходе арестов полицейские изъяли. Что удивительно, сразу выяснили, что зачинщиков драки никто из задержанных не помнит. Однако если бы все ограничилось одной массовой дракой…
Практически одновременно произошли две попытки вооруженного ограбления, причем довольно серьезные. Пытались ограбить ювелирный магазин «Тиффани» и, как ни странно, лавку антиквара на Рио-Виста. Причем если в ювелирном все обошлось без последствий и даже без стрельбы — охранники сумели скрутить двух много о себе возомнивших молодых мобстеров. В лавке же все закончилось перестрелкой, двумя ранеными прохожими и убитым грабителем. Двое других скрылись. Так что ко всему прочему полицейские патрули теперь прочесывали город, пытаясь обнаружить среди тысяч гуляющих туристов и горожан по весьма невнятному описанию двух скрывающихся от правосудия преступников.
Именно поэтому на вызов с улицы Вязов отправился сам сержант Джим Сигалл, прихватив с собой стажера из «Полицейской Академии Штата» Айвена Айзеншписа.
Пока они подъезжали к месту происшествия, Дим почувствовал себя как во вьетнамских джунглях. Когда чувствуешь, что за тобой следят, но кто и откуда определить просто невозможно. Идешь и напряженно ждешь выстрела, а его все нет и нет… Причем у Сигалла, пока он выбирался из автомобиля, сложилось впечатление, что следит за ними вся улица. Не считая стоящих у дома номер четырнадцать — двадцать восемь трех китайцев. И четвертого, расположившегося за рулем легкового «Форда» последней модели. Одного из них, важного и вальяжного хозяина всех китайских прачечных Дин Ли Фана, Джим знал. Двое стоящих рядом с ним были, судя по всему, работниками одного из его заведений. Что подтверждал и стоящий рядом с «Фордом» небольшой фургончик какой-то японской марки с логотипом «прачечной Ли» на борту.
— Черт возьми, сержант, — Айзеншпис, тоже почувствовавший что-то неладное, чуть не выронил папку, в которой обычно носили записи с места преступления. В Восьмом полицейском участке предпочитали заносить результаты осмотра и впечатления детективов на бумагу, не слишком доверяя новомодным диктофонам и фотоаппаратам. Но и подготовленный в фотолаборатории участка фотоаппарат тоже висел у него на плече. — Что такое произошло? Убийство? Здесь на этой улице?
Улица Вязов располагалось пусть и не в центре, но зато в одном из респектабельных районов города. Да и жили тут в основном отошедшие от дел и имеющие достаточные средства пенсионеры, наслаждавшиеся жизнью в курортном городе. Самое тяжелое происшествие, на которое сюда вызывали полицейских в последний раз, заключалось в ловле убежавшего из дома и забравшегося на столб электролинии кота.
