Откуда-то сверху, через слой песка и перекрытый обзор, доносятся глухие голоса. Двое Демонов перекрикиваются друг с другом, и судя по интонации — астралососы довольны собой, как коты, поймавшие жирную мышь.
Усилив слух, я слушаю выродков, а засыпанный по шею Оранж же тем временем пытается сформировать стихийный доспех, пробиться магией огня, рычит от злости, срывает голос. Всё без толку. Этот песок вытянул из него порядочно энергии. Магия на нём вязнет, словно в болоте, и никакие техники не проходят.
Сверху, с ленивым довольством, раздаётся:
— Ням-ням! Перышки! Один с перышками!
— Ага, желто-красные!
«Оранжевый цвет называется, дебил», — мысленно вздыхаю.
Демоны, судя по звуку, устроились сбоку от кареты за пределами нашего обзора, возможно, на выступе или за каким-то укрытием. Нас они видят прекрасно, а вот мы их — нет. Разговаривают они при этом относительно громко.
— Это он! Это он! — орёт первый астралосос, перекрывая шум песка. — Песчинки хорошо прилепились⁈
— Да, держат крепко, — отзывается второй. — Даже Грандмастер не вырвется. Даже багровый жополизатрон!
Первый тут же, с каким-то почти детским восторгом:
— Это тот самый Филинов! Он Миража завалил, Многоглазика прибил, Бехему прикончил! Песчинки точно держат?
— Облепили, — довольно сообщает второй. — Я прям чувствую, как они сосут энергию, ммм… сладенькую.
— Арбуз нормально сидит у меня на макушке? — добавляет первый.
— Нормально… Но, может, прикончим их и Астрал с ними? — предлагает второй, и в голосе у него тревога.
— Нет, — резко отсекает первый, и по тону ясно — спорить бесполезно. — Песчинки ведь хорошо прилепились? Убивать не будем. Боженька Гора хочет его живым. Я сейчас ему покажусь, лично высосу всё до капли. Хочу, чтоб он шевелиться не мог, чтоб энергия ушла насухо. Ссыпь ещё!
— Так песка уже море, — ворчит второй. — Он облеплен им с ног до шеи. Эти песчинки удержат хоть самого гигантского будрогробаза.
Я чуть сдвигаю уголки губ в усмешке, всё ещё не открывая глаз. Ну-ну… удержат они меня. Я хоть и не гигантский будрогробаз, но с выводами они явно спешат.
Оранж рядом гремит, пытаясь поднять руки или крылья из тонны песка, но ему удается только лишь вывернуть вправо шею:
— Гребаные демоны! Филинов! Проснись! Нас сейчас сожрут, бескрылый ты сукин сын!
— Зачем орать? — морщусь я. Слух-то усиленный Даром физика, а этот орет чуть ли не в лицо, еще и слюнями брызгается. Пипец мне попутчик достался.
Лобового стекла у кареты совсем нет — его вынесло напрочь в момент столкновения, ещё в ту секунду, когда нас подбросило и мы улетели с обрыва. Песок лился именно из зияющего пролома.
— Филинов, ты ведь знал, что это капкан? Да, Филинов? Ты что-то про дорогу говорил…
— Разумеется. Камней на этом участке земли не было. Ни одного камушка. Земляной слой был искусственный.
— А чего не сказал-то?
— Так я говорил же, что дороги нет, — удивленно поясняю Оранжу, и у того отвисает нижняя челюсть.
Поток песка уже пару минут как иссяк, в проёме лобового вырастают два Демона. Вперед выдвинулся желтый астралосос с нелепо приплюснутой башкой, на которой сверху качается мутировавший живой арбуз с оскалом.
— Филинов, тебя не смог низвергнуть ни Мираж, ни Бехема, а я вот…
— Чего там вякаешь, бахчонос? — хмыкаю. — Не слышу.
Бахчонос боязненно оглядывается на своего товарища, похожего на рогатый кусок глины.
— Прилепились хорошо песчинки, — кивает глинорожий.
Демон со арбузом наклоняется ближе, и из его пасти срывается хриплый, злобный шёпот:
— Я знаю, что ты убил сильнейших Демонов… и я высосу из тебя кучу сил.
— Да неужели? — отвечаю я, глядя прямо в его треугольные глазницы.
— Кваа-ар, — рыгает сытый Жора, обратно высосавший из тонны песка всю энергию.
И в ту же секунду встаю из песка, одним движением хватаю Демонюгу за шею и вгоняю мигом выросшие демонические когти глубоко в печень… или в то, что у него в этом месте должно быть. Резким рывком распарываю тушу почти надвое, ощущая, как под пальцами ломается ткань, хрустит панцирь на брюхе. Арбуз соскальзывает с плоской башки и шмякается в песок. Удерживая чучелоноса перед собой, одновременно швыряю поверх его шипастого плеча псионическое копьё.
Тушка в моих руках рассыпается в труху, в сухие ветки, клочья чёрной травы и какой-то мусор, будто и не было живого существа. Второй Демон тут же получает копьё в бок, сгибается пополам, будто его стошнило, да изо рта правда полилась жидкая глина. Пока он, сгибаясь, валится на землю и оседает в песок, издавая тоскливые, протяжные стоны, я одним движением выскакиваю из кареты и первым делом брезгливо отряхиваюсь от песка, облепившего одежду.
Зло выругавшись, наклоняюсь, расшнуровываю берцы и буквально высыпаю оттуда целую пригоршню мелких, противно шуршащих крупинок. Гребаный песок! Даже сюда пробрался, забился под стельку, к носкам, в каждую щель.
Хм… взгляд цепляется за свежие, глубокие следы на грунте. Широкие, круглые отпечатки, похожие на следы огромного слона, только с едва заметным асимметричным ребром на краю. Эта парочка тварей сюда точно пришла не в одиночку. Похоже, миграция в сторону Чертовщины.
Подхожу к ещё стонущему глинянорожему. Он уже почти не шевелится, но пока жив, иначе бы уже разложился в мусор. Без всякой спешки наклоняюсь, беру его за ремень и вытаскиваю из-за пояса флягу, ощущая под пальцами холодный, чуть влажный металл.
Открываю крышку. Внутри булькает спиртяга, пропитанная слабенькой, но всё же убийственной некротикой, густая, как тягучее вино. Смерть в чистом виде.
Подумав, делаю пару добрых глотков. Дар Пустоты легко гасит некротический яд, а в животе пойло отдаётся жаром.
Судя по вкусу и запаху, так тут сохраняют пищевую органику в условиях Прорыва — пропитывают её некротикой, а потом, с помощью артефактов, быстро снимают заражение, успевая съесть, пока еда не отрастила себе ноги, хвост и дурные привычки кусаться и убегать. В целом, надо признать, довольно практично.
Оранж, вернее, торчащая голова из песка, орёт так, будто его расплавляют заживо:
— Филинов! Вытащи меня!
— Сам выбирайся, — лениво отвечаю, даже не оборачиваясь.
Он рявкает и матерится, но я не обращаю внимания. Демон почти помер, а значит, песок потерял магические свойства и теперь — просто грязь. Вот пусть сам и разгребает.
Не жалеючи брызгаю из фляги на бок затихшему глинянорожему, и он тут же признательно визжит от боли. Слегка наклонившись, смотрю прямо в его мутнеющие глаза и спокойно спрашиваю:
— Хай. Где ваши остальные? Много их вообще?
Он сипит, захлёбывается стоном, голос срывается на хрип:
— Немного… на грубзе волочатся…
— Грубз? Это что? — уточняю.
— Ездим на нём… — выдыхает он, едва ворочая языком.
— Хорошо, спасибо, — киваю и щедро выливаю остаток фляги ему прямо в морду. Демонюга судорожно дёргается, выгибается, потом начинает стремительно распадаться, пока не превращается в кучу вонючего навоза. Пустую флягу убираю в теневой портал — пригодится. Она сама по себе и есть артефакт, блокирующий некротику. Вернее, вся ценность в крышке: убираешь подложку — и можно пить прямо как из напёрстка очищенное от некротики содержимое.
Тем временем Оранж, с громким сопением и обильным ворчанием, наконец-то выкарабкивается из песка. Вид у него такой, будто он в любую секунду готов рухнуть плашмя. Лететь он в таком состоянии явно не сможет — и моя недавняя шутка про то, что придётся тащить его волком, уже перестаёт казаться шуткой. Если бы не тот заговор его домочадцев, которые, как я знаю, поджидают нас впереди, я бы без колебаний оставил его здесь и пошёл своей дорогой. Но для того чтобы мой план сработал в полном объёме, вместо того чтобы спокойно устроить себе охоту на скорость, мне придётся возиться с этим уставшим и вымотанным летуном.
— Идём, лорд, — бросаю я, даже не поворачиваясь, чтобы убедиться, послушается он или нет.
