А вот это уже волхв очень не любил.
Когда надсмотрщики, когда кнуты… было в его жизни и такое, когда он молодым был, горячим.
Тогда он сделать не смог ничего, потом уж отплатил по справедливости. А сейчас может.
Повезло еще, место очень удачное, тут сил ему прилагать и не требуется, считай, вся земля тут рыхлая, дряблая, водой да подземными трещинами пронизанная – хорошо! Но сначала люди, потом уж земля.
Велигнев только пальцами прищелкнул, даже говорить не стал ничего.
Волхв же.
Не родилось еще то существо, которое волхву откажет, в том числе и змеи. Ползут, шипят, кусаются… отлично кусаются! Вот один надсмотрщик вскрикнул, за ногу схватился, вот второй, третий… Велигнев за этим наблюдал спокойно. На него никто внимания не обращал, ну так и не надобно.
Там уж и люди заинтересовались, переглядываться начали, а потом поднял один из рабочих кайло да и опустил на голову надсмотрщика. Чтобы тот точно не встал.
И второй.
И третий…
Часа не прошло, а надсмотрщиков добили уже. А люди цепи с ног сбивали, из шахты выбирались, вот и нет уж там никого! Понятно, все и сразу отсюда не уйдут, кто пить будет, кто еще что, кому и просто идти некуда. Но Велигнев их жизни учить не собирался.
Вместо этого встал он так, чтобы балку видеть хорошо, и медленно-медленно, ровно груз неподъемный перед собой толкая, ладони сводить начал.
Тут-то и затряслось. И понеслось.
Балка начала сдвигаться. Берега принялись сжиматься, двигаться один к другому, хороня под слоями земли и пласты угля, и тела надсмотрщиков, и брошенные инструменты… Люди мигом протрезвели, заорали и так побежали, небось их и волк голодный не догонит.
Бегут, орут…
Велигнев людям мешать не стал, может, нравится им так-то побегать по солнышку. Вместо этого ладони вовсе уж плотно сомкнул, зашептал…
Что могут волхвы?
А это уж кому как повезет. Есть и слабые, есть и сильные, есть и с мирным даром, есть с воинским, вот Велигнев был из сильнейших. Только дар у него был не так чтобы воинский, не смог бы он войско остановить, а вот стихии его хорошо слушались. Вода, к примеру, из которой и состоит тело человеческое. Воздух – хоть завтра ураган он позовет. Мать сыра земля та и вовсе рада была просьбу сына своего выполнить, а просил Велигнев многое.
Содрогались земные недра, пласт угольный внутрь уходил, ни к чему он на этих землях. Когда не понимает их хозяин, что другие – тоже люди, что больно им бывает, что плохо, что с ними тоже считаться надобно, а не грести с дороги всех подряд, когда нет у человека порядочности…
Вот и уголь ему ни к чему. Песок теперь сверху будет. И родник пробьется, иссохший. А уголь просто глубже уйдет… Может, и докопаются, а может, и плюнут, не смогут они его так-то добыть.
И Велигнев коварно улыбнулся.
А ведь хорошо получилось! Ровно и не было тут никакой балки, и не нужна она, и ни к чему.
Теперь и присесть можно, отдохнуть, перекусить, может, и местечко себе поуютнее выбрать, поспать, да возраст! Вот лет сто тому назад он бы и не запыхался, а лет двести… Да, старость – не радость. Вот и одышка появилась…
Решено!
Поесть, поспать, пойти дальше.
Его тут Орден Чистоты Веры заждался, почистить надобно самую чуточку.
* * *
Аникита Репьев через забор махнуть как раз собирался.
Не подобает бояричу?
Ну-у…
Не понимаете вы всей тонкости ситуации. Там Анфиса!
А свадьба осенью, а сейчас покамест весна еще, и видеться с невестой хочется. И не только видеться… Понятно, что самого сладкого до свадьбы не будет, но и то, что будет, – уже приятно. И поцелуи, и рука, которая по округлостям и пышностям спускается…
Каково это – молодым людям только в присутствии мамок-нянек видеться? Как есть, жуть кошмарная, сидят они вокруг курятником и трещат, трещат, кудахчут, шкворчат, ровно жир на сковородке, и ко всем твоим словам прислушиваются, и глазами тебя так и полосуют… Ух!
Без них куда как лучше будет!
Вот Аникита и лез через забор, чтобы с Анфисой хоть часок наедине побыть. И то не каждый день получается, может, раз в пять-шесть дней они могут урвать минутку…
А за забором все не затихают, вот заразы, ночь-полночь же, чего вам здесь не там?! Чего вы не спите, люди нехорошие, вам же завтра вставать рано…
Аникита у забора прятался в тени густой, зубами со злости скрипел да улицу разглядывал. И вдруг…
А эт-то что такое?!
Хотите верьте, хотите нет, а вот этого человека преотлично знал он. Видывал, и не раз!
Только разве здесь и сейчас ему тут место? Говорил отец, что отправлен Рудольфус Истерман по делам государевым, а он вовсе даже тут ходит, по улицам Ладоги?
Странно-то как!
Аникита еще раз пригляделся, а потом на Анфису рукой махнул и за Истерманом отправился. Анфиса – что? Подождет его, хоть и осердится, да поймет, что не было тут его вины, Аникита ей потом скажет, что люди по двору ходили, не успокаивались. А вот Истерман…
Аникита полностью был сыном своего отца, и любопытство у него фамильное было.
Шел он тихо, от Истермана на расстоянии держался, но точно уверен был, что Руди это.
Вот повернулся он, глаза знакомо блеснули из-под шляпы широкой, и профиль… Может, днем и не признал бы его Аникита, днем на цвета внимание обратил бы, да и Руди б таился куда как надежнее. А ночью расслабился вот…
И цвет ночью не имеет значения, что ты волосы красил, что нет, ночью они все одно темные. А вот черты лица – те. И походка, и пластика движений, видно же все сразу! Да и не скрывался особенно Истерман, не рассчитывал на встречу со знакомыми.
Аникита вроде бы и на минуту взгляд отвел, а его уж и нет… свернул куда?
Да кто ж его знает…
Аникита все ж был сыном своего отца, боярина Репьева, воеводы приказа Разбойного, а потому понял, что искать, орать и метаться не следует. А вот что надобно, так это… отцу доложить?
Или попробовать к Анфисе вернуться?
А вдруг разошлись там уже люди на дворе, пробраться получится, а с отцом он тогда и завтра поговорит… Чего там Истерман, можно подумать, важное это дело!
С тем Аникита к любимой и направился.
И на этот раз все сладилось, и пролезть удалось, и Анфису увидеть, и потрогать даже… Так что проснулся Аникита уж ближе к обеду, а с отцом и вовсе удалось увидеться только вечером.
Выслушал боярин, нахмурился, пообещал с царем поговорить.
Аникита и порадовался. Он свое дело сделал, рассказал, а далее… Вот как будет, так и будет.
* * *
Руди по подземным ходам шел уверенно и в потайную комнату пришел к назначенному времени.
– Руди!
Любава ему чуть не на шею кинулась, Рудольфус сопротивляться не стал, привлек к себе государыню, по голове погладил, ровно маленькую.
– Любушка, как ты тут?
– Плохо, Руди, плохо… Платоша пропал, Сара пропала, Ева, Гордон…
– КАК?!
Новости для Руди оказались совершенно невероятными. А Любава рассказывала дальше.
Руди за голову схватился.
– Ужас! Любава, это же… ты понимаешь, что срочно действовать надобно?
– Я тебя ждала! Что я еще могла сделать?
Руди только кивнул молча.
А и правда? Любава словно осьминог, да без щупалец, что он там сделает? Рыбку и ту себе на обед не поймает! Кто-то позаботился все отрубить, а кто?
– Любавушка, не верю я, что ты не думала, не гадала, не узнавала, кто стоит за этими делами.
– И гадала, и узнавала, только по всему получается так, что Борька.
– Борис?!
– Очень уж вовремя он обо всем узнал, Руди. Хорошо хоть не о главном.
Мужчина и женщина переглянулись, оба глаза в сторону отвели… когда о главном говорить, так оба виновны. И чей Федька сын, оба знали, и какой ритуал проводить пришлось, тоже ведали.
– Точно? – Руди на бывшую полюбовницу строго смотрел, Любава кивнула чуть виновато:
– Да. Когда б он о главном узнал, не стал бы со мной церемониться, а он до сих пор ждет, что я в монастырь поеду. И с Федором ласков, как с братом… Нет, не стал бы он так притворяться. Скорее, догадался о планах наших, но тут и я виновата чуток, не сдержалась, когда Маринку он в монастырь отправил, не подумала:
