Вопрос только, как это согласовывалось с тем, что Александр Андреевич был ярым англофилом? Тут можно было бы вспомнить другого деятеля — канцлера Бестужева, бывшего явным, даже открытым пособником англичан, при этом долгое время его не могли упрекнуть в том, что действует против России, напротив, иностранцы жаловались на Бестужева. Вот и Безбородко оказался из того же теста, только может с чуточку иным количеством соли и дрожжей.
— Суворов, этот строптивец, он захочет сам участвовать в разработке плана войны, а Вена видит войну по-своему, — продолжал размышлять император. — Впрочем, это в меньшей степени меня волнует. Пусть Франц потерпит фельдмаршала [Франц II — император Священной Римской империи].
— Государь, явите свою волю, ибо Кобенцль собирается убыть в Кампоформино для следующего раута переговоров с французами, с Бонапартом. Ему и получилось прибыть без огласки в Петербург только потому, что Директория вызвала Наполеона Бонапарта в Париж для отчета и решения… Мальтийского вопроса, — Безбородко филигранно играл на чувствах императора.
Хотя… Наполеона, действительно вызвали в Париж, но вопрос Мальты по актуальности не был в числе первых. Сейчас Директория крайне озадачена дальнейшим развитием событий в Европе. Уход мятежной английской эскадры с одними из мощнейших британских кораблей, как и рост неповиновения английскому господству в Ирландии, сильно озадачили республиканцев. Уже почти что был готов поход Наполеона в Египет, но нужно ли отвлекать силы на подобное, когда можно замахнуться на совсем иное — нанести сокрушающий удар по ненавистной Англии.
Мало того, сами республиканцы еще решают, нужен ли им мир с Австрией. Если будет попытка французов высадится в Англии, австрийцам все равно придется воевать, и война эта уже точно будет за само право существования. Все же австрийцы воевали не без финансовой поддержки Лондона. Да и крах Англии — это полный хаос во всем обжитом или колонизированном мире, когда австрийцы не смогут воспользоваться возможностями, а вот французы, испанцы — да. В таких условиях биться в полсилы не получится и австрийцам придется либо воевать на истощение, либо покорятся Франции.
— Кого отправить звать Суворова? Может вы и отправитесь? — озадачился Павел Петрович.
Оказалось, что в окружении императора нет человека, который мог бы уговорить Александра Васильевича, этакого строптивца, вернуться на службу. Кого отправлять? Кутайсова? Смешно. Суворов того и гляди высечет брадобрея. Да и Кутайсов в некоторой опале из-за мадам Шевалье, которая, оказывается, «обслуживала» не одного, или двух, трех, десяток мужчин. Эта женщина устроила целый вертеп за время гастролей в Петербурге. Подобное Павел не любил, как ни странно, но он выступал за традиционные ценности, ну или за романтические, рыцарские чувства к чистым созданиям, таким, как Аннушка Лопухина.
— Сперанского, ваше величество, и пошлю. Это самая подходящая кандидатура, — сказал канцлер, а Павел на него удивленно посмотрел.
— Объяснитесь! — потребовал монарх.
— Всенепременно, ваше величество. Дело в том, что Сперанский — весьма расторопный человек, Суворов им восхищался, они имели общение и сам Михаил Михайлович Сперанский был обвинен в пособничестве заговору, в котором подозревали фельдмаршала. Суворов об этом знать будет, потому довериться и выслушает, даже захочет помочь. Для того, чтобы все остатки опалы сошли на «нет», Сперанский выполнит все, что угодно. Кроме того, нынче Михаил Михайлович, будучи действительным статским советником, не имеет назначения. Почему ему не исполнить вашу волю, — приводил доводы Безбородко.
— А еще Аннушка вдохновилась записками самого Сперанского про венчание… Сперанского, — сказал Павел Петрович и искренне рассмеялся получившемуся каламбуру.
Безбородко же преследовал свои цели. Канцлер вернулся к активной политике после продолжающегося недомогания, которое с большим трудом и многими кровопусканиями снял лейб-медикус Роджерсон, пока оставшийся в России, но уже не пользовавшийся доверием императорской семьи. И, когда Александр Андреевич полноценно вернулся к своим обязанностям, он увидел, что рядом с Павлом Петровичем слишком усилились два человека: Кутайсов и Пален. На фоне того, что братья Куракины стали терять свои позиции, и сам Безбородко оказывался в рискованном положении.
Чего именно хотел Петр Алексеевич Пален, генерал-губернатор Петербурга, когда санкционировал арест Сперанского, Безбородко не понял. Однако, канцлер посчитал, что этот поповский сын, поэт, законотворец и коммерциант представляет собой интересную фигуру, которую можно разыграть. Михаилом Михайловичем Сперанским интересуются англичане, Пален ведет свою игру, а еще бывший семинарист является человеком Куракиных. Юсуповы так же просили императора за молодого мужчину. А они редко когда обращаются с просьбами к монарху. Мало того, так Сперанский сделал столь много для России, что, будь он сыном какого князя, уже давно влился бы в элиту.
— Действуйте! И стребуйте с этого Сперанского цветы георгины! Аннушка просила, — сказал Павел Петрович и стал у окна, показывая, что более не собирается разговаривать.
*……………*…………*
Париж
13 ноября (21 брюмера) 1797 года
Заседание Директории шло уже второй час. Слишком много проблем навалилось на Францию. Хотя… Это было бы с чем сравнивать. Еще два года назад ситуация была куда как хуже и пришлось слишком много пролить крови, чтобы удержать власть Директории. Но и сейчас действующей властью многие не довольны и приходится отменять даже результаты выборов.
К слову, Итальянские походы, как и захват Швейцарии несколько улучшили ситуацию в стране. Дело не только в том, что Северную Италию больше, Швейцарию чуть меньше, но ограбили. Тысячи повозок с разным добром текли во Францию. Что-то было предоставлено в ведение Директории, частью и сами солдаты везли награбленное. И в этом случае французская экономика чуть оживала.
Кроме того, победы на полях сражений очень даже стимулировали экономику сами по себе. Дело в том, что французы, испытывая чувство гордости скорее не за то, что они живут в республике, а что побеждают на всех фронтах, начинают приходить в себя и работать. Еще недавно поля во Франции не сеялись, многие французы уходили в разбойники, а теперь те же бандиты, видя, сколько добра привез сосед из Италии, идет в армию. А крестьяне спешат в поля и сеют зерно.
Армия — это двигатель французской экономики. Еще вчера голодранцы, сегодня войска имеют деньги, чтобы расплатиться за мундиры, и тем самым текстильные мануфактуры получили заказы. Или же армии есть чем расплатиться за продукты, и опять же крестьяне стараются на своих полях. А еще и металлургия. Уменьшение разбойников способствует торговле. И пусть эти процессы только-только начались, но уже видно, что Директория ведет страну к светлому будущему. Так казалось самим членам Директории. Народ же имел несколько отличное мнение.
И первый доклад был именно экономический. Члены Директории специально так поступили, оставляя внешнеполитические вопросы на потом, чтобы показать, что если хлеба у кого еще нет, то вот-вот, но он появится. И газеты напишут о скором светлом будущем, а люди поверят и больше не придется разгонять пушечными выстрелами голодные толпы обывателей, как это сделал не так, чтобы и давно Наполеон, который тогда был еще Буонопартием.
— Мы преисполнены благодарностью гражданину Мерлену за доклад, — провозгласил Поль Франсуа Баррас, председательствующий на заседании.
Филипп-Антуан Мерлен только-только вошел в состав Директории, не прошло и двух месяцев и вот его, как новичка бросили на самую сложную работу — отчитаться по продовольствию и росту экономики. Мерлену пришлось напрячься и окунуться в дело, коего ранее никогда не касался.
В сущности, в составе Директории сплошь адвокаты, да другие юристы. Нет, есть еще специалисты по внешней политики и писатели. Ни одного экономиста или промышленника. Так что Мерлена, как пока еще не столь значимого члена Директории, сперва похвалили, но и указали на недоработки, меж тем доклад к сведению приняли.
