— Не знаю, Владимир Борисович, навеяло как-то…
— В каком смысле?
— Ну как в том анекдоте. Хотите, расскажу?
— Валяйте.
— Премировали как-то слесаря-сантехника за ударный труд билетом в Большой театр на «Лебединое озеро». Тот и пошёл, решил хоть раз в жизни в Большом театре побывать. В театре в один буфет заглянул — водочки попробовал, в другой — коньячка откушал, в третьем — пивком отлакировал… В общем, тёпленький такой садится в кресло, и под музыку засыпает. А в середине действия похрапывать начинает. Ну и тётка-соседка его локтем в бок толкает. Тот, значит, просыпается, недоуменно смотрит на сцену и на весь зал громко так: «Ёб твою мать!» Тетка визжит: «Что вы себе позволяете⁈ Это же Чайковский!» А тот ей отвечает, мол, понимаете, навеяло.
Шумский позволил себе хохотнуть, мотнул головой.
— А знаете, Арсений Ильич, вы неплохо держитесь. Правда неплохо.
— А чего мне волноваться-то? — пожал я плечами. — Ну, есть у меня какие-то паранормальные способности, и я их использую. А так по сути я обычный врач-интерн.
— Обычный — хмыкнул собеседник. — Хорошо, давайте выведем за скобки, как говорится, ваши способности. В сухом остатке у нас имеется врач-интерн, так?
— Так.
— А знакомо вам, Арсений Ильич, такое понятие, как стереотип поведения?
— Конечно, на психиатрии говорили, если мне память не изменяет.
— Здесь не психиатрия, а, скорее, даже психология. Но не суть важно. Так вот вы, дорогой доктор, совершенно никаким боком не укладываетесь в стереотип поведения начинающего врача. Абсолютно! Все ваши коллеги, руководство в один голос утверждают, что вы просто готовый врач. Не бегаете за советами по поводу и без повода, практически никогда не согласовываете планы лечения, и вообще крайне самостоятельны в своей деятельности. Они это для себя объясняют тем, что вы готовились к ординатуре, и соответствующий опыт приобрели на кафедре. А вот в институте вас характеризуют, как… Да, способного студента, с хорошим потенциалом, но не совсем уж так готового для самостоятельной работы врача.
— Я не идеален, у меня же тоже бывают ошибки. Вот недавно больной умер…
— Мы в курсе. И по этому поводу проконсультировались с одним из ведущих специалистов-кардиологов. Профессором, кстати. Так вот он утверждает, что, если бы заведующий отделением принял ваше предложение по тактике лечения, то вероятность летального исхода оказалась бы минимальной. В общем, не ваша там вина. Так что не обычный вы врач-интерн, Арсений Ильич.
Я снова пожал плечами. Что тут спорить об очевидном.
— И еще… Вы не просто необычный интерн, но и врач тоже непростой.
— В смысле моих способностей?
— Нет, мы сейчас не про них.
Шумский открыл папку и, порывшись в бумагах, достал документ.
— Вот это выписной эпикриз вашей пациентки. Всё вроде как правильно. Только объясните мне, пожалуйста, что за лекарство вы ей прописали в рекомендациях для постоянного применения?
Я пробежал глазами текст. Так, больная такая-то, диагноз — гипертоническая болезнь. Лечение, рекомендации… Твою мать! Грёбаная стандартизация российского здравоохранения сыграла со мной тут злую шутку. На автомате прописал ей постоянный приём «Телзап плюс». Ну не идиот ли⁈ Он только в 13-м или 14-м году будущего тысячелетия появится.
— Мы проконсультировались, конечно, и в Пензе, и в Москве на кафедре фармакологии одного из медицинских вузов столицы. Все плечами пожимают. Не слышали о таком. Даже за рубежом нет. Ваш заведующий отделением подмахнул, не читая. Врач в поликлинике обратила, наверное, внимание, да подумала, что чудят там в клинике доктора, выписывают препараты, которых тут в районе днём с огнем не сыщешь, да и заменила на обычное средство. Только наши специалисты «споткнулись», когда читали.Можете как-то объяснить? Или тоже, как вы говорите, «навеяло»?
— А что говорить? — снова вздыхаю я, в очередной раз пожимая плечами. — Сам не пойму, откуда это название в голове всплыло. Наверное, не выспавшийся был.
— Хорошо, оставим и это, — хмыкнул Шумский. — Теперь вернёмся к тому, почему вы нас заинтересовали. В общем, я уже вам объяснил причину интереса. Но тут дело ещё вот в чём… В столице, в центральном аппарате КГБ СССР не так давно начал работать отдел, который как раз и занимается поиском таких вот, как вы, людей с необъяснимыми способностями. Паранормальными, как вы сказали… Говорить о каких-то успехах нельзя, впрочем, и провалов особых нет. Топчутся на месте. Вот и поступило негласное распоряжение изыскивать такого рода уникумов и отправлять к ним. Отправляют, конечно, вот только почти сто процентов оказываются шарлатанами или просто психически нездоровыми людьми. А тут вы как раз попали под наше недрёманое око.
— То есть вы хотите сказать, что меня отправят в Москву? Офигеть! — я даже сделал попытку вскочить, но усилием воли удержал себя в кресле. — Я так себе представляю, что меня там начнут крутить-вертеть, а разобраться всё равно точно не смогут. Мозг, как вы понимаете Владимир Борисович субстанция неизученная. Короче, объявят явлением, неподдающимся пониманию. Дальше шлепнут Большую Круглую Печать[1] — и в дурку?
— Я искренне вам удивляюсь, Арсений Ильич! Нет, правда, без смеха. Я же вам буквально только что советовал следить за словами. Советовал же? И что? Вы мне тут на голубом глазу цитируете «Сказку о Тройке» Стругацких. Которая мало того, что в нашей стране запрещена цензурой и не издавалась, но и печаталась на Западе в антисоветских журналах «Посев» и «Грани». Ну вот ответьте мне, где вы могли это читать? С диссидентами и прочей фрондирующей публикой вы никогда не общались. В поезде вам никто не смог бы предложить почитать эту повесть. Люди, имеющие на руках подобного рода литературу, поверьте мне, не идиоты. А вы говорите, что обычный человек.
Он сделал паузу, видимо, ожидая, что я что-то отвечу, но сказать мне было нечего. А в его взгляде на мгновение вдруг промелькнула грусть.
— Есть ещё причина, кроме названной, для знакомства с вами, — вздохнул он. — Чисто личная.
Я с удивлением поднял глаза на Шумского.
— В смысле?
— С сыном у меня проблема. Он у нас с женой ребенок поздний, долго не получалось у неё родить, два выкидыша было, прежде чем получилось… мы в нём души не чаем. Но парень хороший вырос, неизбалованный, серьёзный. В 9 классе учится. Думает в наш комитет идти работать. Со временем конечно, соответствующее образование надо получить. В общем, ступеней много. Но не в этом дело. Увлёкся Витька мотогонками — он вообще спортивный парень, гантели, гири тягает с малых лет. В общем, на соревнованиях получил травму. Правая нога вдребезги. Голень собирали по кускам. Получилось не очень. То есть ходить-то он сможет, но о спорте вообще и военной специальности забыть придется навсегда. Пока передвигается на костылях. Вернее, на костыле. Вот такие дела… У сына, понятно дело, депрессия. Куда мы только его ни возили, кому только не показывали… В общем, вы наша, так сказать, последняя надежда. Возьмётесь?
Я снова выдержал его взгляд, в котором теперь теплилась надежда.
— А почему бы и не нет? — сказал я, и лицо собеседника тут же неуловимо разгладилось. — Сколько времени прошло после травмы?
— Почти четыре месяца, в апреле всё случилось.
— Так… Консолидация костных отломков, конечно, уже пошла, — пробормотал я мысль вслух. — Снимки есть?
Шумский достал из папки снимки и какие-то выписки, с которыми я внимательно ознакомился.
— Первичная мозоль сформировалась, вторичная в процессе формирования… Судя по дате на снимках, они были сделаны пару недель назад?
— Так и есть, — кивнул подполковник.
— Ясно… Работа предстоит серьёзная, энергии на это дело уйдёт много, заранее ничего гарантировать не могу. Нужно ломать кость и сращивать её заново, и всё это в течение одного сеанса… Не пугайтесь, боли ваш сын не почувствует, — добавил я, заметив во взгляде Шумского тревогу. — Когда можно будет вашего парня глянуть?
