Я сунул магафон в карман, чувствуя, как усталость накатывает, но красный кристалл, впитанный накануне, изрядно грел кровь, не давая расслабиться.
Луиза, отряхивая изорванное платье, бросила на меня взгляд, в котором читалась смесь подозрения и благодарности. Она еще не решила, благодарить меня за спасение, или устроить сцену ревности. И это горничная при аристократическом роде?
— Едва не поджарились, — сказала она, оценив столб дыма идущий из окна.
Её находчивость и хладнокровие заставили задуматься. Горничная, которая не боится ассасинов и взрывов, — это не просто так. Я внимательно просканировал её истинным зрением — простой человек, без ауры одарённого, а большего и не узнать. Но инстинкт подсказывал держаться с ней на чеку.
Стоило нам выбраться из кустов, как навстречу шагнул мужик с автоматом. Нашивки на форме выдавали гвардейца Пылаевых. Наконец-то хоть один объявился. Его лицо было хмурым, но взгляд цепким, будто он пытался понять, кто я такой.
— Вот это да, никак гвардия нарисовалась, — произнёс я, прищурившись. — Где вся ваша братия была, когда ассасины по дому шастали?
— Ваше благородие, с вами всё в порядке? — игнорируя риторический вопрос, спросил гвардеец, его взгляд метался от моего лица к дымящемуся окну, из которого всё ещё валил дым.
— В порядке, в порядке, — отмахнулся я, потирая саднящую спину. — Жив-здоров, руки-ноги на месте. А ты как, не хвораешь?
Гвардеец, молодой парень с короткой стрижкой, уставился на меня, явно сбитый с толку.
— Да в порядке, господин. А… почему спрашиваете?
— Почему? — я прищурился, шагнув ближе. — На вашего господина напали, а вы тут где-то шляетесь. Пятеро ассасинов по дому гуляли, как по проспекту, зато ни одного гвардейца. Это что за прятки? Где вы были, когда Пылаев чуть кровью не истёк?
Мои слова били, как плеть, и щеки парня запылали. Он слушал, стиснув зубы, но не перебивал. Когда я выплеснул всё негодование, он ответил, стараясь держать голос ровно:
— Мне за это не платят, господин. Я охраняю периметр. Таков приказ командира гвардии.
— Периметр? — мои брови поползли на лоб. — Это что за новости? Кому ты служишь — Пылаеву или своему командиру?
— Служим роду Пылаевых, — кивнул он, но развёл руками. — А подчиняемся начальнику гвардии.
— Уму непостижимо, — я покачал головой, сдерживая желание повысить голос. — Ты воин, охранник, твоя задача — беречь дом. А ты мне про периметр толкуешь? Курам на смех! Зови своего командира, и поживее. Я ему объясню, кого и как защищать и какие приказы отдавать.
Луиза, стоявшая рядом, отряхивала изорванное платье. Шов лопнул, обнажив её плоский живот, и гвардеец, не удержавшись, бросил на него взгляд. Его кадык дёрнулся, и я лишь хмыкнул.
— Понятно, о чём вы там думаете, — бросил я. — Веди к начальнику, пока на Пылаевых ещё десяток покушений не организовали.
Парень стерпел выволочку, выпрямился и кивнул.
— Следуйте за мной, господин. Провожу.
Я бросил взгляд на Луизу, чьи глаза поблёскивали в полумраке.
— Со мной всё в порядке, — произнесла она, заметив мой взгляд, — Я пойду в дом и переоденусь, а потом посмотрю чем могу помочь госпоже Пылаевой.
Казарма гвардии Пылаевых находилась за бараком паладинов, в полусотне метров от дома. Это было нелепо. Охрана должна быть единым целым с поместьем, а не торчать в отдалении, словно посторонние соседи. Всё здесь было устроено не по уму, и я чувствовал, как во мне закипает решимость. Если Пылаевы хотят выжить, кто-то должен взять дело в свои руки. Такими темпами, я останусь без рода, а этого я допустить не мог, слишком мало я побыл бароном.
Казарма гвардии Пылаевых была непримечательной — длинный барак, окружённый пожухлой травой, с выцветшей краской на стенах. Внутри же обстановка оказалась недурной: крепкие койки, столы, вычищенные до блеска, но ремонт явно не делали лет десять, несмотря на следы былого качества. Гвардейцы, человек под пятьдесят, расположились кто где. Одни лениво пили чай у окон, любуясь видом на поместье и столб дыма из моего окна, другие безмятежно храпели на койках. Никто не суетился, не бросился к оружию, не побежал к дому. Это что, бунт? Мятеж? Или просто наплевательство? Я набрал полную грудь воздуха, сдерживая желание рявкнуть, и повернулся к парню, что привёл меня.
— Где ваш главный? — спросил я, мой голос был холоднее столетнего айсберга.
Гвардейцы перевели на меня взгляды. Поднялись с коек, хором произнесли: «Доброго дня, ваше благородие», но на этом всё. Парень, явно смущённый, тихо произнёс:
— Не серчайте, господин. У нас тут порядки такие, не мы их устанавливали. Поговорите со старшим, он всё объяснит.
— Веди к старшему, — хмыкнул я, чувствуя, как раздражение закипает еще сильнее.
— Вон там, — указал он на массивную дубовую дверь в дальнем конце барака.
Я двинулся к ней, шаги гулко отдавались по деревянному полу. Злость клокотала, но я держал себя в узде — криком делу не поможешь. Толкнул дверь с такой силой, что она врезалась в стену, издав гулкий удар. Мужчина за столом, седой, с выправкой старого вояки, даже не вздрогнул. Он неспешно отхлебнул чай из кружки и поднял на меня спокойные глаза.
— Доброе утро, ваше благородие, — произнёс он, будто мы на светском приёме.
— Доброе утро? — я вскинул бровь, шагнув к столу. — Это всё, что вы скажете? На барона Пылаева напали. Пять ассасинов из Дома Тени чуть не прикончили его, а вы тут чаи распиваете. Это как понимать?
— Досадная ситуация, — кивнул он, отставляя кружку. — Признаться, не уверен, что мои люди, будь они в доме, смогли бы справиться. Ассасины Дома Тени — серьёзные противники. Хотя да, жаль, что мы не помогли.
Его искренность только сильнее вывела меня из себя.
— Жаль? — переспросил я, упирая руки в стол. — Почему вы до сих пор тут сидите? Почему не разбираетесь, не охраняете барона?
— Не можем, — пожал он плечами, его голос был ровным. — Жалование нам не платят больше года. Мы давали клятву роду Пылаевых, и продолжаем служить, но клятва не кормит. Барон сам велел охранять только периметр — для виду, чтобы соседи не поняли насколько бедственное положение у семьи. Мои люди живут здесь, но многие подрабатывают в чужих деревнях, где платят. Александр Филиппович оброк с селян собирает, а нам ничего не даёт.
Я замер, переваривая услышанное. Это был не просто бардак — это была катастрофа. Гвардия, которая должна быть щитом рода, превратилась в декорацию. Кто-то — Дибров, Лисин или их приспешники — явно знал об этой слабости и использовал её.
— Я бы и рад что-то предпринять, — пожал плечами командир гвардии, откидываясь на стуле, — но следую приказу барона. К тому же, у меня есть гордость. Долг перед господином я всегда исполнял, как должно. Но сейчас… даже не знаю, чем могу помочь. Александр Филиппович жив?
Его взгляд был искренним, в нём мелькнула тревога, но он не двинулся с места. Я стиснул зубы, чувствуя, как злость вскипает, будто котёл на огне.
— Жив, — бросил я, мой голос был острым, как клинок. — Вашими молитвами. Жаль, только молитвами.
Я окинул взглядом кабинет: потёртый стол, выцветшие карты на стенах, кружка с остывшим чаем. Этот бардак был зеркалом всего поместья Пылаевых — видимость порядка, скрывающая развал.
— Я наведу здесь порядок, — процедил я, глядя ему в глаза. — Будьте уверены.
Глава 3
Активы и пассивы
Злость толкала вперёд, и я, не сдерживая тяжёлых шагов, двинулся прочь из казармы. Гвардейцы провожали меня взглядами, но никто не посмел заговорить. В одном я был твёрдо уверен: ничего из добытого — ни рубля, ни энергоядра, ни кристалла — я не отдам Пылаеву-старшему в руки. Пусть он глава рода, но подчиняться человеку, который довёл семью до такого состояния, я не собирался. Действовать буду во благо рода, но на своих условиях. Если барон попробует возражать, пошлю его к Злобину — пусть сами разбираются.
Моя цель была ясна: проверить последствия взрыва в комнате. Там осталось моё имущество — рюкзак с золотом, энергоядра и кристаллы — что Злобин выдал как подъемные. Я не стал их тратить на усиление, понимая, что деньги так же важны, как личная сила. Но если я останусь без ресурсов, все усилия будут напрасны.
