Что делать-то?!
Огляделась ведьма по сторонам, Варвару Раенскую заметила.
– А ну, иди сюда!
Та и пискнуть не смогла ничего.
Смотрела в жуткие глаза алые и понимала: вот она, смертушка ее безвременная…
А потом в шею острые клыки вонзились. И не было для Варвары больше уж ничего. Только боль – и темнота, и она летела головой вперед в бездонный мрак, в ледяные змеиные кольца владыки Пекла…
* * *
Агафья и Устинья невольно руки сцепили, когда из дома в них волна черной силы ударила.
Лютой, холодной…
Как Велигнев своей силой бил, ужасом давил, так и ведьма била, и своей силой, и заимствованной.
Получится у нее, продавит она щит, так и волхвой одной меньше будет. Не получится…
О том и думать она не станет!
И давила она, давила, что есть сил… и облик ее тоже ужас наводил. Кожа белая, ровно мелом обсыпанная, под ней черные вены, словно черви переползают, глаза алые горят, клыки вперед выдвинулись, на окровавленной руке когти длинные, в другой руке Книга, вроде и большая она, а держит ее ведьма легко, точно пушинку.
Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся…
И давит, и к волхве тянется… Агафья на колени упала.
Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.
Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек – он завсегда к черному колдовству податливее будет!
Агафья и не сомневалась ни минуты.
Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.
Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают…
Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.
– А сколько шума-то было.
Илья не торопясь в ведьму второй болт выпустил.
Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье…
То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!
Авось и не такое видел!
Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала…
Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.
– Бабушка, как ты?
Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.
Так-то… на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.
– Авось поживем еще, внучка.
Илья тем временем к ведьме поближе подошел.
– НЕ ТРОНЬ!!!
Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.
– Да и не собирался я… – Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул…
– Устя, тут Варвара лежит! Раенская!
Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.
– Что с ней?
– Горло ей порвали.
– Туда и дорога гадине! Вылазь давай! Крыша разгорается!
Уж и стены заниматься начали, и жар пошел… Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.
Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий…
Как бы получше… щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем…
Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит человека себе подчинить, вот как эту…
Вивея?!
Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея…
Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее…
– Илюшка!
– Что, сестрица?
– Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?
– Нет такого.
Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука – она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.
Устя на Книгу поглядела.
– Братик, ты с мечом лучше управишься…
– Чего надо, сестрица?
А что тут понадобиться может?
Илья примерился да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее… Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья – да и в огонь ее зашвырнул вместе с клинком.
И стояли они, покамест крыша не рухнула.
А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.
Проглянул в том дыму череп оскаленный – да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.
– Одной нечистью на земле меньше стало.
Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась…
– Бабушка… тебя бы на носилки, или как лучше… возок-то сюда проедет?
– Сейчас пригоним, – десятник откликнулся. – У них-то здесь и нет ничего…
– НЕТ?!
На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?
– А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли?! И…
На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.
– НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!
Подхватила она юбку – и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула – и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел…
Переглянулись стрельцы.
Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка:
– Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он – или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно…
Тут уж все поняли.
Подхватил один из стрельцов волхву на руки – и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.
Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит. Потом и солью это место посыпать и освятить, для верности.
А сейчас…
Не догонят они государыню, только молиться и осталось.
Только бы успела она.
Только бы обошлось…
Глава 11
Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой
Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает и еще быстрее несет, а мне мало!
Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.
А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то что я, недоучка… Силой одарили меня, а ума не добавили!
А мне бы изначально подумать!
И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить – не знаешь уже…
Вивея Мышкина.
Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется – нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.
Или отцу ее, боярину Фоме…
Помню я его из той, черной моей жизни?
Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали… Когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он… нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве…
Это в черной моей жизни было.
А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся… а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась и…
