«Покажите нашего героя в его храме, в мастерской, где он работает, – попросила у ведущей элегантная дамочка. – Как же его обуревает вдохновение, как он преображается, когда берется за кисть! Смотреть на него – уже наслаждение. Его труд – своего рода медитация, – призналась она. – И что самое волнующее, нашему художнику, гению, дарована способность путешествовать во времени, проникать в любую эпоху, выуживать из нее исторические сюжеты и персонажей. Но как – это тайна, и для меня в том числе…»
– А вот здесь ты врешь, хитрая лиса, – тихонько пробормотал Крымов. – Это твоя работа.
– О чем ты говоришь? – спросила Марина, слушавшая и телевизор, и любовника.
– Смотри, солнышко, смотри, – кивнул на экран Андрей.
«Сейчас мы покажем вам, как мастер работает над батальной сценой, – объявила ведущая. – Он и его продюсер, уважаемая Лилиана Давыдовна Полонская, разрешили снять небольшой сюжет в мастерской великолепного маэстро».
«Вот, значит, как тебя зовут, – вновь подумал Крымов. – Больше вы не собираетесь скрываться от мира – вышли на большую дорогу».
«Это редкие кадры, – доверительно добавила роскошная Лилиана Давыдовна, – маэстро не любит камер и софитов – он предельно скромен и всячески избегает каких бы то ни было контактов во время своего вдохновенного творчества…»
На экране телевизора возник новый сюжет. Камера захватывала новые и новые живописные полотна и рисунки на ватмане. На одних был мир Древнего Египта, с чудесами и ужасами и окутавшей землю тьмой, из которой выползали рычащие дикие звери, с рыдающим фараоном у тела мертвого юноши. На других – античный мир, роскошные храмы и купальни, полководцы и купцы, рабы и рабыни и красавицы-гетеры, продающие свою любовь. На третьих – мир европейского Возрождения, насыщенный битвами, рыцарями и дамами, куртуазными танцами и любовной игрой…
– Супер, – не удержалась Марина. – Да он гений…
– Правда? – усевшись рядом, спросил Крымов.
– Еще какая правда! Я бы душу продала за такой талант.
– Не надо продавать душу, котенок, – предостерег он ее очень серьезно. – Ни за какие коврижки. Даже за такой талант. – Он обнял ее за плечи, привлек к себе. – Поняла меня, деточка?
– Ладно, не буду, – улыбнулась она. – Душу оставлю себе.
– Вот и молодец. – Он чмокнул ее в висок. – И маленький кусочек мне, да?
– Ага, – улыбнулась она. – Но он все равно так крут, Андрей!.. Когда его покажут? Если покажут…
И камера показала. Художник стоял спиной к объективу – в джинсах, босиком, в фартуке на обнаженном атлетическом торсе. Его спина так и поигрывала мускулатурой, темные кудри укрывали плечи и шею маэстро, волосы были схвачены тугой алой повязкой.
– Смотри-ка, прямо Аполлон, – честно отреагировала Марина. – И тут ему повезло, бывает же!
– Точно, Рембо, – непроизвольно усмехнулся Крымов. – Только я не пойму что-то…
– Чего ты?
– Многого не пойму…
– Ну какая спина, а? – восторженно покачала головой Марина. – А плечи? Его бы к нам в студию натурщиком…
Сыщик непроизвольно хмурился: а где тот мальчишка? Этот атлет никак не напоминал заносчивого паренька, с которым он разговаривал однажды – красавчика с больным эго и злющими глазами.
«Чему посвящено ваше новое полотно, Владислав, скажите нам?»
Художник обернулся на камеру. Рельефное лицо, черные миндалевидные глаза, четко очерченные губы, темные волосы по плечам, мощная шея и накачанный торс… Крымов неожиданно понял, что земля покачнулась у него под ногами и поехала мимо – это лицо он знал, запомнил его хорошо, но оно было совсем иным. От капризного мальчишки не осталось и следа – только общие черты еще напоминали о нем. Зато появился античный герой, Ясон или Тесей; этого молодого человека вылепили заново с помощью сил неведомых и необъяснимых, глубинной энергии, спрятанной от простых смертных, да и старше он стал лет на десять. В камеру смотрел зрелый молодой мужчина в расцвете сил. Но самое удивительное – его глаза с магнетическим взглядом, все понимающим, видящим насквозь, отчасти насмешливым, резким и чуть презрительным. Он чувствовал свое несокрушимое превосходство над всеми. Это была внешность демона, его глаза и взгляд. Крымову с каждым мгновением становилось все яснее: этот красавец только в начале пути – он будет взрослеть и дальше, постигая тайны вселенной!..
Марину как будто ножом полоснуло: до нее наконец-то дошло, кто на экране. Крымов обернулся – и его полоснул ее крик. Он совсем забыл, что девушка не была готова увидеть такое. Узнать в этом супермене своего недавнего приятеля по художественной школе, на которого она чуток запала. Она уже метнулась назад, к спинке кровати, вжалась в нее.
– Этого быть не может, Андрей! Не может! Не может! – твердила она, поджав колени к подбородку, сцепив ноги руками в замок. – Ведь это он, да?! – Ей необходимо было закрыться от мира, показавшего хищную, беспощадную, звериную усмешку. Таким враждебным она его прежде не видела. – Не может быть! Не может!..
Он потянулся к ней, но девушка стремительно отдернула ногу. Сейчас любое прикосновение казалось ей опасным, страшным.
– Увы, но это может быть, милая, – очень рассудительно ответил он. – Ты не сошла с ума – это он.
– Но как такое может быть?!
– Может, и все.
– И все?!
А художник, улыбаясь в камеру, сказал:
«Это сюжет на тему давней войны между Венецией и Турцией. В своем воображении я побывал там, все увидел – великолепное было путешествие! И кровавое, надо сказать…»
Даже голос его изменился – огрубел, словно поломался, стал низкого, бархатистого тембра, он обволакивал и подчинял, внушал желание слушать его и дальше. Несомненно, отменные гипнотизеры обладают таким властным и одновременно чарующим голосом.
– Не может этого быть… – отрицательно замотала головой Марина.
Но уже понимала, что Андрей прав. Ей просто не хотелось, чтобы все было так. Тем временем художник, новоявленный гений, взялся в подробностях объяснять сюжет своего полотна – о забытой войне Венеции и Турции, о грандиозном и трагическом для республики морском сражении у Пелопоннеса.
– Что она с ним сделала? – шепотом спросила Марина. – Эта тварь?
– Изменила его, – очень просто ответил Крымов. – Иди ко мне.
– Но зачем? Зачем ей это понадобилось?
– Ей так захотелось. Иди, говорю. – Он протянул ей руку.
Марина подползла к нему, забралась под руку, прижалась к своему мужчине.
– Кто она, Андрей?
– Ведьма, – очень просто ответил Крымов. – Колдунья.
– А ведьмы и колдуньи существуют?
– Как видишь.
– Вижу…
Не станет же он говорить своей возлюбленной, что перед ней на экране – суккуб, демон в женском обличье, пожирающий мужское семя, дарующий волшебство и счастье одним, приносящий горе и смерть другим. Зачем пугать хрупкую, нежную художницу с ранимой душой? Пусть будет ведьма, для милой и доброй Марины и этого достаточно.
«В следующем месяце в нашем городе откроются сразу три выставки Владислава Ольшанского в разных галереях, – продолжала самозванка Лилиана Давыдовна Полонская, – это будут тематические выставки, некоторые из картин зрители увидели уже теперь…»
Дальше шел рассказ о трех вернисажах, которые уже не за горами: «Египетские ночи» в галерее классического искусства «Омега», «Блудливый Коринф» в модернистском «Вавилоне», «Кровь Европы» в зале «Кассиопея». Также Полонская сообщила, что сейчас в типографии издаются три альбома к выставкам – они станут гордостью любой библиотеки, самого требовательного библиофила и коллекционера, культуролога и знатока изобразительного искусства. Приедут лучшие искусствоведы из Москвы и Питера, других городов, сообщила Полонская, будет пара иностранных специалистов, потому что новоявленным гением уже заинтересовались за границей.
Когда телевизионный сюжет закончился, они долго сидели в обнимку и молчали. Потом Крымов стал покачиваться, так баюкают ко сну маленьких детей.
– Так приятно, – шепотом пропела Марина.
