Я растянулся на песке и подставил тело легкому горячему ветерку, практически мгновенно высушившему кожу. Загорать было почти так же приятно, как плавать, и в другой ситуации я бы наверняка задержался на этом пляже. Но сейчас надо мной довлела необходимость разрушать Трою и спасать мир, и нельзя сказать, что на все это у меня было так уж много времени.
Я кое-как замотался в снятые с трупа тряпки и побрел в сторону лагеря.
Надо сказать, что воевали греки на расслабоне. То ли утомились за почти десять лет войны, то ли с самого начала были такие безалаберные.
За все эти несколько километров, которые я прошел вдоль берега, я не встретил ни одного патруля, а часовые вокруг лагеря стояли настолько редко, что я без проблем проник за линию охранения. Будь я троянским лазутчиком, то мог бы беспрепятственно отравить полевые кухни или перерезать глотку какому-нибудь местному генералу.
Дальше должно было начаться самое сложное. Мне надо было раздобыть где-то оружие и доспехи, потому что выходить на битву в тряпках, снятых с валяющегося на побережье трупа, было как-то не комильфо, но тут ведь все должны знать друг друга в лицо и…
— Эй, — окликнул меня какой-то гоплит. — Потерялся, пастух?
— Я из ополчения, — сказал я.
— Иди туда, — он махнул рукой. — Где ты был? Раздача оружия закончилась еще утром.
— Заблудился, — сказал я.
— Сбежать пытался? — усмехнулся он. — Драпать здесь некуда, пастух. Здесь только мы и троянцы. Либо ты с нами, либо ты отправишься в царство Аида. Троянцы таких, как ты, в плен не берут, пленных кормить надо. Или ты высокородный, а, козопас?
Будь я высокородным, на этой фразе он, наверное, распрощался бы со своими зубами. Но поскольку благородных кровей за мной не водилось, а иметь дело с местным аналогом военной полиции, разбирающейся с последствиями драки, мне совершенно не хотелось, я отправился в указанном направлении, нашел там какого-то мелкого командира и сообщил, что пришел за оружием и доспехами.
Выслушав длительную и очень эмоциональную тираду, больше чем наполовину состоявшую из незнакомых мне слов, я таки получил оружие и доспехи — хлипкие сандалии, тупой меч и тот самый деревянный щит, и был отправлен к прочим бедолагам, которые отнюдь не являлись элитой местного войска.
А уже через несколько часов состоялась моя первая битва, в которой мне удалось решить только одну, но зато самую важную для воина моего класса задачу — выжить. Многим моим однополчанам и этого не удалось.
На следующий день состоялся мой второй бой, тот самый, в котором у меня упала планка и после которого царь Диомед позвал меня в свой шатер.
* * *
Чем больше я слушал про Гектора, тем более странным мне казалось это ответвление истории. Казалось, что все мифы, которые раньше были связаны с Ахиллесом, теперь окутывали троянского царевича.
Говорили, что на самом деле его отец не Приам, намекая, что он сын кого-то из олимпийцев, чуть ли не самого Ареса. Говорили, что он часто впадает в боевое безумие и рубит всех без разбора, и в этот момент даже троянские воины стараются держаться от него подальше.
Говорили, что он неуязвим, причем обходились без подробностей о купании в Стиксе и уязвимой пятке.
Все это, конечно, было вранье.
Просто когда ты слишком хорош, другие стараются объяснить это наименее обидным для себя образом. Типа, это не я мало тренировался, просто у него наследственность слишком хорошая, и деньги на нормальный шмот в семье водятся.
— В завтрашней битве держись рядом со мной, Ахиллес, — сказал Диомед. — А пока выбери себе какие-нибудь доспехи и меч поприличнее. Если уж ты умудрился обратить троянцев в бегство, наряженный в обноски и размахивающий этой рухлядью, завтра их будет ждать очень неприятный подарок.
— Бойтесь данайцев, дары приносящих, — пробормотал Одиссей.
— Нам бы только за ворота зацепиться, — сказал Диомед.
— Ты на самом деле в это веришь? — спросил Одиссей. — Ворота — это узкий проход, в котором наше численное преимущество не будет играть никакой роли. Триста человек встанут там, и три тысячи не смогут пробиться. Эта задача не решается через ворота. Надо разрушать стены.
— Эти стены сложили сами боги. Аполлон с Посейдоном работали без устали…
— Ни разу не видел богов во время строительства, — сказал Одиссей. — Впрочем, я вообще их ни разу не видел. Если боги и существуют, они не снисходят с Олимпа, где объедаются амброзией и упиваются нектаром, предоставляя смертным самим решать свои проблемы. Не боги строили этот город, Тидид, и не боги его защищают.
— Тогда почему же мы уже десять лет бьемся о его стены?
— Потому что вы — герои, — сказал Одиссей. — Вы хотите сделать все красиво и по правилам, и с этим наследием остаться в веках. А войны выигрывают не герои, и победа не всегда красива.
Слушая их перебранку, я вяло ковырялся в груде доспехов. Подобрал себе сандалии чуть прочнее тех, что у меня были, и легкую кожаную кирасу. Или как она тут называется.
— Я предпочитаю доспехи потяжелее, — заметил Диомед.
— Тяжелые доспехи мешают подвижности, — сказал Одиссей. — Хороший выбор, Ахиллес. Лучше быть быстрым, чем мертвым.
— Не слушай его, Ахиллес, он лучник и предпочитает не лезть в гущу сражений.
Я примерил какой-то шлем. Он закрывал половину обзора, вдобавок, у меня сразу же начала чесаться голова, так что я сразу его снял и вернул в груду железа и кожи.
— Возьми мой меч, — предложил Диомед, протягивая мне царский клинок. Он, кстати, был поистине царский, без всякого преувеличения, ибо был выкован из очень дорогого в эту пору железа. Довольно дрянного по нашим меркам, но здесь этот клинок стоил целое состояние.
— Я не могу принять такой подарок, — сказал я.
— Бери, — продолжал настаивать Диомед. — Считай это своей наградой за сегодняшнюю доблесть, которую ты проявил в бою. А мне все равно привычнее копье.
Я не стал выпендриваться и взял меч.
— А теперь давайте выпьем, — сказал Диомед, хватая со стола новую амфору и разливая ее содержимое по кубкам. На этот раз он обошёлся без воды. — За нашу победу!
— За падение Трои, — сказал я.
— За возвращение домой, — сказал Одиссей.
Диомед выплеснул часть содержимого кубка на землю, как подношение богам. Мы с Одиссеем этого делать не стали.
— Ориск! — кликнул Диомед своего адъютанта. — Пригласи музыкантов и гетер! Мы желаем усладить наши уши славными песнями, а взоры — изысканными танцами.
Одиссей поморщился.
Я не помнил, был ли Диомед женат, скорее всего, был, он же царь, ему нужны наследники, но вряд ли он был счастлив в этом браке.
Десять лет здесь торчит, с вином, песнями и гетерами. Чего бы и не повоевать в таких условиях?
Наверняка все местные вожди так живут, и наиболее прославленные воины тоже. Утром взял в плен какого-нибудь троянца, стряс с него выкуп, вечером потратил все деньги на вино и гетер…
А троянец тем временем вернулся домой и занял свое место на стене. С такими маневрами тут еще десять лет провоевать можно, если не больше.
Прошло всего полчаса после начала песен и плясок, как Одиссей начал ссылаться на усталость и собираться в свой шатер.
— Каждый раз одно и то же, — упрекнул его Диомед. — Скучный ты человек, Лаэртид.
— Зато ты веселый за нас двоих, — сказал Одиссей, поднимая с земли свой лук и колчан со стрелами. Говорили, что когда-то этот колчан принадлежал самому Гераклу. А может, я что-то путаю.
— Ты-то меня не оставишь, Ахиллес? — спросил Диомед. — Конечно, не оставишь, ведь твой корабль утонул и идти тебе некуда. Завтра распоряжусь, чтобы тебе разбили шатер рядом с моим, а сегодня ты будешь ночевать здесь.
Ну, скажем так, это был не самый плохой вариант, наверное. Лучше, чем спать под открытым небом, как это было прошлой ночью.
При условии, что Диомед и его гетеры в принципе дадут мне поспать.
* * *
На битву мы оба вышли с похмелья.
