Глава 61
Скейские ворота были открыты.
С холма, на котором находилась ставка Диомеда, это было отлично видно. Тяжелые деревянные створки, укрепленные бронзой, проем, в котором могли бы разъехаться два «камаза», тяжелый засов, который оттаскивал в сторону добрый десяток стражников…
Скейские ворота были открыты.
И все остальные ворота на этой стороне стен тоже были открыты. Город лежал перед нами, как на ладони, город словно издевался над ахейцами, стоявшими под его стенами уже почти десять лет. Он словно говорил им, заходите и берите, если сможете.
И они бы зашли и взяли, если бы не один нюанс.
Между ахейцами и городом стояла троянская армия.
Гектор играл от обороны, но вместе с тем, если можно так выразиться, он не играл от обороны. Он не собирался отсиживаться за стенами и раз за разом выводил своих людей в поле. В этом была своя логика. Пока ахейцы бьются с троянцами в поле, они не могут задействовать тараны и осадные башни, и значит, стены остаются в безопасности.
Кроме того, лучники Гектора, стоящие на этих самых безопасных стенах, имели огромное преимущество в дальности стрельбы и выборе мишеней. Все это выглядело так, будто для того, чтобы подобраться к городу, Агамемнону придется положить половину своих людей.
Я зевнул.
— И вот так раз за разом, — сказал Диомед.
Он был в полном боевом снаряжении, исключая только шлем, а его здоровенный щит и тяжелое копье лежали на земле, чтобы он мог подхватить их в любой момент. За нами плотными рядами стояли его воины.
— Возможно, Одиссей прав, — сказал я. — В лоб эта проблема не решается.
— Это война, — сказал Диомед. — Так или иначе, все военные проблемы решаются именно в лоб. Либо мы их всех убьем, либо они нас всех убьют.
В наше просвещенное время войны заканчивались не так. Они заканчивались переговорами, перемирием, временным прекращением огня, возможно, капитуляцией одной стороны, но часть проигравших всегда выживала.
Но здесь так не будет. Если ахейцы возьмут город… точнее, когда ахейцы возьмут город, они разрушат стены, сожгут все, что может гореть, а оставшееся пепелище засыплют солью, чтобы в следующие годы здесь точно ничего не выросло.
Горе проигравшим.
Конечно, не все войны античности были именно такими, но эта — была. И, откровенно говоря, мои симпатии были на стороне защитников города. Всегда.
Троянская армия уже выстроилась под стенами. Воины подняли копья и опустили щиты, чтобы было не так утомительно держать их в ожидании ахейцев, которые только выстраивались в боевые шеренги на нашей стороне поля.
Нас это пока не касалось. Отряд Диомеда сегодня стоял в резерве.
— Значит, Гектор выходит в поле? — спросил я.
— Каждый раз, — сказал Диомед.
Мы обсудили это еще вчера, и, насколько я помню, не один раз, и в этом уточнении не было никакой нужды, но я нервничал, и мне хотелось занять себя хоть чем-нибудь. Хотя бы разговором.
— И где он обычно бьется?
— Там, где жарче всего, — сказал Диомед. — Он не бросается в бой с самого начала, он выжидает момента, чтобы усилить свою оборону там, где это нужно, или надавить на нашу, там, где он видит слабость. Гектор ищет возможности. Раз за разом.
Несмотря на жару, палящее солнце, топот многотысячной армии, идущей на битву, тяжесть доспехов и тяжесть головы после слишком обильных возлияний, мне все равно трудно было поверить в происходящее. Что вчера я пил вино в тем самым Диомедом, беседовал с тем самым Одиссеем, и что мне предстоит сразиться с тем самым Гектором. Герои из мифов и легенд.
И город из мифов и легенд, который я должен разрушить.
Мне нравился Диомед, мне нравился Одиссей, и я уже дважды участвовал в местных боях на стороне ахейцев, и нельзя сказать, чтобы у меня была свобода выбора, однако меня все равно не покидало ощущение, что я бьюсь не за тех парней.
Разламывать стены, сжигать дома и засевать землю солью — это совершенно не то занятие, в котором я хотел бы преуспеть, однако мне слишком часто приходилось это делать.
Ну, фигурально выражаясь. В тех временах, в которых мне довелось повоевать, уже научились обходиться без соли.
Протрубили боевые дудки, застучали боевые барабаны, и объединенная армия Агамемнона выдвинулась на поле боя. Их было… до хренища, если честно. Не знаю, сколько человек одномоментно могло поместиться на этой равнине, но складывалось такое ощущение, что противоборствующие стороны стремились заполнить ее целиком. Конечно, до древнеиндийских разборок, где на одном поле Куру по свидетельствам очевидцев, бился сразу миллиард человек, этой войне было далековато, но зрелище все равно вырисовывалось внушающее, никаким голливудским киноделам такое и не снилось. Ну, то есть, понятно, что при помощи компьютерной графики сейчас вообще все, что угодно, можно нарисовать, но тут-то все на самом деле, и… и умирать, к сожалению, они тоже будут на самом деле.
И сжигать город, если до этого дойдет.
— Агамемнон всегда стоит по центру, — сообщил мне Диомед, указывая на стройные ряды микенских тяжелых пехотинцев в золотистых шлемах. — Он же царь царей, ему так положено. Левый фланг сегодня за Аяксом, правый за старым Нестором.
На самом деле, это деление на фланги и центр было чисто номинальным, и со стороны определить, где кончается центр и начинается фланг, не представлялось возможным. Ахейцы надвигались на город единым фронтом, пытаясь использовать свое численное преимущество и охватить противника в полукольцо. Троянцы стояли незыблемо, не предпринимая попытки выдвинуться ахейцам навстречу.
Ну да, лучинки… Все дело в них.
Половина неба почернела от стрел, и это ни фига не преувеличение и не поэтическая вольность. Стрелы буквально затмили собой Солнце, и на поле боя упала тень, а вслед за ней на поле боя упала смерть. Ахейцы прикрылись щитами, в конце концов, это для них дело привычное, десять лет так воюют, но смерть все равно нашла лазейку, и пыль окрасилась первой кровью, и первые тела пали на утоптанную в предыдущих сражениях землю.
За первым градом стрел последовал второй, затем третий. Лук — не арбалет, долгой перезарядки не требует. Четвертый залп тоже не заставил себя долго ждать, а потом ахейцы добрели до первой линии обороны троянцев и начался хаос. Обстрел, впрочем, не прекратился, просто теперь не было массовых залпов, и каждый лучник сам выбирал себе цель.
Плана на битву, как я понимаю, ни у одной из сторон не было. Ахейцы пытались продавить троянцев к стенам, чтобы пустить в ход тяжелую технику, осадные башни и тараны, укрытые за дюнами, а троянцы всячески этому противились.
С вершины холма, на котором мы стояли, были слышны боевые крики, лязг железа и вопли умирающих. Зачем мы, люди, постоянно делаем это друг с другом?
Геополитика, чтоб ее.
Диомед отдал копье и щит оруженосцу, снял шлем и уселся на землю, скрестив ноги.
— Отдохни, Ахиллес, — предложил он, указывая на место подле себя.
— Отсюда лучше видно, — сказал я.
— В ближайшие часы это зрелище не претерпит изменений, — сказал Диомед. — Если придет и наш черед, это будет ближе к обеду.
Признав справедливость его слов, я уселся рядом, со второй попытки пристроив меч так, чтобы он не упирался мне в бедро. Кто-то из свиты Диомеда подал нам кубки. В них оказалось прохладное вино… точнее, прохладная вода с легким привкуса вина, так оно сильно было разбавлено.
Довольно разумно, если Диомед не собирается врываться в бой на бровях.
* * *
Прошел час. Звуки битвы не стихали, и доносились примерно из того же места. Продвижение было… скажем мягко, довольно незначительным. Пока мы с Диомедом пили разбавленное вино, ахейцам удалось оттеснить троянцев метров на тридцать, и то не по всему фронту.
Владыка Аргоса зевнул и почесал подбородок.
— Зачем мы вообще вылезли из шатра? — вопросил он. — Зачем облачались в доспехи?
У меня в голове крутился тот же вопрос. Согласно стратегическому замыслу, войско Аргоса должно было вступить в дело в момент, когда случиться прорыв, и усилить преимущество ахейцев на том участке фронта, но никакими прорывами там в долине и не пахло. Там происходило вязкое, монотонное рубилово, и троянцы на своих позициях стояли твердо. За ними был город, куда уносили тяжело раненных и откуда поступало подкрепление, и непохоже было, что в ближайшее время они дрогнут.
