– Но что приключилось с вами?
– Она дала мне все, что могла. Успела. Я познал этот мир и увидел другой, за его пределами. Я узнал то, что не дано ни одному простому смертному. Объяснить невозможно – это теперь со мной. Но я бы не отказался ни за какую земную славу. Она и гроша ломаного не стоит. Познавший божественную суть сам становится немного богом…
– Вон вы куда метите.
– Не судите меня – вы не можете оказаться на моем месте.
Кажется, их недолгий разговор подходил к концу.
– Вызвать «Скорую помощь»? – спросил Крымов.
– Вот чего не надо делать, так это вызывать «Скорую помощь», – ответил Владислав Ольшанский. – Просто оставьте меня одного – и будет достаточно. Эту ночь я уже не переживу.
Андрей Крымов кивнул:
– Да будет так. Прощайте. Я ухожу.
– И вы прощайте меня, – сказал глубокий старик.
Несчастный, брошенный, одинокий, но по-своему счастливый. И хранивший столько тайн, что, наверное, хватило бы на целое человечество.
Старик, которому едва исполнилось двадцать лет…
…Когда Андрей возвращался в город, ему позвонили. Марина.
– Алло, привет! Слушай, ты далеко?
– Через полтора часа буду дома. Что случилось? Ты какая-то встревоженная. Или нет?
– Или да. Папа и мама уезжают в Индию на пять лет. В Дели. По контракту. И зовут меня с собой. Мне подворачивается место в Делийском институте искусств имени Рабиндраната Тагора, факультет живописи. Представляешь?
– Пока не очень.
– Поедем вместе в Индию, а?
– Поедем, – ответил он. – Я буду подрабатывать рикшей. После основной работы – мусорщиком. Говорят, в Индии мусора – завались.
– Ну, я серьезно, Андрей.
– И я серьезно. Я сильный, сама знаешь. Могу и по три человека зараз возить. А сколько мусора соберу!
– Ну хватит, а?
– Скоро приеду и поговорим.
– Ладно. Жду.
Крымов вел машину через зацветающий весенний пригород. Когда-то он стал свидетелем событий, выходящих за границы реального. Попал в центр тайфуна и смирился с этим, сохранив в сердце неизбывную горечь и боль. Теперь же он столкнулся с силами, которые даже объяснить было невозможно, хотя в главной книге любого народа мира мудрый книголюб мог бы натолкнуться на подобные явления. Но трезвый современный читатель, свято верящий в двигатель внутреннего сгорания, который он понимает, и в компьютер, действие которого он не понимает вовсе и не поймет никогда, так и останется пользователем-лопухом, не готовым поверить в Божественное провидение.
«Как же я расфилософствовался! – думал Крымов. – А куда деваться? Когда попадаешь в такой силок, как бедный воробей, и бьешься там что есть силы!..» Последние месяцы напрочь измотали его. Надо поскорее добраться до дома, принять горячий душ и выпить коньяку. Полюбить Марину, его ласточку, перетереть за Индию, куда он ее, конечно же, не отпустит, а позже, ближе к полуночи, позвонить в «Скорую помощь» и назвать адрес. В эти самые минуты там отправится в свое главное путешествие один жадный до приключений старик. А вот куда он отправится, в какие края, этого Крымов не ведал. Но точно знал: душа человека будет год за годом, столетие за столетием во тьме и одиночестве, в неизбывной горечи плакать и звать свою несчастную и гордую Лилит…
Артур Гедеон
Лилит. Злое сердце куклы
© Гедеон А., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Пролог
СССР, 1959 год
Он вышел из дома и направился к трамвайной остановке. Собранный, точно знающий, что сейчас должен сделать. Главное – идти по намеченной прямой, ни шага в сторону. Весна счастливо захлестывала город пронзительной свежестью, всей полнотой жизни. Кругом хлопали на ветру кумачовые транспаранты с яркими лозунгами. Все, как один, звали к новым подвигам, великим достижениям и миру во всем мире. А как иначе – через несколько дней Первомай, шумные демонстрации, счастливая толчея, еще дружные семейные застолья. Все то, чего у торопливо шагавшего юноши в широких брюках, просторной рубахе и мешковатом пиджаке и в помине не было. В одном из дворов ладно заливалась «Катюшей» гармонь, соревнуясь с отчаянным перелаем собак, в парке напротив, через трамвайные пути, слаженно играл духовой оркестр. Стайка девочек в красных галстуках, смеясь, пролетела мимо, но, увидев офицера в мундире и при медалях, поравнялась и по-пионерски отсалютовала; он в ответ козырнул им, и радостные пионерки стремительно понеслись дальше.
И ему бы сейчас откликнуться всем сердцем на порывы этой весны юношеской душой, но было не до того. С зубовным скрежетом вдоль парка повернул доходяга-трамвай и, замедляя ход, пошел к остановке. На колбасе умело балансировали два мальчишки-оборвыша и демонстративно махали руками. Юноша прибавил шагу. Длинный для своих шестнадцати лет, худой, сутулый, с высокой копной пшеничных волос, он забрался в трамвай, оплатил билет и сел на свободное место.
На следующей остановке в трамвай ввалились два приблатненных паренька. Один лет восемнадцати, цыганистый, черноглазый, в заломленной назад кепке, другой – помоложе, рыжий и курносый, похожий на задиристого дурака. Пассажиры отворачивались – никто не хотел пересекаться с ними взглядами.
– Билеты покупать будем? – спросила кондуктор.
– Сейчас, маманя, только местечко нагреем, – миролюбиво сказал чернявый.
– Вот сейчас и платите, или милицию позову, – пригрозила та.
– Ладно, ладно, чё сразу легавых-то звать. На охоте, что ли? – Он хлопнул себя по бокам. – Дай по карманам пошмонать, а то у нас вся капуста червонцами, – показно хохотнул парень, – мелочь еще поискать надо.
Он огляделся и, хитро прищурив один глаз, направился в сторону длинного тощего юноши интеллигентного вида. Чернявый и рыжий плюхнулись на сиденья перед ним и, перемигнувшись, как по команде обернулись. Таких спутников только врагу пожелаешь.
Парень в кепке осклабился, остро сверкнул золотой фиксой.
– Куда едешь, пацан?
Юноша отвернулся к окну.
– Куда надо.
– Ты чё такой дерзкий? Со старшими надо уважительнее. – Он понизил голос: – Это мой трамвай, пацан, я тут хозяин. Кондуктор билеты раздает, я монеты собираю. С тебя полтинник, пацан.
Юноша упрямо смотрел в окно.
– Слышь, длинный, ты смотри, когда с тобой говорят. Ставки повышаются. И мне полтинник, и Юрку, – кивнул он на рыжего. – Ему тоже в кино и мороженого охота. Да, Юрок?
– Ага, – откликнулся тот, показав щербатый рот.
– Вы чего деньги вымогаете у парня? – возмутилась представительная дама с уложенной клумбой волос на голове, сидевшая за спиной тихого юноши. – Хулиганье!
– А вам чё надо, тетя? – возмутился в ответ парень с фиксой. – Чё вы людям говорить запрещаете, старым корешам? Мы, может, в одном классе учились? Я, может, его сто лет не видел? Я вообще сын полка и свои права имею.
– Какие вы старые кореша? И какой ты сын полка? Жиган ты. И ни в какой школе твоей ноги отродясь не было. Я что, не вижу, как вы у него деньги выманиваете? Сейчас кондуктору скажу, а у нее свисток. Быстро милиция-то подоспеет!
– Слышь, пацан, скажи, что мы старые кореша, – потребовал цыганистый в кепке. – Пусть тетенька увянет. У меня уши музыкальные – за здоровье беспокоюсь.
Но юноша смотрел в окно. Нельзя ничему помешать сделать так, как нужно. Ни гром и молния, ни война, ни конец света не должны остановить его. Он обернулся к женщине за спиной и миролюбиво сказал:
– Все хорошо, спасибо.
А потом остановил взгляд на острых карих глазах цыганистого с фиксой. Юноша смотрел упрямо и не опускал глаза.
– Ты чё уставился, сучёныш? – наконец тихонько, но явно с угрозой в голосе спросил чернявый. – Ты чё мне тут рисуешь? Гипнотизер, что ли? Мы ведь можем и с тобой вместе выйти, – понизил голос наглый парень в кепке. – Куда ты, туда и мы. Так хочешь? – Он зашипел, кивая на товарища: – У Юрка кулаки как кирпичи, начнет колотить – не остановишь. Испытать хочешь? А, Юрок, отметелим тощего?
