Внутри оказалось мрачно. Жрец замер на входе, покачиваясь с пятки на носок и прислушиваясь к тому, что происходит в храме. С обвалившегося купола продолжала стекать и капать вода. Звуки капели эхом метались между стен, но почти полностью заглушались гудением.
Мухи.
Специализация на вере, позволила монаху пройти проверку страхом и отвращением. Вид освежёванных тэклитов плавающих внизу, у подножия ступеней, не заставил его согнуться в приступе рвоты.
— Кто-то снял с них кожу.
Падающий из пролома на крыше свет хорошо освещал нижнюю площадку храма. Там, в воде, замерли фигуры распластанных тэклитов. Кто-то срезал с их бледных спин кожу и оставил одного из монстров, что был крупнее прочих на алтаре. Голова у трупа отсутствовала.
Нависающая над этой страшной композицией статуя улыбалась сбитыми, каменными губами.
— Заберись повыше и будь нашими глазами Курт. Я должен помолиться.
Долговязый следопыт кивнул и вышел вон. А Аркин, достав один из притороченных к сумке факелов, разжёг его и спустился ниже, к самой воде.
Свет от огня выхватил сокрытые ранее детали.
Шкура с убитых была снята одной и той же рукой. Одинаковым методом. Только со спины. На алтаре, заливая последний кровью, лежал элитный, обезглавленный моб. Остальные мелочь, но мелочь многочисленная, способная запросто переломить хребет отряду до пяти ходоков.
Присев на корточки на последней перед водой ступени, монах присмотрелся к ранам. Рубленные отметины, плюс стрелы. Последние кто-то вырезал из тел, причём проделал это без всякой брезгливости, очень аккуратно. Курт, отрядный следопыт, точно так же вырезает стрелы из дичи.
Но одно дело зверь, а совсем другое труп гуманоидного моба. На такое не каждый способен, это дело привычки и требует навыка.
Аркин сомневался, что подобное мог учинить один человек. Скорее Курта подвела его способность читать следы. Но сейчас все эти мелочи мало волновали вожака группы.
Он нашёл храм.
Специализация монаха не самая простая. Только посвятив свой аватар вере, можно выжать из него максимум. Но храмы в Юмироне, городе-колыбели ходоков, не прельщали Аркина. Бог солнца, богиня земледелия, бог правосудия…
Лидер отряда жаждал другого.
И будто откликаясь на эти его мысли, порыв ветра потушил факел.
Монах просто опустил руку и расслабил пальцы. Источающая дым и запах горящей смолы деревяшка упала на ступеньки, а затем и в воду, привнеся в гул сотен мух своё шипение.
Он шагнул к трупам. В мутную, зловонную воду, омывающею окровавленный алтарь и единственную уцелевшую статую, чьи ноги утопали в костях. Не обращая внимания на холодную жидкость, моментально пропитавшую штаны и робу, он дошёл до центра площадки и встал на колени, погружаясь ещё глубже.
Сложив руки в молитвенном жесте и не отвлекаясь на воду, которая касалась его груди, он начал своё обращение:
— Я вижу твой знак. Я здесь. Я готов слушать. Я готов служить. Покажи мне. Направь меня. Открой мне своё имя.
Ничего не происходило. Но Аркин тратил накопленную энергию и продолжал шептать:
— Я здесь. Я готов слушать. Я готов служить. Покажи мне. Направь меня. Открой мне свои имя. Я вижу твой знак.
Всё началось со смены освещения. Свет из пролома над головой монаха померк и могло бы показаться, что это просто очередная туча нависла над руинами, если бы сумрак не сменился полной темнотой. В лицо монаха ударил резкий порыв ветра и по воде пошла рябь.
Аркин не менял позы. Не раскрывал глаза. И не переставал молиться.
Жужжащий хор крылатых созданий, что ползали по склизким ранам трупов, продолжал гипнотически гудеть, пока не превратился в гул совсем иного рода.
В гул молитвы.
Новый порыв ветра заставил монаха дёрнуться, сжаться и наклонить голову. Аркина затрясло. Из его носа брызнула кровь, но он не прекратил шептать. Энергия в резервуаре его аватара давно кончилась и несмотря на завышенный интеллект он провалил проверку безумием, из-за чего получил ментальный урон. Не критичный, но болезненный и путающий мысли.
А затем всё изменилось.
Не было больше воды и ветра, лишь гул голосов десятков монахов, преклонивших колени перед статуями. Аркин с ошеломлением воззрился на окружающих его людей. Коленопреклонённых, в разнообразных робах и неизменных капюшонах.
Храм изменился. Теперь он был хорошо освещён и ухожен. Обломки уступили место восьмёрке целых статуй. Но стоило ему поднять на них взгляд, он был тут же ослеплён ярким светом, а когда проморгался…
… в храме стало жарко.
Пламя, крики, мечущиеся по стенам тени. Рёв безумцев и отрывистые команды. На постаменте у статуй лежали убитые монахи и там же сгрудились люди. На глазах Аркина они потянули за верёвки и совместными усилиями свалили одну из статуй разбивая её о каменные ступени.
Рёв ликующий толпы, поперхнулся порывом ветра.
Погасли факелы и жаровни, безумцы замолчали. Но прежде, чем мрак накрыл их головы непроницаемым покрывалом, Аркин увидел уцелевшую статую и услышал имя:
— Риордан…
Темнота взорвалась криками боли.
* * *
— Медяк!
Старик сплюнул, вытянул руку и только затем разглядел странные шкуры, обвязанные верёвкой и источающие неприятный запах, закреплённые на рюкзаке незнакомца. Переведя взгляд ниже, он увидел отрубленную голову тэклита, висящую рядом со шкурами, на внешних петлях рюкзака.
Брови седого крестьянина полезли вверх. Рука отдёрнулась и вытерев её о собственную рубаху он промямлил, не переставая тискать копьё:
— Милсдарь?
В ответ раздалось хриплое:
— Мы дадим тебе два медяка если покажешь, где тут дом старосты.
Народ в деревне жил хоть и угрюмый, но не глупый. Один только факт наличия отрубленной головы элитного монстра повысил репутацию ходока в глазах крестьянина с безразличия до интереса. Страх и удивление сменились желанием наживы.
Грязная пятерня сторожа ткнула нестриженным ногтем в левую от ворот сторону:
— Там, стало быть, староста. Но сейчас наверняка в гостевом доме, мёд пьёт.
На словах «мёд пьёт» незамысловатый сторож калитки облизал губы.
Говорящий за мёртвых сунул ему два медяка и прошёл мимо. Вывеска гостевого дома была видна издалека. Ноги аватара давно гудели, поднялась температура и болело горло. Схватка под ливнем и борьба в мутной воде всё же сделали своё дело.
Трёхликий не прошёл проверку здоровьем и заболел.
Высушенная на костре одежда и горячий отвар не помогли. Лишь замедлили простуду, которая уже вцепилась в его тело горячими пальцами. Переполненный рюкзак, забитый трофеями доверху, и притороченные к нему вещи, высасывали из него силы словно губка.
Деревня выглядела мрачно. Покосившиеся дома, потемневшие от времени заборы и непролазная грязь под ногами после дождя. Мелкая морось, пришедшая на смену полноценному дождю, держала волосы убийцы мокрыми, превращая их в безобразные сосульки, липнущие ко лбу.
Зайдя в таверну, говорящий за двоих на ходу скользнул взглядом по ходокам и неписям расположившимся в зале и прошёл к стойке:
— Мы хотим комнату. Горячую еду с мясом. Кувшин с солёным бульоном и обмыться.
Хозяйка гостевого дома кивнула и окинув взглядом страшные трофеи незнакомца смахнула со стойки крошки:
— Крикну девок, нагреют тебе воды в бочке. Расплатиться-то есть чем?
На стол легла серебряная монета, произведя буквально волшебную метаморфозу.
— Милсдарь будет доволен. — Хмурая, дородная женщина растеклась в улыбке. Взяла монету, надкусила и улыбнулась ещё шире. — Девочек не желаете?
Вероятность не пройти проверку здоровьем и подцепить заразу от одной из местных крестьянок, которых пользуют не только ходоки, но и неписи, просто не стоила риска.
— Комната. Хорошая еда. Бочка.
Крестьянка пожала плечами:
— Как скажете милсдарь. Второй этаж, до конца по коридору и направо. Четвёртая дверь, мимо не пройдёте.
Трёхликий взял протянутый ему ключ, развернулся, поймал на себе взгляд нескольких ходоков и неписей, но не реагируя поднялся наверх, по скрипящим ступенькам лестницы. Личность ходока в нём испытала непередаваемые эмоции, когда тяжёлый рюкзак был снят и поставлен в угол комнаты. В помещении, которое он арендовал, кроме единственной лавки и соломенного матраса ничего не было. Но даже такие удобства были лучше, чем сырая земля и мешок под головой.
