— Его высокопревосходительство не будет ли так любезен, чтобы дозволить мне переночевать одну ночь в этом доме, на утро я намерен отправиться далее, на север, — сказал я, на что контр-адмирал скривился.
— Только адмиралу Ушакову решать, кому и когда выдвигаться. Будьте любезны подготовить обстоятельную реляцию о произошедшем, и почему вы не дождались флота, как на то был уговор, — сказал Голенкин.
А вот это было уже грубовато, но я спорить не стал. Этот офицер, восхищающийся своим командиром, как мне кажется, воспримет в штыки всё, что я могу противопоставить желаниям и чаяниям Ушакова. Он не станет вникать, что мой командир — это Суворов, и я имею приказ от него, который могу не выполнить, если буду задерживаться в городе.
Через час мне была представлена возможность сказать то, что я думаю. Прибыл Фёдор Фёдорович Ушаков. Это был среднего, нет, сравнительно с местными реалиями, чуть выше среднего роста человек. Круглолицый, с таким выражением лица, как может быть только у добряка. Но не стоило заблуждаться в том, что Ушаков может позволить какую-нибудь вольность по отношению к себе. Во флоте, когда много времени проводишь в ограниченном пространстве в компании большого количества мужчин, сильных духом мужчин, нельзя быть мягкотелым или слабохарактерным. И Ушаков таковым не был. Хотя этот человек наверняка менялся после того, как сходил на берег, может, даже несколько терялся в неродной земной стихии.
— Я благодарен вам, генерал-майор, что не подвергли город полному разорению, — с таких слов начал разговор Ушаков, когда мы с ним по-уставному поздоровались. — Знаю, что грабежи были, но убийств массовых не случилось. Меж тем у вас такой… особенный состав отряда. Удалось наладить дисциплину?
— Ваше высокопревосходительство, тут много тонкостей. Вот, к примеру, калмыки… Они ожидают своей участи, что решит государь. Живут пока на Дону, но с них хотят брать большую дань. Не с руки им нынче приказов ослушиваться и вести себя так, кабы при решении их племенного вопроса никакой жалости не было. Или персы… Их пять сотен, и все воины выученные и опытные. Шах поставил им большое жалование, да и семьям помог, чтобы они тут показали, что с персами дружить и торговать можно. Наш там, в Иране, нынче человек правит. С казаками ещё проще — им хвосты накрутил Матвей Иванович Платов. Ну, а егеря, так они солдаты русской армии, приучены к приказам, — обстоятельно ответил я.
— А иные? — с ухмылкой спросил Ушаков.
А он неплохо осведомлён. Я думаю, что какие-то каналы связи между Суворовым и Ушаковым имеются. Может, и через Османскую империю или же через Дубровник, который нынче Рагуза. Эту вольницу французы обошли стороной, так что весьма может быть, что там некий координационный центр был. Был, так как сейчас появился Триест. И всяко удобнее общаться через этот город. А там, даст Бог, и Венеция станет пристанищем для русских кораблей, хоть бы и на время.
— Это мои воины, с коими я сам учился воевать, кои учились у казаков и не только у них. Сии воины добрые, но не обучены сражаться в строю. Получается что-то между ландмилицией, казаками и егерями, — сказал я, не вдаваясь в подробности и не рассказывая ещё и про диверсионную направленность моих людей.
— Будет об этом. Не совсем прав был Беннигсен, ваш наиправейший командир, что описал ваш отряд, как… Не стоит обсуждать иных. Тем паче, что это я с ним координирую действия флота, — Ушаков задумался, после улыбнулся и продолжил говорить. — Я не стану корить вас за то, что начали штурм города без меня. Зная о малых потерях и то, что в Триесте был не такой уж и маленький гарнизон, вы наверняка имели причины так поступить, дабы не терять удобного и выгодного момента. Так и запишем. Но…
— Что я должен сделать взамен, дабы вышла добрая реляция? — понял я, что от меня ожидается именно такой вот вопрос.
— Сущая мелочь, которая и так бы решилась, даже вопреки вашему желанию. Корабли, военные. Четыре фрегата и линейный корабль. Они войдут в состав моего флота. Правда, сперва отправятся на Мальту и там будут ждать полноценных команд, — сказал Ушаков, которого мне в этот момент хотелось назвать «Плюшкиным».
У адмирала случился «сидром Дракона», когда он гребёт все военные корабли, при этом уже сейчас ощущая кадровый голод. Хотя… Если он не заберёт себе, то заберёт враг. Я хотел прикрыться Русско-американской компанией и для неё раздобыть эти корабли. Каким-то образом вывезти их в Петербург или в Севастополь, там подлатать, обшить днища медью и отправить со следующей экспедицией в Америку, если сложится такая ситуация, что этим кораблям найдётся пристанище. Всё же Охотск или Петропавловск, как мне кажется, не сильно подходят на роль базы для немалой, для этого участка Тихого океана, эскадры.
Но… Я же военный сейчас и на такие вот трофеи не имею прав. О чём мне и намекали. Между тем, я согласен получить компенсацию, и даже появились мысли о том, как это сделать. Нужно чуточку побыть в стороне и спихнуть ситуацию на других.
— Это не мои трофеи. Их захватили казаки. Но я могу договориться, и корабли перейдут в ваше подчинение, но не о себе говорю, а о казаках, им нужна компенсация, — сказал я и увидел некоторый отклик в глазах Ушакова.
— Буду честен с вами. Я подам прошение на выплаты за… — Фёдор Фёдорович пристально на меня посмотрел. — За казачьи призы. Но адмиралтейство не сможет в один миг с вами расплатиться. Вместе с тем, когда-то да сможет. Я и сам просто и незатейливо выкупил бы у вас корабли за те призы, что мне уже достались, но тут не поймёт нас уже офицерское сообщество. В нашей среде, знаете ли, не очень уважают тех, кто стал богатым на трофеях.
— Понимаю и согласен. Дым отечества нам сладок и приятен, а я люблю своё Отечество, посему буду премного благодарен, если напишите реляцию в Адмиралтейство. Но я хотел бы просить вашего содействия в ином деле, — сказал я и встал, вспоминая, куда засунул подготовленную ранее бумагу, когда отправил Ромео собирать Совет.
— Что в моих силах, посодействую. И я благодарен вам, что не вышло недопонимания, и мы говорим на одном языке, языке любви к Отечеству и верности его величеству российскому императору Павлу Петровичу, — с некоторым пафосом произнёс Ушаков.
В этом времени такие слова про Родину и особу императора никогда не произносятся спокойным тоном, всегда торжественно и с надрывом.
— А, вот… — нашёл я бумагу и подал её, как бы между делом, Ушакову.
Адмирал читал и быстро приходил в растерянность. Учитывая, что текста было всего-то на пару предложений, лицо Ушакова стало моментально удивлённым.
— Но, как же так? Мальту принял сам государь, в тех обстоятельствах это казалось на грани приличия. В европейской политике назрела вынужденная потребность в русском флоте и армии. Это не давало тем же англичанам высказаться против русского присутствия на Мальте. Но то, что вы предлагаете… — Ушаков отложил лист бумаги и уставился на меня.
— А разве что-то сильно меняется для того же Триеста? Или русскому флоту не нужны базы в этом регионе? Сколько у вас кораблей? — сыпал я вопросами.
— Достаточно для решения любой задачи, — уклончиво ответил адмирал, чем ещё больше расположил себя.
Нельзя никому сообщать информацию стратегического характера. Вот только можно же сосчитать те вымпелы, которые пришли к Триесту. К примеру, к городу подошли сразу одиннадцать линейных кораблей, восемь фрегатов, какое-то количество бригов и брандеров. С этим флотом можно пробовать бодаться и с французами. Но уже доподлинно известно, что Ушаков сформировал эскадру прикрытия Мальты, и там не может быть лишь два линкора и, пускай с пяток фрегатов, иначе нет смысла в такой вот эскадре. Так что, да, русский флот прирастает и теперь становится ещё более сильным за счёт стран-лимитрофов. Пусть не обижается на мои мысли Неаполь, Триест и всякие там Рагозы с Мальтами, но в сравнении с теми странами, которые нынче вершат европейскую политику, они малы и нежизнеспособны. Это доказал в иной реальности Наполеон, когда создал Иллирийские провинции на Адриатическом побережье.
