Всё-таки Николя Жан де Дье Сульт решился использовать свою кавалерию. Эх, жаль, это не поляки. Хотелось бы всяких Домбровских и Понятовских перерезать вот тут, за тысячу километров от России. Но и гусары подойдут также. Не много этого рода войск в республиканской армии, все больше ориентируются на конно-егерские полки да кирасир, но против бешенных азиатов, наверное, само то выставить лихих гусар. Они же… Эге-гей, прямо-таки своим видом прогонят трусливых… ну, и всё в этом духе.
Наверняка, персы сожалели, что, согласно плану, они должны были отступать и выводить вражескую кавалерию на карронады и последующий удар калмыков. Я почти уверен, что персидская конница, вот эти профессионалы, что были присланы шахом, смогли бы проявить себя и разбить полубригаду французских гусар, оставив вторую часть калмыкам или казакам, которые также не валялись в тени деревьев, а были готовы исполнить приказ. Вражеские кавалеристы увлеклись, они повелись на то, что персы действительно отступают. Сыграла тут свою роль психология французов, или воины Али-хана столь мастерски проводили манёвры, выводя противника на фургоны, но гусары прямо-таки в упор выскочили на уже готовые к залпу пушки-картечницы.
— Бах-ба-бах, — прогремело на поле боя, и сразу же фургоны стали собираться, чтобы откатывать к окопам.
Сотни картечин почти уничтожили целую гусарскую полубригаду. А те, кто ещё оставался в седле и пытался развернуть коня, оказывались под ударом персидских всадников. Разгром был грандиозный. Уверен, что в стане врага нынче пребывает уныние. Вторая полубригада, которая шла следом, также несколько замедлила ход, теряя динамику атаки, что в конной сшибке играет большую роль.
Конный таран калмыков врезался в четырёхрядный строй французских кавалеристов, прошибая его насквозь. Развернулись и персы, направляя своих коней вслед русским калмыкам. Не преминули размяться и казаки. Получалась такая ситуация, когда калмыки уже ушли, прорубив центр построения французских гусар, а казачья лава ударила вправо, персы влево. Тут бы бежать французам, хотя бы отойти метров на триста, откуда им уже могла бы помочь пехота, но сзади оказывались калмыки. Как бы храбро не умирали французы, они умирали…
Партия в шахматы, разыгрывающаяся здесь и сейчас, началась с того, что мой соперник слил два коня сразу же, чем подставил под угрозу всю свою игру. Но я не собирался играть по правилам, я «в Чапаева» — это когда по шашкам бить щелбаном, чтобы сбить выстроенные в ряд шашки противника. Так что я сделал следующий ход…
Как только моя кавалерия освободилась, добив гусар, и когда командирам удалось навести порядок и прервать потуги воинов начать собирать трофеи, я призвал всю конницу вновь поработать. Кони могли быть уставшими, но лошадок обычно хватало на две-три затяжные атаки, пока случилась только одна, так что был шанс, что сейчас не сильно трудоёмкая работа не утомит животных, и у них останутся силы на преследование.
В поле, прямо напротив трёх каре противника и виднеющихся в подзорную трубу резервов де Дье Сульта, я выстроил конницу. Огромная масса конных воинов дразнила французов, а в это время в полуверсте выставлялись железные трубы на устойчивых сошках, в которых уже располагались тяжёлые 12-ти фунтовые ракеты [время создания 32-х фунтовой ракеты Конгрива ещё не пришло, так что и 12-ти фунтовые — это тяжёлые ракеты]. Да, наши боеприпасы летели намного дальше, чем на полверсты. Ракеты могли достигнуть цели, расположенной на расстоянии в два с половиной километра и даже больше. Но… Вот уж это извечное «но»! Разлёт боеприпаса при дальности уже в километр составлял до тридцати метров, и это расстояние увеличивалось чуть ли не с геометрической прогрессией далее, составляя к двум километрам разлёт до пятисот метров. Безусловно, можно учесть некоторое отклонение, рассчитать силу ветра, чуть ли не плотность воздуха и всё прочее. Тогда можно надеяться, что попадём в цель, но я намеривался ударить прицельно и мощно, разбивая вражеские построения и сея панику в стане врага.
Ракетчики подняли флажки, сообщая о готовности. Они стояли разобщённо, на расстоянии в тридцать шагов друг от друга, чтобы минимизировать возможности вражеской артиллерии, но при этом все ракеты были направлены на свои цели. Нужно было ударить слева и справа по вражеской артиллерии, которая при нашей атаке может сильно нагадить. Ну, и два с половиной десятка ракет ударят по вражеской пехоте.
— Как там Контаков? — сам себе задал я вопрос.
C самого утра, когда прибыли наши пушки, я отправил часть егерей численностью до батальона, а также сотню своих людей с винтовками искать место, где можно было бы обойти французов и зайти им в тыл. Мой оппонент грамотно выбрал позицию, и казалось, что сложно планировать фланговые удары или обойти и ударить с тыла. Но это же смотря по какой дуге заходить и быть ли сильно обременённым ношей. У отряда, который возглавил майор Миша Контаков, дополнительная ноша была из тех, что не тянет — сухпайки на каждого солдата на два дня. Ну, ещё и бочки с готовыми зарядами-фугасами, но этого добра было не так чтобы сильно много, тем более, что бочки были прикреплены с небольшим тачкам, которые катить — само удовольствие.
Но вот уже и девять пополудни, прошло почти пять часов с момента убытия отряда Контакова, а ракеты или других опознавательных сигналов не было. Молчали и наблюдатели, которых мы отправили на склоны гор. Там достаточно высоко, чтобы увидеть обстановку даже за возвышенностями, которые защищают вражеские фланги.
«Всивс», — полетели ракеты. «Бах-ба-бах», — примерно через секунд сорок начались разрывы. И после свист «улётов» смешался с грохотом «прилётов». Пятьдесят ракет, чуть меньше половины от всего запаса, были выделены на этот бой.
Хотелось бы мне взглянуть на де Дье Сульта, когда он наблюдал за странно шипящими и извергающими пламя предметами в воздухе, которые обрушивались на его воинов. А выйти из каре его солдаты не могли из-за рядом маячивших моих кавалеристов. Знал ли мой оппонент о существовании ракет? Уже как полвека такое оружие было знакомо англичанам.
Ракеты полетели, с полуверсты они били почти туда, куда и оказывались направлены. Не сильно били, особенно при таких не самых малых размерах. Куда там до РСЗО, даже системы Град. Но всё равно это выглядело завораживающе, необычно, отчего страшнее, чем более эффективный удар хорошей артиллерии.
Эх, сюда бы пироксилин… Когда там мои задания будут выполнены, и мы подойдём к созданию бездымного пороха, пироксилина и, чем чёрт не шутит… атомного оружия? Нет, как раз с таким даже чёрт шутить не станет, а вот с динамитом может и позабавиться. Химия… химия… Не хватает мне химиков. Или такие, как Захаров, который сильно гордый, и пока не пнёшь, работать не станет, или как бонзы, сидящие в Академии Наук и считающие, что всё, что нужно для себя и для Отечества, они уже выполнили. Как там поживает Авогадро? Он же вроде как итальянец и должен вот прямо сейчас не только жить, но и активно творить [живёт и здравствует в Турине].
— Есть ракета от сводного отряда! — доложил мне мой человек, отвечавший за связь.
— Шах и мат, мсье Инсульт, — рассмеялся я.
Переоценил я своего противника. И когда я понял, что сражение нами уже выиграно, достаточно было бы даже направить всю свою кавалерию на врага, а оставшимися егерями, стрелками и фургонами ударить по деморализованной вражеской артиллерии, мне даже стало чуточку страшно.
Нет, не за жизнь я боялся или даже потери, я отчего-то испугался тех разговоров, которые возникнут после боя. Так жёстко заставлять всех копать укрепления и не использовать их в последующем… Мало кто будет доволен, что его изнурительный труд оказался бессмысленным. Дать что ли приказ на отступление к окопам? Нет, неприятель не пойдёт в атаку, напротив, воспользовавшись паузой, попробует уйти, чтобы осмыслить, что произошло, и как с этим бороться. И тогда того заслона, который сейчас должен был подготовить Контаков в тылу противника, не хватит, чтобы сдержать ещё большее войско де Дье Сульта.
