Казалось бы, вот он, успех. Есть время, чтобы наладить переправу хотя бы батальона, а лучше полка егерей. Они занимают свои позиции во всех возможных кустах и оврагах. И уже с опорой на стрелков более вольготно могли бы действовать и калмыки. Но подобных действий не последовало.
Что там себе думал Беннегсен, я так и не понял, но калмыки держали оборону почти пять часов, пока французам не удалось сконцентрировать достаточные силы и начать методичное, словно по учебнику, выдавливание иррегулярной конницы. В какой-то момент Нурали дал приказ всем уходить на другой берег. В итоге: сто шестьдесят два человека безвозвратными потерями, три десятка раненых.
Небольшое количество раненых объясняется тем, что при ранении крайне сложно было преодолеть и без того проблемную реку. Те раненые воины, которые пытались добраться до берега, как правило, гибли в речной путине.
— Я вызову его на дуэль, — сказал я, сжимая зубы до скрежета.
— Э, не, голубчик, ты сего не сделаешь, — жестко, в непривычной для себя манере отвечал фельдмаршал Суворов.
— Ваше высокопревосходительство, — повышая голос, обратился я. — Как же так? Они пришли и доверились мне! Я потерял только двенадцать безвозвратными потерями в пяти боях. А тут…
Усидеть на стуле не получалось и я резко встал. Суворов наблюдал за мной и не совершал никаких резких действий. Он привык к тому, что перед ним покорность проявляют все, и для этого Александру Васильевичу нет необходимости ни кричать, ни топать ногами, а лишь посмотреть. Вот так, вот именно таким взглядом.
Мне перехотелось показывать строптивость и стала отступать стадия гнева, прокладывая путь стадии принятия.
— Ваше сиятельство, — потухшим голосом обратился я. — Но вы же понимаете, что это преступление?
Суворов молчал. Наверное, он не мог признать по каким-то причинам, что Беннегсен совершил преступное действие. Я, конечно, не могу всего знать, всех политических раскладов в армии. При этом я понимаю, что эти расклады существуют. Различные лобби, влияния, родство, кто на ком женился, кто с кем якшается. Но ранее я все же думал, что Суворов стоит выше всего этого.
А, может, здесь еще имеет место быть элементарное землячество. «Что ж вы, Александр Васильевич, так печетесь за калмыков. Все едино посылать нужно воинов. Не калмыки бы погибли, так русские богатыри», — могли бы предъявить Суворову. А, может, и не могли бы. Я до конца так и не понял, абсолютное ли подчинение в армии фельдмаршала.
— Я наказал Леонтия Леонтьевича Беннегсена, — видно, что без желания говорил Суворов. — Я более от тебя, Михаил Михайлович не должен слышать ни единого упрека в его сторону. Обсуждать действие иных генералов буду лишь в их присутствии. Ты переходишь в мое личное подчинение.
Каждая фраза припечатывала к стене, словно мощный поток воды, извергаемый из бранцбойта. Умеет веселый старичок быть жестким аксакалом.
Здесь бы, конечно, можно было бы извиниться, покаяться, что бес попутал, голос повысил, но я не стал ничего из этого делать. Пришло понимание, что простить глупость или преступную небрежность, учиненную Беннегсеном, я не смогу. Мстить сейчас не стану, даже постараюсь избежать встречи, чтобы не вспылить, но он мой враг. Помнится, что первый человек, удостоенный чести быть моим врагом в этом мире, сейчас гадит под себя, не вставая с постели. Это я про Платошку Зубова. Посмотрим, что сделать в этим.
— Кто в моем подчинении, ваше высокопревосходительство? — спросил я.
Сам понял, что не получилось скрыть некоторую обиду, и она прозвучала в моем голосе и тоне.
— Все, Миша, не ершись. Нешто колючий, аки ёж, — сказал обычным для себя тоном весельчака Суворов.
— К моим егерям и стрелкам нужно добавить пехотный полк. Вернуть калмыков, довести число казаков до трех полков. Вернуть артиллеристов. А то пушки у меня не забрали, уже пятьдесят штук имеется, ядер и картечи хватает, пороха тоже, а вот кем стрелять, людей нет. Еще гранаты нужны…
— Да, хватит уже, — улыбаясь остановил меня Суворов. — Эко замахнулся. Может, и вовсе сам и француза побьешь, и Мантую возьмешь?
Я промолчал. Сумел не ляпнуть, что надо, так и возьму. Мои победы, наверное, несколько вскружили мне голову. А, может, все же я не так уж и не прав? Вон, Беннегсен подражает мне, наверное, не случайно. Опять о нем вспомнил. А я еще при первом общении чуть не увидел в этом генерале порядочность. Нельзя же так заблуждаться в людях. Один из непосредственных убийц императора, даже, если он, этот монарх, полный дебил, все равно убийца и скотина.
— Могу спросить у вашего высокопревосходительства, как обстоят дела с разведкой? — задал я вопрос.
— Вы в этом можете помочь? — вопросом на вопрос ответил фельдмаршал.
— Думаю, да, — без тени сомнения сказал я.
Суворов подвинулся ко мне чуть ближе на своем стуле, сделав это как-то беспардонно. Суворов совершил вульгарное действие: взявшись двумя руками за стул, сидя на нем, так подпрыгнул, что преодолел почти метр. За подобное в обществе сказали бы бескомпромиссное «фи». Мне было плевать. И не такой гоп-стоп видали.
— Ну, так, что молчите? Задумали глубокий рейд? Решили привести ко мне какого знающего французского генерала аль полковника? — Суворов с интересом смотрел на меня. — А то, знаете ли, все лейтенантов приводят, реже капитанов. Карту укреплений составили. Но я бы уточнил.
— Могу ли я рассчитывать на ваше доверие? И сохранить в тайне то, что должно таковой оставаться? — задал я провокационный вопрос.
Да, я понимал, что Суворов может и к черту меня послать с этакими заходами. Но мои агенты — они только мои и точка. Аннета передала информацию по планам и расположению войск неприятеля. Где она нашла такие документы? Вопрос! Нужно еще подумать, не началась ли какая информационная контригра. Очень важные документы она переписала. Я все же не настроен недооценивать соперников, тем более почитав в свое время о шпионских играх при Наполеоне, там были очень интересные моменты. И все же многое указывает на правду.
А еще больше, вспоминая мадмуазель Милле, меня начинали захватывать мысли о том, как именно она добилась такой информации. Ох, какая у меня фантазия!..
— С вами все в порядке? Господин генерал-майор? — вопросы командующего дали мне пенька и вышвырнули их похабных грез.
Все же бороться с гормонами молодого, здорового, спортивного организма крайне сложно. Но, необходимо. Или же для пользы дела обратиться к женщинам… Не стоит, себя перестану уважать.
— Прошу простить меня, ваше высокопревосходительство! — собравшись, я решительно произнес.
— Давайте ваши данные! Как именно, или откуда… Нет, милостивый государь! Для понимания любых сведений нужно знать их уровень и обстоятельства! Извольте! А ваше недоверие… Оно не уместно, — припечатал фельдмаршал.
И, ведь, прав. Особенно, по современной специфике, где данное слово — это еще важно. И честному человеку отказывать в доверии — это путь к ссоре. И, да, нужно знать, откуда информация. Одно дело найти карты укреплений у солдата какого, иное в спальне командующего. В первом случае стоит этим картами разжечь костёр.
— Ваше высокопревосходительство, я скажу вам. Но прошу понять всю сложность обстоятельств, грязных, нечестных, но крайне полезных. Если кто кроме меня и вас еще узнает, погибнут десятки людей… — подводил я к рассказу.
— Не тяните время! — уже с раздражением сказал командующий.
Вот прямо здесь и сейчас я могу потерять расположение Александра Васильевича, чего ну очень не хочется, что абсолютно для меня вредительство. Вместе с тем, я встал со стула, подошел к выходу из шатра и резко открыл его. Караул из двух гренадер стоял, но дальше, в метрах трех от входа. В принципе, крики они слышат, а вот разговор нормальным тоном, уже вряд ли. И я начал рассказ еще несколько уменьшив громкость своих слов.
— Спаси Христос! Вы… Нет, я понимал, чувствовал, что рядом хитрец, ловкач, пусть и дельный человек. Но как вы? Заслать девицу? — и тут Суворова осенило. — Та дуэль, о которой в свете говорили. Это же девица оттуда?
