Я медленно и очень осторожно закрыла шкатулку, а затем… вернула её Рокпорту.
Каждая леди хоть немного разбирается в драгоценностях. Даже та, что их не любит – как я. Сапфиры и бриллианты и вовсе трудно спутать с чем-либо. Они дороги и сами по себе, а в подобной тонкой работе…
По меньшей мере – четыре тысячи хайрейнов. Может, и больше.
– Вы молчите, леди. Вам не понравилось?
– Очень. – Голос у меня сел, я кашлянула и продолжила уже твёрже, стараясь не обращать внимания на усиливающееся головокружение: – Очень красивая работа. Изумительная.
– Почему бы вам не примерить подарок?
Святые Небеса, он так надо мною издевается? Куда подевалась его наблюдательность именно теперь, когда я с трудом могу складывать слова в предложения, а нервы из-за недосыпа натянуты, точно струны?
– Это очень любезно с вашей стороны. Однако не думаю, что сейчас подходящее время… – и я замялась, не зная, как объяснить деликатней.
Но Рокпорт меня опередил:
– Вижу, что вы не хотите принимать его, леди, – спокойно констатировал он, и я испытала ни с чем не сравнимое чувство облегчение… правда, слишком рано: – Но почему? Вам ведь понравился гарнитур.
Я вдохнула всей грудью и медленно выдохнула, представляя, что сказала бы на моем месте леди Милдред.
– Мне кажется, что такой подарок будет слишком обязывающим.
– Мы почти что одна семья, Виржиния, – мягко ответил Рокпорт – без улыбки. – Граф Валиант подарил в прошлом году супруге замок у озера Кэт, а виконт Сэйлем преподнёс дочери весной бриллиантовую диадему. Или вы считаете и это предосудительными поступками?
– Я для вас не дочь и не супруга, – резко возразила я и мгновенно пожалела. Спокойнее, спокойнее… Надо вести себя так, как вела бы леди Милдред.
– Какие холодные слова, – вздохнул маркиз, вновь пряча глаза за непроницаемо синими стеклами очков. – Официально мы помолвлены. И, помнится, прежде вы не возражали против того, чтобы помолвка однажды переросла в брак.
– Только если я не встречу того, кого действительно полюблю всем сердцем! – вспылила я, не выдержав. – Простите. С одной стороны, вы правы, официально мы помолвлены, и вы можете дарить мне любые подарки, приглашать в театр и прочее, прочее – никто не подумает дурного. Но с другой… Мы с вами прекрасно знаем, что помолвка не настоящая. И мы также знаем, почему она была заключена.
Маркиз, кажется, превратился в каменное изваяние – безмолвная фигура в старомодных одеждах, слепой блеск синих стекол и побелевшие губы.
– Да, – сказал он после долгого молчания. – Я знаю, почему Иден настоял на этой помолвке, хотя вам тогда было только шесть лет. И помню, почему даже леди Милдред не стала возражать против. А вот вы – помните? Знаете ли, как всё было на самом деле, или отец рассказал вам лишь часть того, чего опасался?
Кажется, разум у меня стал мягким-мягким, как мокрая глина, и каждое слово глубоко отпечатывалось в нём. Горло почему-то перехватило, хотя я уже давно перестала остро откликаться на воспоминания об ушедших родителях.
Прошлого не вернуть.
– Кто-то пытался истребить всю семью Эверсан. Яд в воде. Но умер только… только мой дед, лорд Фредерик Эверсан. Были ещё угрозы…
– Не только угрозы, – мягко прервал меня Рокпорт. – Ещё и покушения. Двадцать семь за неполных десять лет. И последнее, увы, увенчалось успехом. В этом есть и моя вина, Виржиния.
– Вы спокойно признаёте это? Есть причины? – Голос у меня заледенел, хотя внутри я буквально кипела. Гнев, дурные воспоминания, боль – жгучая перцовая смесь в моих жилах. – Насколько я помню, тогда вас вообще не было в стране, зачем же вы наговариваете на себя сейчас?
– Именно потому, что меня не было, я и виноват, – мрачно и совершенно непонятно ответил Рокпорт. Я чувствовала, что запутываюсь всё больше – в его словах, в собственных чувствах. Действо начинало отдавать абсурдом. Происходящее виделось теперь будто со стороны. – Не думайте, что я оправдываюсь, Виржиния. Нет. Вряд ли я когда-нибудь смогу простить себя, но именно поэтому буду заботиться так, как не заботился бы никто.
Я окончательно потеряла нить разговора и уцепилась за последние слова.
– Да уж, никто больше такого не делает! – Речь моя звучала громко и напористо – я старалась спрятать за злостью беспомощность. – Никто не врывается в мою кофейню за полночь, не угрожает моим друзьям, не пугает слуг и не читает мне мораль!
– Не сердитесь, Виржиния, – вздохнул маркиз. – Это для вашего же блага. Просто позвольте мне заботиться о вас. Возможно, тот человек, который десять лет потратил на то, чтобы добраться до ваших родителей, ещё жив.
Меня накрыло изматывающим, леденящим приступом страха. Пальцы стали непослушными, и я сцепила руки в замок, скрывая дрожь.
– Хотите сказать, он может попытаться меня убить?
– Возможно.
– Быть того не может! – Я вскочила из-за стола. От резкого движения чашка опрокинулась, а шкатулка с драгоценным гарнитуром полетела на пол. – Прошло четыре года! Четыре! И никто не тронул ни меня, ни леди Милдред!
Рокпорт наклонился и поднял шкатулку, затем бережно поставил ее на стол и только потом ответил, так и не подняв глаз.
– Первые два года после смерти Идена я потратил на то, чтобы найти убийцу. Увы, безуспешно, но кое-чего добиться удалось – преступник залёг на самое глубокое дно, скрылся, исчез. А вас, так быстро повзрослевшую девочку, взяла под крыло леди Милдред. В спокойствии прошло ещё два года. Что было потом, вы помните. И, кроме всего прочего, я не думаю, что сразу после похорон вы могли воспринимать реальность… адекватно. Ребёнком, Виржиния, вы часто прятали чувства за бесконечными «правильно» и «должно», переживая обиды и горести глубоко в своём сердце. И что же я вижу теперь, вернувшись из путешествия? Леди из стали, подобную леди Милдред? Нет, не верю, что вы могли так измениться. Но теперь, – голос его смягчился, – вам нет нужды больше быть сильной. Я рядом с вами, Виржиния. Вы не одна.
Я, словно наяву, почувствовала неимоверную тяжесть, мраморной плитой опустившуюся на плечи.
Таким мрамором были укрыты могилы родителей.
И бабушка…
– Виржиния.
Нет. Наверное, маркиз всё же ошибается. Будь я прежней – и эта тяжесть меня раздавила бы.
Интересно, через что прошла леди Милдред, прежде чем стала… собой?
– Нет уж, благодарю покорно. Делайте, что вам угодно. Вспоминайте прошлое… – Я сглотнула. Во рту было солоно, губы отчего-то болели. – Ловите призраков, убийц, ищите себе вину и оправдание – но только без меня. Спасибо за беседу, но мне пора. И, да, подарки оставьте себе. Прошу извинить.
Пол качался, как палуба корабля, а стены норовили врезаться в меня. Что за проклятый дом!
– Виржиния, погодите! Простите меня, я…
Почувствовав чужую хватку на своем плече, я резко развернулась и, как учил меня Эллис, ударила – кулаком в горло.
Конечно, не попала.
Конечно, Рокпорт перехватил руку, потянул её вверх, заставляя меня подняться на цыпочки и, дрожа, как натянутая струна, заглянуть ему в глаза. Не знаю, что он увидел в моих – но это что-то заставило его разжать пальцы.
Я молча развернулась и вышла – сама не заметила, как песком сквозь пальцы просочилась по запутанным анфиладам комнат, коридорам, лестницам и выскочила на порог особняка.
Моросил мелкий дождь. Туман поредел.
Чёрный автомобиль стоял на прежнем месте, а Лайзо действительно спал, свернувшись клубком на заднем сидении. Я пересекла площадь, наклонилась и постучала кулаком по стеклу, а потом ещё и пнула дверцу. Лайзо вскинулся, сонно щурясь. Узнав меня, он быстро выбрался из автомобиля, взъерошенный и озябший, открыл для меня дверь – да так и замер.
– Леди, простите, если не в своё дело лезу… Но где ваша накидка? И шляпка с тростью?
– Что? – Я словно очнулась от забытья и покачала головой. – Всё в порядке. У меня же не одна накидка, да и другой зонтик-трость есть… Кажется, даже два или три.
– Понятно, что есть. Вы ведь не из наших, не из голодранцев, – тихо отозвался Лайзо, заводя двигатель, и, обернувшись ко мне, вдруг побледнел: – На вас лица нет. Что случилось? Может, я подсобить могу?
