Снежана повернула голову. Ее глаза, синие, как зимний лед, изучали меня без осуждения, но и без одобрения.
— Опять сломя голову полезешь в драку, не разобравшись в раскладе? Вижу это и чувствую. Но вываливать все козыри сразу? Это… опрометчиво.
— Опрометчиво? — фыркнул я. Адреналин от предвкушения битвы смешивался с серой энергией внутри. — Это называется устрашение. Я врежу так, чтоб у них челюсти отвисли, чтоб земля под ними затряслась! Чтоб вспомнили и запомнили: Видар Раздоров — это не тот парень, с которым безопасно связываться. И ему всегда есть, что сказать и чем ударить. Таких, как я, больше нет и, наверное, уже не будет.
Машина мягко взяла поворот, въезжая на знакомую аллею, ведущую к чугунным воротам Нейтральной академии магии имени Создателя.
Снежана вздохнула, терпеливо, как учительница с непонятливым учеником.
— Страх — ненадежный союзник, Видар. Он быстро превращается в ярость, в желание уничтожить источник этого страха любой ценой. Если ты выйдешь и продемонстрируешь все, что принес из Пустоши, прямо сейчас, в первой же стычке — они не просто испугаются. Они сплотятся. Созовут старших. Найдут специалистов по запретным энергиям. Начнут искать твою слабость с удвоенной силой. Ты станешь для них не просто врагом, а главной угрозой, которую нужно нейтрализовать в первую очередь, всеми доступными средствами. И не только они.
— А что, сейчас я для них цветочек? — огрызнулся я. — Они и так знают, что я не подарок. Знают, что у меня зубы острые. Просто не знают, насколько.
— Именно!
Снежана резко повернулась ко мне, и в ее глазах вспыхнул холодный огонь стратега.
— Их незнание этого — твой щит. Твое преимущество. Пусть думают, что ты просто чуть сильнее, чем раньше. Пусть недооценивают. Пусть лезут с привычной наглостью. А ты… терпи. Копай. Собирай информацию. Узнавай их новые приемы, их слабые места, их союзы. А потом, когда они расслабятся, когда решат, что ты — просто выскочка, но все тот же старый Видар… Вот тогда ты нанесешь удар. Решающий удар. Из тени. Используя всю мощь Пустоши, но так, чтобы у них не было шанса опомниться или подготовиться. Это не трусость, Видар. Это тактика. Выживание.
Я сжал кулаки. Темная сила внутри отозвалась волной холода, пробежавшей по жилам. Она жаждала действия, немедленного и громкого. Аргументы Снежаны были ледяными глыбами логики, против которых мое желание «врезать сразу» казалось детской вспышкой гнева. Но… Черт возьми, это было справедливо! Они годами травили других, унижали, пытались сломать. Почему я должен прятаться, когда у меня наконец-то есть сила дать сдачи по-настоящему?
— Понимаешь, Снеж… — начал я, с осторожностью подбирая нужные слова. — Каждый раз, когда я жду, когда я слышу про их пакости, внутри что-то умирает. Эта сила… она не для того, чтобы прятать. Она как клинок. Его нужно обнажить, чтобы враг видел его остроту и дрожал. Иначе зачем она?
— Клинок, спрятанный в ножнах, зачастую опаснее обнаженного в руке, — парировала она спокойно. — Потому что о нем забывают. А когда он внезапно блеснет — уже слишком поздно. Твоя сила — не просто меч, Видар. Это… катастрофа. Ее нужно применять точечно. Смертоносно. А не тратить на демонстрацию силы перед школотой.
Мы так и не пришли к согласию. Спор завис в воздухе, тяжелый и неразрешенный, как туман над рекой. Моя жажда немедленного восстановления справедливости и ее холодный расчет так и не нашли точки соприкосновения. Тем временем «Волхв» плавно подкатил к величественным, всегда немного мрачным чугунным воротам академии. И тут мы увидели это.
Обычная утренняя суета у ворот сменилась чем-то другим. Густая толпа студентов сбилась в плотное, неспокойное кольцо. Слышался гул голосов — гневных, насмешливых, испуганных. Энергия висела в воздухе — колючая, агрессивная, пахнущая озоном перед грозой и пылью от гудящего эфира. Назревала драка. Большая.
Я инстинктивно напрягся, темная сила внутри встрепенулась, как хищник, учуявший кровь. Снежана резко положила руку мне на запястье. Ее пальцы были холодны.
— Видишь? — прошептала она, ее ледяные глаза сканировали толпу, выискивая знакомые лица враждующих кланов. — Они уже рвутся в бой. Без нас. Готов ли ты к этому? Прямо сейчас? Со всем арсеналом напоказ? Или… Все-таки подождем? Посмотрим, кто с кем?
Я впился взглядом в кипящую массу у ворот. Где-то там были Оборотневы с их звериной яростью, Ликанские с первобытной мощью, хитрые Перевертышевы. Мои враги. Сердце бешено колотилось, сливаясь с настойчивым зовом Пустоши. Покажи им! — кричало что-то внутри. Заставь дрожать!
Но в ушах звенели спокойные, неумолимые слова Снежаны: «Ты станешь главной угрозой… Нейтрализовать всеми средствами… Клинок в ножнах опаснее…»
Я сам не знал, что сейчас сделаю. Сила рвалась наружу, требуя триумфа или падения. А холодная рука Снежаны на моей напоминала о тени, о выжидании, о ударе исподтишка. Ворота Академии зияли перед нами, как пасть. А за ними бушевала маленькая война. И мне предстояло решить — войти в нее как громовая туча, или как невидимый клинок.
— Черт… — выдохнул я, открывая дверь «Волхва». В воздух ударил запах магии, пота и злобы. — Пошли, Снежка. Посмотрим, кто сегодня с кем дерется. А там… видно будет.
Решение пока не было принято. Битва внутри меня — между яростью Пустоши и холодным разумом стратега — только начиналась. И первое поле боя ждало прямо за воротами.
Воздух гудел, как растревоженный улей. Толпа — плотная, пьяная от предвкушения крови — сомкнулась перед нами живой стеной. Локти, спины, взвизги и матерные заклинания, от которых звенело в ушах.
Я рванул вперед, плечом пробивая дорогу, не чувствуя ответных ударов. Сила из Пустоши клокотала под кожей, леденящая и неистовая. Сейчас. Сейчас они увидят.
Снежана шла следом, ее пальцы впились в мой рукав — предостерегающе, настойчиво. Но я уже ничего не слышал, кроме звона собственной ярости.
И вот — центр бури.
Просвет в толпе открылся, как рана. И я увидел их.
Танька. Маленькая, ярая, с разбитой губой и взглядом, полным бешеного вызова. Ее одежда была порвана на плече, обнажая царапины. Рядом — Гиви, огромный, как скала, но дышащий тяжело, с подбитым глазом и рассеченной бровью. Они стояли спиной к спине, островком отчаяния в кольце звериной ненависти.
Напротив — они. Десяток оборотней из клана Оборотневых. Еще в человечьем обличье, но уже на грани. Зубы обнажены до десен — длинные, желтоватые клыки. Глаза — узкие, горящие хищным золотом щели. Мускулы вздулись под кожей, готовые лопнуть. Пахло псиной, дикостью и немытой агрессией.
Их вожак, здоровяк с шрамом через всю морду (еще человеческую, но уже не совсем), шагнул вперед. Его голос был низким рыком, резавшим гул толпы:
— Теперь вы познаете всю боль, «Мранные». Сегодня вы наконец сдохнете!
Гиви напрягся, готовый броситься в безнадежную атаку. Танька стиснула кулаки, ее тело сжалось, как пружина. По краям круга другая толпа — наши, из «Мранных», — яростно рвалась вперед, но их сдерживала чуть меньшая, но более организованная группа. Видимо, подручные Ликанских или Перевертышевых, наслаждающиеся зрелищем. Крики сливались в адский хор:
— Да разнеси их, Димка!
— Отпустите, черти! Они же на двоих!
— Суки, подождите, щас вам всем будет хана!
Яркая, звериная ненависть вонзилась мне в мозг. Она смешалась с моей собственной, с холодным гневом Пустоши, который уже лился по жилам, как жидкий азот. Я видел ярость в глазах Таньки. Видел кровь на лице Гиви. Видел торжествующую злобу на мордах оборотней.
— Стая!!! БОЙ!!! — рев вожака Оборотневых прозвучал как приговор.
Они ринулись. Когтистые лапы, оскаленные пасти слились в один темный, стремительный комок смерти, летящий на моих друзей.
Не сегодня.
Мое гулкое рычание было тише шороха листа, но оно прорезало воздух с тем де скрежетом, как лезвие по стеклу. Я шагнул. Не сквозь толпу — сквозь пространство. Тень сгустилась, холодный ветер Пустоши дунул на секунду — и я был там. Между Танькой и Гиви. Прямо перед несущейся лавиной клыков и когтей.
