Время замедлилось до ползучей капли смолы.
Я увидел, как золотые зрачки Оборотнева расширились от шока. Увидел, как инстинктивный ужас сменил злобу на мордах его стаи. Увидел, как Танька ахнула, а Гиви выдохнул: «Видар⁈»
Моя рука поднялась сама собой. Не для сложного жеста, не для заклинания. Просто ладонь вперед. Но пространство тяжко застонало, откликаясь на мой жест. Воздух вокруг моей руки сгустился, стал видимым — черно-фиолетовая, мерцающая вуаль Пустоты. Холод, исходящий от нее, был абсолютным. Он вымораживал звук, дыхание, саму мысль. Листья на ближайших кленах мгновенно покрылись инеем.
Внутри меня бушевал ураган. Темная сила рвалась наружу, требовала выпустить все. Разорвать, испепелить, обратить в ледяную пыль. Отправить в Навь всех этих шавок. Сейчас. Немедленно. Их страх был нектаром. Их гибель — справедливостью.
— Видар! Не надо! Не всех! — услышал я сдавленный крик Снежаны где-то позади. Ее голос был тонким лезвием, вонзившимся в туман ярости.
Димка и его стая замерли в прыжке, как плохо смазанные марионетки. Их рычание оборвалось. В глазах — чистейший, первобытный страх перед Неизвестным, перед этим Холодом, перед силой, которая пахла концом. Они чувствовали Навь на кончиках своих клыков.
Я стоял. Ладонь, излучающая леденящую Пустоту, была направлена в упор на вожака. Дрожь бешенства сотрясала меня изнутри. Сила пела в крови, звала к разрушению. Один жест. И их не станет.
Но в мозгу, сквозь рев Пустоши, пробивались слова Снежаны: «Главная угроза… Нейтрализовать всеми средствами…» И я видел не только ненависть перед собой. Я видел десятки глаз вокруг — Ликанских, Перевертышевых, нейтралов. Видел, как они впиваются в меня, в эту черно-фиолетовую завесу смерти у моей руки. Они запоминали. Оценивали.
Показать все? Прямо сейчас? Перед всей академией?
Клинок был обнажен. Но был ли он направлен точно? Или я готов был рубить вслепую, обрекая себя на войну со всеми?
Я сжал зубы до хруста. Холодная ярость и ледяной расчет схлестнулись в последней, мгновенной схватке где-то в глубине души. А потом меня накрыло…
Глава 20
В моей руке сам собой появился ледяной клинок. Полшага вперед, и рычащая псина сама насадилась на него. Фиолетово-черный сгусток невесомости, что был холоднее космоса, метнулся из ладони. Он не летел — он исчез у моей руки и появился перед грудью вожака. Часть его торса, от левого плеча до правого бедра, просто… перестала существовать. Исчезла в клубящейся мгле Нави. Остальное — ноги, голова с застывшим оскалом, кровавый фонтан из обрубка позвоночника и клубок кишок, вываливающихся из тела, как перезрелые плоды — рухнуло на промерзшую землю с глухим, влажным шлепком.
— Видар, очнись!!! — на самом краю сознания я услышал чей-то крик, но не воспринял его.
Злость и ярость полностью затопили мое сознание, вытеснив из него все человеческое — они посмели покуситься на МОЕ!!! На моих друзей. Пусть теперь молятся, чтобы смерть была милосердной к ним и забрала их сразу. Потому что я милосердным точно не буду.
— Гиви! Таня! ВНИЗ! — рев мой был нечеловеческим, вибрирующим той самой чернотой, что клокотала внутри. Рука, что секунду назад лишь угрожала Пустотой, рванулась не в жесте, а в ударе. Не заклинание. Инстинкт. Выброс.
Тишина. На миг — абсолютная, леденящая, страшнее любого крика. Даже мои друзья, шарахнувшиеся в стороны по моему воплю, замерли с открытыми ртами и глазами, полными не веры, а ужаса. Ужаса передо мной.
Потом — взрыв. Не магии. Ярости. Стаи.
Гибель вожака не сломила их — она их взбесила. Звериный вой, полный боли и безумия, разорвал тишину. Десять пар золотых глаз вспыхнули кровавым светом. Шерсть пробилась сквозь кожу, кости хрустнули, удлиняясь, морды вытягивались в звериные рыла. Превращение было мучительным, быстрым и уродливым — не гордые волки, а гиены, взбешенные потерей альфы. Они кинулись. Все сразу. Не на Таньку и Гиви. На меня. Когти, клыки, тупая сила полутонного тела — лавина плоти и ярости, сметающая все на пути.
Хорошо!
Пустошь внутри меня завыла от восторга. Не сдерживай. Не рассчитывай. Уничтожай!
Я оскалился и шагнул навстречу. В самый центр стаи. Мои движения были нечеловечески быстры, резки, предсказуемы только для Пустоты — сути моей магии, моего серого эфира, что вела меня. Да, я уже догадался откуда она –не привычные всем тьма и свет, а именно пустота — серая мгла, в которой нет ничего. Но в которой все же что-то таится — лютый голод тьмы и всепожирающая ярость света.
Первого оборотня — огромного, бурого, с пеной у пасти — моя рука встретила не кулаком, а лезвием. Тончайшая пластина искаженного пространства, что была острее любой бритвы, протянулась от кончиков пальцев. Она прошла через его шею, как горячий нож сквозь масло. Голова отлетела, глаза еще горели ненавистью. Тело рухнуло, фонтанируя кровью.
Кровь. Горячая, соленая, брызнула мне в лицо. Ее запах — медный, густой — смешался с запахом псины и леденящим дыханием Нави.
Справа — удар когтистой лапищей. Я не стал уходить от него. Пустошь сжалась вокруг меня на миг. Когти скользнули по искаженному пространству, как по броне, с противным визгом и снопом искр.
Моя левая рука вонзилась в грудь нападавшего. Не физически. Внутрь. Холод Нави пронзил его плоть, заморозил сердце, разорвал его изнутри черным инеем. Зверь захрипел, из пасти хлынула алая пена, смешанная с осколками ледяной крови.
Рев, стоны, хлюпающие звуки рвущейся плоти. Площадь перед академией превратилась в бойню. Я был вихрем смерти. Каждое мое движение — рассекало, разрывало, замораживало изнутри. Клинки пространства с легкостью отсекали конечности. Волны холода вымораживали внутренности, оставляя трупы, покрытые инеем.
Один оборотень, уже почти полностью превратившись в волка, прыгнул мне на спину — его клыки жадно впились в плечо. Боль — острая, жгучая. Пустошь ответила волной отрицания. Существо вокруг укуса просто… распалось. Растворилось в черную пыль, унесенную ветром. От огромного злобного волка осталась только голова, что бессмысленно таращила пустые глаза рядом со мной.
Я не чувствовал усталости. Только холодную ярость и бескрайнюю мощь Пустоты. Она торжествующе пела в моих жилах, требовала больше крови, больше смерти. И я давал ей это. Снова и снова.
Один. Последний. Молодой еще, шерсть пегая. Он видел, как падали его сородичи. Видел кишки на мерзлой земле, обледеневшие трупы, разорванные тела. Зверь в нем сломался. Он заскулил, поджал хвост, попятился. В его глазах был только ужас.
Пустошь внутри взревела — убей!
Я поднял руку. Фиолетово-черная сфера смерти уже клубилась на ладони.
— Видар! НЕ НАДО! ОН СДАЁТСЯ!!! — снова голос Снежаны. Резкий, отчаянный. Откуда-то слева.
Я колебался. Мгновение. Зверь скулил, прижимаясь к земле.
И тут — удар в спину. Тупая, звериная хитрость. Еще один, притворившийся мертвым среди луж крови и внутренностей, рванул ко мне, клыки — к шее.
Рефлекс. Пустошь выплеснулась. Вспышка. Ледяное сияние, черное в своей сердцевине, окутало нападавшего и… сдавшегося. На миг — две фигуры, застывшие в прыжке и страхе. Потом — тихий хруст. Они рассыпались. Как стеклянные статуи, ударившиеся о камень. Тысячи мелких, кроваво-ледяных осколков.
Тишина. Настоящая теперь. Ни рева. Ни стона. Только хлюпанье крови под ногами да прерывистое дыхание Таньки где-то позади. Я стоял посреди круга смерти. Круг из обезображенных тел, луж темной, почти черной в инее крови, разбросанных внутренностей, замерзших в причудливых фигурах. Запах — железа, экскрементов и вечного холода Нави — стоял тяжелым туманом.
Пустошь внутри успокоилась. Насытилась. Она требовала признания. Триумфа. Она была частью меня. Частью моей магии. Мы стали едины и неделимы. Как и ледяным холодом Мораны и Серым эфиром Сварога.
Я вскинул голову. К небу. К стенам академии. К бледным, искаженным ужасом и отвращением лицам в толпе. Ликанские. Перевертышевы. Просто студенты. Они смотрели на меня не как на победителя. Как на катастрофу. Как на монстра.
