Джон стоял в сторонке и наблюдал за тем, как реагируют люди на такой вот натюрморт. Он выучил всех, кто сегодня будет, кто пока скрывается за маской. Память у шпиона была идеальной, он запоминал мелочи, форму кистей, даже индивидуальность ушных раковин.
Поэтому мог определить, под какой маской прибыл Беннегсен, а где отправленный в отставку, злющий и решительный полковник Александр Михайлович Каховский, или его товарищ Петр Степанович Дехтерев. А вот в маске петуха прибыл Николай Зубов, тут же, в венецианской маске, Аргамаков Александр Васильевич.
Но были два человека, которые взирали на собрание тайком, это было условием их присутствия здесь. Панин и Пален — такие похожие фамилии, такие разные люди, именно они оказывались самыми важными персонами в перевороте. Хотя, сюда же, в тайную комнату, могли бы посадить и Аргамакова, или же Николая Зубова.
Нет, все же последний был уже больше балластом, он растерял две трети своей клиентуры. Несмотря на то, что тесть Николая Александровича Зубова, фельдмаршал Суворов, был в фаворе, зять стал, согласно народной поговорки, «зять — не дать, ни взять». Прославленный полководец это понимал хорошо, потому и протекции не давал.
— Меня зовут Курт Хансен, — Джон Спенсер начал собрание со лжи.
Ну не английским, пусть и вымышленным, именем называться. Все догадываются, что перед ними сейчас англичанин. Но догадываться и знать — это сильно разные понятия. А так, назвавшись датским именем, можно несколько сбить с толку это варварское собрание. Разговор шел на французском языке, которым англичанин владел идеально. Наречие главного врага нужно знать хорошо. И сложно было определить национальность. Так как англичанин был рыжеват, приходилось использовать имена северных народов. И ведь до этого никому в Петербурге и не пришла в голову мысль, что француз-то не настоящий, нет таких ржавых французов.
— Итак, мы все не довольны политикой, проводимой Павлом. Он сошел с ума и тянет Россию в бездну. Если тут есть те, кто считает иначе, то вы можете покинуть собрание, пока не стало слишком поздно, — произнес англичанин, взяв на себя роль модератора собрания.
Все собравшиеся стали крутить головами в поисках тех, кто решил выйти из заговора. Таких не обнаружилось и Джон с удовлетворением воззрился на толпу.
Люди сидели на стульях в просторном, относительно, конечно, зале. Особняк был, как для многих собравшихся, сущим сараем, но что только не сделаешь ради великой цели свержения власти, можно и потерпеть неудобство не самых мягких стульев. Хорошо, что англичанин хотя бы не пожадничал и его люди, обойдясь без слуг, хорошо протопили особняк, так что было внутри тепло.
— Уже скоро нужно все сделать. Я предлагаю вам проработать людей, на которых вы можете опереться. Нам нужна толпа на улицах. Чем больше будет людей, тем больше сумятицы. В мутной воде легче ловить рыбу. Ударная группа свободолюбивых русских людей станет самым организованным фактором в этой сумятице, — вещал Джон.
На самом деле, главные переговоры должны были состояться позже. Панин, а, главное, Петр Алексеевич Пален, они будут решать и когда и, по сути, как осуществлять переворот. Так что люди, приехавшие сюда, нужны только для того, чтобы все поняли, что их знакомый так же замазан и участвует в перевороте. Ну и исполнители. Каховский и Дегтярев настолько возненавидели Павла Петровича, что по его воле их погнали из армии в преддверии великих побед, что готовы зубами грызть императора.
Им, по задумке Джона и Беннегсена, как командира ударной группы, предстояло убить императора. Трусливый Никита Панин против физического устранения Павла, предполагая, что достаточно будет объявить нынешнего правителя Российской империей лишь сумасшедшим и запереть, допустим, в Шлиссельбурге. Вице-канцлер молод, малодушный, а вот Пален был полностью солидарен с тем, что императора нужно ликвидировать.
— Зачем, мсье Жан Поль понадобилась эта встреча? Чтобы все узнали обо всех? — спрашивал Панин, когда закончился спектакль и все пешки в большой игре, раскрыв свои лица, уехали по домам.
Пален посмотрел на вице-канцлера сочувственно, как смотрят на больного человека. Петербургский генерал-губернатор понимал уже, что выстраивается многоуровневый заговор. Есть вот это великосветское «мясо», в числе которых и близкие к императору люди, как тот же Аргамаков. Но есть иные, тот же Панин, или сам генерал-губернатор.
Кроме того, никто не афиширует других участников заговора. Имеются лояльные заговорщикам офицеры из Семеновского полка, чуть меньше, но и Преображенцы готовы участвовать в заговоре за серьезные подарки. Есть и офицеры в Смоленске, готовые восстать. Там расквартированы Петербуржский драгунский и другие полки, часть офицеров которых были преданы опале за различные повинности. Иные же офицеры остались таким фактом крайне недовольны. Полковники Каховский и Дегтярев как раз-таки представляли интересы смоленских заговорщиков.
— Теперь, господа, пути назад нет, — сказал Джон, посмотрел на Палена и обратился к петербуржскому генерал-губернатору. — Мсье Пален, офицер вами подготовлен?
— Вы про того несчастного, что будет наговаривать на императора? — нехотя, словно тяготясь присутствием и обществом двух негодяев, отвечал Пален, считавший себя чуть ли не праведником. — Штабс-капитан Кирпичников готов к этому. Только, господа, я хотел бы разделить финансовые потери. Кирпичников оценил свою честь в две тысячи рублей.
По плану заговорщиков своеобразной «сакральной» жертвой, которая вызовет протест дворянства, должен стать некий штабс-капитан Кирпичников. Он должен во время развода караулов громогласно высказаться против Мадам Шевалье, а также ордена Святой Анны. Расчет заговорщиков был на то, что будь даже Павел Петрович сумасшедшим, он не решится казнить офицера за такие слова. Но то, что безнаказанными высказывания не останутся, никто не сомневался. Когда офицер получит порцию императорского гнева, это событие начнут раскачивать через походы на обед в знатные семейства, или по средством посещения тайных салонов Петербурга, поднимая волну дворянского гнева. Как же так⁉ Взять и выпороть дворянина!
— Даже, если порки не будет, ее стоит придумать, — сказал Джон Спенсер.
— Мсье француз, — с иронией обратился к Джону Никита Панин. — Где деньги? Нам нужно серебро на расходы, и много.
— Господа, могу пока выдать десять тысяч рублей. По завершению всего задуманного, в два раза больше, — говорил англичанин с таким пафосом, будто речь шла о миллионах.
Оба русских вельможи синхронно ухмыльнулись. При своих должностях и чинах они могут заиметь в два раза больше денег всего за один месяц. Явно не материальными выгодами были мотивированы аристократы, хотя много денег не бывает, что сейчас и хотел сказать вице-канцлер.
Однако, власть — именно она двигает людей на безумство. На пути к власти можно тешить себя заблуждениями, что все делается во имя светлых идей, что Россия с нынешним монархом стоит у пропасти. Вот только стань Панин Канцлером, так все бы стало тленым, все идеи о несправедливости императора, и сложно было бы найти более преданного государю человека. Чуть более идейным, но не лишенным властолюбия, был генерал-губернатор.
— С Александром беседа проведена? — спросил англичанин.
Пален максимально туманно и расплывчато рассказал об итогах переговоров с Александром Павловичем. Если Никита Петрович Панин спокойно воспринимал фигуру английского куратора, воспринимая его, как данность, то Петр Алексеевич Пален не доверял и раздражался активным участием англичанина в заговоре. Генерал-губернатор считал подготовку к государственному перевороту своим детищем, выпестованным собственным гением. А так слава может уйти к англичанам.
— Мсье Панин, вы же понимаете, что меня здесь нет, никогда не было и я, скорее, яд проглочу, чем дамся кому-то в руки. Моя страна откажется от признания любого участия, впрочем, как и от меня. Так что слава спасителя России будет вашей, господа, — Джон Спенсер тонко чувствовал настроение собеседников и смог понять, почему так нехотя общается генерал-губернатор.
