Он указал на огромный, тихо гудящий агрегат в углу аудитории — «Мана-динамо Поломатова 4».
— Вот он! Красавец! В его сердце — кристалл Чистой Арканы, выращенный в недрах Уральских гор! Но он не просто светится! Его внутренняя структура переплетена с квантовыми процессорами! Он не хранит энергию — он ее трансформирует по заданным алгоритмам! Рунические контуры на корпусе — не украшение! Это интерфейс! С их помощью маг направляет поток, а машина — усиливает, фокусирует, вычисляет оптимальные параметры заклинания! Симбиоз! Гармония! Будущее!
Аудитория замерла, завороженная. Даже заклятые бездельники не сводили глаз с профессора и его дымящихся игрушек. Я стал пробираться к привычному месту у окна.
И тут я их увидел.
Танька, Гиви и Настя. Они сидели на моем обычном месте. Танька — все еще бледная, с запекшейся кровью на губе, но ее глаза, широко раскрытые от интереса к лекции, светились. Гиви, уже с перебинтованной головой, кивнул мне, его здоровенный кулак сжался в знак солидарности. Настя, наша техномаг-энтузиастка — я раньше и не знал, что ее привлекают всякие приборы, — сияла, как кристалл на демонстрационном столе, явно ловя каждое слово Поломатова. Они улыбались. Искренне. Радостно. Как будто утренней бойни не было. Как будто я не был монстром, разорвавшим десяток тел. Как будто я… просто Видар. Всего лишь опоздавший на лекцию.
Этот простой знак… Что-то кольнуло внутри. Не холод Пустоты. Что-то теплое, забытое, неудобное.
Но это было ничто по сравнению с тем, что я увидел дальше.
Рядом с ними, через проход, сидела Света Рюрикович.
Златовласка с лицом ангела и характером ледяной гарпии. Моя личная симпатия и, кажется, мое проклятье. Она считала меня грязным выродком, пятном на репутации ее рода, а мою силу — кощунством. Взаимно.
И вот сейчас Света… улыбалась.
Не язвительной ухмылкой. Не холодной усмешкой. А широкой, почти… радостной улыбкой. Ее синие глаза, обычно полные презрения, смотрели прямо на меня. И в них не было ни капли ненависти. Было… ожидание? Ликование? Триумф?
Я замер на полпути к своему месту. Пустошь внутри, только что заинтересованно наблюдавшая за искрами техномагии, мгновенно сжалась в ледяной комок настороженности. Ледяные иглы пробежали по позвоночнику.
Что это?
Подвох. Обязательно подвох. Самый изощренный и подлый. Может, она радуется, что Оборотневы объявили войну моему роду? Ждет, когда меня сотрут в порошок? Но эта улыбка… она была слишком… открытой. Не в ее стиле. Впрочем, если сдохну я, то и она тоже — клятва не имеет иных трактований.
Или… это техномагическая иллюзия? Маскировка? Но Поломатов бы заметил. Хотя…
— Раздоров! — громовой голос профессора вырвал меня из размышлений.
Я вздрогнул. Все повернулись. Поломатов, спустившись с платформы, стоял рядом со мной, держа в руках какой-то трепещущий, светящийся шар из проводов и кристаллов. Его глаза, острые и безумные, сверлили меня.
— Ты пропустил начало! Не беда! Держи!
Он сунул мне в руки этот шар. Он был теплым и пульсировал, как живой.
— Это — прототип Мана-стабилизатора! Чувствуешь резонанс? Теперь твоя задача — пока я объясняю принцип подавления обратных волн — удержать его частоту в пределах синего спектра! Не дай ему взорваться! Потренируешь концентрацию, болван!
Он хлопнул меня по плечу так, что я чуть не выронил пульсирующий шар, и взмыл обратно на платформу, продолжая греметь про квантово-рунические резонансы.
Я стоял, держа в руках потенциальную бомбу, чувствуя на себе взгляды всей аудитории. Взгляд Таньки — обеспокоенный. Гиви — сочувствующий. Насти — заинтересованный. И взгляд Светы Рюрикович.
Ее радостная улыбка стала еще шире. Почти… восторженной. Как будто она ждала именно этого. Как будто видела, как этот шар вот-вот…
Пустошь внутри заурчала предупреждающе. Ледяное внимание сфокусировалось на устройстве в моих руках. Каждая его вибрация, каждый всплеск энергии отслеживались. Концентрация? Легко. Для Пустоты это было как дышать. Шар послушно замер в моих ладонях, его свечение стабилизировалось в ровный синий цвет.
Но вопрос висел в воздухе, острее любого клинка — в чем подвох, Света? И чему ты так радуешься?
Ее сияющий взгляд казался теперь не просто странным, а зловещим. Как будто она знала что-то. Что-то очень плохое. И ждала, когда это сработает.
Лекция Поломатова гремела вокруг, но мой мир сузился до пульсирующего шара в руках и загадочной улыбки светловолосой княжны. Война с Оборотневыми казалась теперь простой и понятной разборкой по сравнению с этим тихим, улыбающимся… неведомым.
Пустошь внутри сжалась, готовая к удару. Но откуда он придет?
Шар в моих руках был не артефактом. Он был живым узлом извращенной боли. Пульсация под пальцами — не ритм, а аритмия. Стеклянная оболочка трепетала, как кожа перегретого паука. Внутри — спираль из светящегося кварца и меди, опутанная проводами, где вместо тока бесился дикий эфир. Синяя стабильность, которую я насильно удерживал волей Пустоты, была лишь тонкой пленкой над кипящим хаосом.
Не техномаг я. Не мое. Но разрушать — мое. Чувствовать распад — мое.
Поломатов гремел где-то вдалеке, парил на платформе, тыкал в голограммы. Его слова — «резонанс», «обратные волны», «калибровка» — бились в уши бессмысленным шумом. Весь мой мир сузился до трепещущего сердца шара. Он хотел взорваться. Хотел выжечь аудиторию, стереть нас в радиоактивный пепел.
Пустошь внутри клокотала раздраженно. Сожги его! Преврати в ничто. Просто. Но что-то цепляло взгляд. Не сам шар. То, что к нему тянулось.
Тончайшие нити. Почти невидимые. Не мана-потоки, не световые лучи. Что-то эфирное, змеящееся, как дым. Они шли не от платформы Поломатова. Они вились от студентов. От нескольких фигур в третьем ряду — бледных, с лихорадочно блестящими глазами. Их пальцы судорожно сжимали под партами какие-то мелкие кристаллики.
Саботаж.
Мысль ударила ледяной иглой. Не просто нестабильность. Диверсия. Кто-то намеренно вносил диссонанс, резонируя с уже шатким балансом стабилизатора через эти эфирные мостики. Каждая нить — как игла, вонзаемая в натянутую струну.
Шар вздрогнул в моих руках сильнее. Синее свечение дрогнуло, по краю поползла багровая жилка. Тепло сменилось жаром, прожгло кожу ладоней.
Секунды.
Ярость вспыхнула холодным пламенем. Не просто уничтожить угрозу. Найти источник. Отрезать. Наказать.
Пустошь отозвалась мгновенно. Мое восприятие резко сменило фокус. Не шар. Нити. Хрупкие, ядовитые щупальца, впивающиеся в его энергетическое поле. Я увидел их точки исхода — дрожащие кристаллы в руках трех студентов. Увидел слабые, но злонамеренные импульсы воли, бегущие по нитям.
Контроль? Нет. Перехват.
Я не стал рвать нити. Это лишь ускорило бы взрыв. Я направил Пустоту по ним. Как ледяную иглу по капилляру. Обратно. К источнику.
Не гасить. Не блокировать. Отразить. С усилением.
Весь нестабильный, дикий заряд эфира, который они так старательно вгоняли в шар, я схватил волей Нави, сжал в три раскаленных до бела иглы и — толкнул обратно по эфирным нитям. Со скоростью мысли. С точностью хирурга, знающего, где бьется сердце.
Эффект был мгновенным и ужасающим.
Трое в третьем ряду вздрогнули, как от удара током. Их глаза выкатились, рты открылись в беззвучном крике. Потом — вспышка. Не из шара. Из них самих.
Яркое, ослепительно-белое пламя вырвалось из их глаз, ртов, ушей. Оно не горело — оно пожирало. Плоть вспучивалась, чернела, рассыпалась в пепел за микросекунды. Запах — не просто горелого мяса, а озона, сожженной маны и… кальцинированных костей. Три факела. Три коротких, пронзительных вопля, оборвавшихся так же резко, как и начались. Потом — три кучки дымящегося пепла на скамьях. И тишина. Гробовая.
Шар в моих руках мгновенно успокоился. Синее свечение стало ровным, глубоким, почти умиротворенным. Тепло сменилось приятной прохладой. Угроза миновала. Аудитория замерла в шоке. Кто-то ахнул. Кто-то застонал. Танька вцепилась в рукав Гиви.
