Кто-то всё же явился незваным гостем и пометил их. А кто точно – ни один бог сказать не может. Прошляпили системы безопасности и берегини, защитники и радетели.
Дети растут и цифры растут на коже. А что они значат – никто не знает толком. Матери на один лад говорят, что при рождении то произошло, но подробностей не рассказывают, а сами не помнят.
Родослав, глядя на то, куда смотрит брат, свои цифры невольно почесал. На его запястье три единицы набиты. А ночью, когда погашен всякий свет и затемняются окна, словно даже внутренним светом те подсвечиваются.
Но то одному ему видно. Брат не верит и не видит. А сам говорит, что брехня всё. Его-то цифры не светятся. А значит и у брата так же, а всё остальное – придумал, чтобы выделываться. И сколько ему не показывай в темноте, не видит и не увидит. Или сделает вид, что не видит.
Из вредности.
Сражаясь с сонливостью и усталостью, оба отрока вышли на середину комнаты. И потянулись, как учил отец в помещении на двоих. Едва симеоны открыли, только-только потоки восходящие-нисходящие разогнали, как сон как рукой сняло. Дыхание космоса тут же повеяло. Прохладное, что хорошо ощутимо. Но его силой земного тепла перебило и тонкие тела тут же надулись пузырями, а с этим ощущение приятного тепла по телу побежало.
Заулыбались оба, когда в глазах мельтешение началось.
Полны отныне силы тела полубогов. Работает соборный сбор. И только сильнее станут, когда бледной кожи первые лучи солнца коснутся!
– Как думаешь, отец явится? – спросил Миромир, заканчивая зарядку и первым к раздатчику одежды подходя.
Лазер прошёлся по телу, смерил все мерки вплоть до нанометра, сравнил с показанием прошлого дня и синий луч мгновенно нарастил универсальную одежду и обувь.
– Конечно, явится. Праздник же! – ответил Родослав и следом подошёл.
Гамаюн негромко рассказывал о температуре за окном жилого здания и уверил, что оба на два сантиметра за месяц вытянулись или в среднем на 0,8 сантиметра за неделю росли, что составляла девять дней в месяце, где тридцать два дня.
Своего общего отца дети почти не видели. И до двенадцати вёсен жили с матерями в их личных домах. Но с первым личным костюмом персонального обеспечения их поселили в доме общего пользования, где отроки от двенадцати до шестнадцати лет обитали, учились и тренировались.
В отличие от зданий, куда их матери водили и забирали, а потом сами бегали, здесь познание в зимний период практически не прекращалось, лишь чередовалось одно занятие с другим. И игры сменяли правила, а тренировки лекции вечников. Случались и личные беседы с представителями братства. А если какой отрок проявлял себя лучше прочих, то к нему мог прийти и представитель Собора.
На детей-полубогов даже косились по этому поводу. Обоим уже тринадцатая весна идёт, а так себя и не проявили. Или не дети Световита? Или не рода Харийского?
Глядя на отроков, матери только вздыхали. Настолько смешались рода, что не определить уже представителя по цвету волос и глаз. Но дабы не допустить кровосмешения, все представители рода занесены в реестр. Учёные мужи учёт ведут, пока ведающие матери точно сказать могут, кто с кем сойдётся и кому с кем в ладу жить, а кому в паре жизни не будет.
То – опыт тысяч лет и познания великие.
– Пейте воду, – заявил Гамаюн с жёрдочки-зарядки, кончиками железных коготков заряд собирая.
Железной птице есть-пить не надо, но питается от электричества, если солнца нет на улице. По полгода зависим от людских строений. И каждый год – всё больше.
– До восхода солнца осталось четыре часа и семь минут, – добавила железная птица и взлетев, на плечо Миромиру перебралась
Она весит всего ничего. Каждый ребёнок на руке вытянутой выдержит. В отличие от Алконоста, что размах крыльев как у птеродактиля имела, чтобы бой демонам давать акустическим оружием. Или Сирин, которые поменьше будут, но вооружены до зубов ручным лазерным оружием.
Но со временем каждый защитный механизм меньше стал и Гамаюн при своих небольших габаритах стал лучшим другом детворы, первым для них персональным воспитателем и смотрителем.
Пока немногочисленные родители работой заняты, он играм учил и развивал и слушали малую птицу охотнее, чем здоровых железных птиц первых версий.
Гамаюн знал всё, что происходит на материке, подключённый к общей сети, и ведал, что с этим делать.
– Пейте, – повторил он.
Дети выпили залпом по полному стакану насыщенной воды и побежали на утренний моцион. Завтрак будет, когда проснётся голод, а пока всё, что организму требуется – в воде присутствует.
Гамаюн учил принимать пищу не по расписанию, а по потребностям. А прежде завтрака – гулять на свежем воздухе. Закаляться в любую погоду. И если не ходить по траве босиком в угоду погоде, то как минимум щёки алые морозу подставлять.
Родослав первый за порог шагнул. Дверь тут же уползла в сторону, сохраняя тепло в помещении. Но следом открылась – Миромир шагнул следом.
– На улице минус десять градусов, – припомнил утреннюю сводку рыжий брат. – Небывалое тепло. Видно и впрямь потеплением перед грядущим восходом.
– Думаешь, блины в столовой с кашей подадут? – вдыхал полной грудью свежий, морозный воздух блондин, думая о своём. О важном.
Родослав тосковал по чистому вкусу дикой пшеницы. Ту раньше выращивали в полях в округе, как показывали обучающие программы визоров и системы дополненной реальности, но когда стало холоднее, ареол сместился на юг, к побережью, в затем вовсе перешагнул границу моря-океана.
Гамаюн говорил, что теперь ту выращивают за Срединными горами, среди полей широких, как море. У форпостов заповедных. Но вести её оттуда сложно по земле, на конвои постоянно нападают, а небесные маршруты не безопасны. Так что проще выращивать под стеклянными куполами, насыщая почву всем необходимым.
Да вот беда – вкус не тот.
Блондин помнил вкус «тех самых блинов», ведь в прошлое день рождение их принёс отец, незадолго до «посвящением в отроки».
Явился в тот день Световит прямо к дому на большой боевой машине, что шла своим ходом по земле, а не летела по небу. Умела она и плавать.
«Вот бы на ней поплавать!» – ещё подумал блондинчик.
Рыжий слепил снежок и метко зарядил по щеке.
– Эй! Ты чего? – надулся Родослав, тут же о блинах и думать забыв.
– А ничего, – усмехнулся брат. – Стоишь, как истукан. Лицо умное, как у вечника. А взгляд нава. Ты уж определись, в пси фракцию братства тебя тянет или больше к соборам влечёт. Марийцев тебе не бывать, так что выбор не велик.
– Словно ты свой тотем прежде знаешь, – пробурчал Родослав.
Порой ему казалось, что он младший. Но лишь до того момента, пока не начинал давать сдачи. И следующий же снежок, пущенный в ответ, обидел уже Миромира.
Рыжий пробучал, перед тем, как надуть губы следом:
– Не считается. Я был не готов!
Блондин кивнул, скинул новый снежок и прищурился:
– А тебе не кажется странным, что Гамаюн каждую мелочь с самого рождения о нас фиксирует, но не знает точного времени рождения?
– А ты уверен, что он появился у тебя с момента рождения? – ответил Миромир и добавил. – На двух стульях не усидеть, брат. Дорога нам либо в иерархи рода, либо в воины-защитники. Умным и сильным в одном ряду не стоять. У всех своя задача. Вот и на вещую птицу не наговаривай.
– Ой, замолчи уже. Умный нашёлся.
– Я не умный, – поправил Миромир и расплылся в улыбке. – Я – красивый.
Оба рассмеялись, так как рыжий придумал полную чепуху. Не было среди родов асов людей не красивых. Каждый богу образом подобен, если от богов тех не отрёкся.
Шрамы сражений и те нано-хирургия убирала, а потерянные руки, ноги, глаза и любые иные органы взращивали из клеток носителя и ему же возвращали за день-другой после купания в восстанавливающем растворе в реабилитационных бассейнах. И как знали оба, волновые процедуры на клетки людей влияли. Каждый раз в году профилактику проходил, чтобы жить тысячи лет в ладу с телом и быть покойным душой на благо роду.
