– После того, что я пережил, я уже не мог снова стать никем. Мне просто понравилась моя новая жизнь.
– Вот тебе и ответ, – она улыбнулась. – Вот и все.
– Я не знаю, – я пожал плечами. – Я ведь просто живу и все. И закончилось все тем, что мое тело сейчас где‑нибудь в теплице, в компостной куче. Как источник полезных минералов и органических веществ.
Грустно это осознавать, но, скорее всего, это так и есть.
– Остаётся надеяться, что из меня выйдет отличный кусок синтетического растительного мяса. Кто‑нибудь его съест, и ему станет хорошо.
– Я бы не делала таких поспешных выводов. Ты хороший человек, Молодой. Даже несмотря на все, что ты делал.
– Перемочил кучу народа, и все равно хороший человек?
– Ты нас спас, – ответила она. – Да, ты уезжал, а это была ближайшая машина. Но ты позаботился о нас. Плохой человек просто перестрелял бы нас одной очередью, чтобы не мешались. Безразличный человек выгрузил бы из машины и бросил, как только оторвался бы от преследования. А ты привез сюда. И готов поделиться деньгами, чтобы с нами все было нормально.
– Может быть и так, – протянул я. – Может быть и так.
– Даже эта история с башней. Вы же сделали все так, чтобы случайных жертв не было. Да, сложилась вторая, и там погибли люди, врать не буду. Их потом ещё долго из‑под завалов доставали. Но ты ведь не желал им зла. Зла желали корпораты, правительство, они собирались поработить людей, сделать из них послушных болванов. Ты им помешал.
– Из‑за меня люди вышли на улицы, – сказал я. – Потом их раскатали танками, куча жертв была. А я уехал в Краснодар‑сити, пил вино, ездил на море. Дом себе купил, машину.
– И что тебе было делать? Возглавить протест? Снести правительство? Уничтожить корпорации? Ты сделал то, что был должен. Разрушил их планы.
– Они придумают что‑то новое.
– Они и так управляют людьми, – ответил я. – Не нужны им никакие кибердеки, и в мозг влезать тоже не нужно. Есть куча способов манипулировать общественным мнением. СМИ, напускной патриотизм, общественные выступления. Им даже не нужно подделывать результаты выборов. Думаю, никто этого и не делает на самом деле, люди просто голосуют так, как хотят. И на выборах который год кряду побеждают одни и те же люди. Даже панки, они хоть и ненавидят пиджаков, но ведь все равно ставят себе импланты. А производят их именно корпорации.
– Ты прав, – сказала она. – Ты – умный человек. Думающий. Это сейчас редкость.
Я никогда за собой такого не замечал. Но сейчас я задумался. Может быть, оно действительно так и есть? Возможно, я просто вбил себе в голову то, что я отмороженный головорез, которому только и надо, что пустить кому‑нибудь кровь. И за это меня любят, как это не удивительно. У меня куча фанатов, они меня помнят. Поэтому я и не меняюсь до сих пор, несмотря на то количество душ, которое уже успел поглотить.
Только вот, не меняет ли меня их мнение? Не становлюсь ли я в действительности таким? На Земле у меня за две сотни убитых. Но многим ли из них я на самом деле желал смерти? Да нет, большинство просто подвернулась под руку. Либо пытались убить меня, и мне приходилось защищаться. Но суд никогда не принял бы эти дела за превышение пределов самообороны. Собственно говоря, когда меня судили, и статьи‑то такой озвучено не было. А государственному адвокату было наплевать, он даже не пытался скостить мне срок. Разве что на чистосердечном настаивал, будто это помогло бы.
– Ты хороший, – она вдруг подняла руку и провела ладонью по моей щеке.
Лицо заросло бородой, я носил ее с тех пор, как поставил первые боевые импланты. И у нее был утилитарный смысл: борода – это особая примета. Сбрей ее, и внешне ты станешь совершенно другим человеком. Если хочешь быстро изменить внешность, то ничего лучше не придумаешь.
Поэтому я всегда с презрением относился к тем, кто вычесывает бороды, завивает кончики усов вверх, что выглядит уж совсем странно. Нет, базовый уход я проводил, регулярно подстригал ее, чтобы не выглядеть совсем заросшим. Но, тем не менее…
Ангелина вдруг потянулась вперёд и впилась своими губами в мои. Я почувствовал вкус ванили и терпкого дерева, вдохнул этот запах, ощущая, как он проникает в мой мозг, как врезается в память. И понял, что я больше не хочу чувствовать другого запаха от своей женщины. Та дрянь, которой воняют суккубы не шла ни в какое сравнение с этим. И я вдыхал бы его всю свою жизнь. Только этим и дышал бы.
Я не знаю, сколько прошло времени, когда мы оторвались друг от друга. Я не смотрел на внутренние часы, я не хотел об этом думать. Мне хотелось просто быть с ней.
– Расстегни корсет, – она повернулась ко мне спиной.
– Ты уверена? – спросил я. – Точно?
– Я тебе не нравлюсь? – Ангелина повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. – Так выбирай любую, я с девчонками поговорю.
Я только фыркнул. Ага, конечно, особенно если учитывать, что они все выглядят практически одинаково. Эта в отличие от остальных хотя бы живая какая‑то. А остальные – куклы.
– Ты реально считаешь, что мне это необходимо? – спросил я.
– Дурачок ты, – она снова улыбнулась. – Ты думаешь я хочу переспать с тобой только потому что считаю себя тебе обязанной? Без симпатии? Ты мне просто нравишься, Молодой. Как мужчина. Да, твою маскулинность многие осудят, но ты мужественнее всех, кого я встречала в жизни. И это заводит.
Я схватился за шнурок и принялся тянуть его. Ещё ни разу мне не приходилось расстёгивать на ком‑то корсет, в Новой Москве этот элемент одежды был забыт. Да и наоборот, там носили такое, чтобы до чужого тела можно было добраться как можно быстрее. Доступность – вот тамошнее правило. Одноразовый секс, которым я занимался, моя машина, чужие квартиры, моя собственная, и все это мимолётно, все это ничего не значит. Потом даже не вспомнишь.
Я тут я понял, что сейчас все будет иначе. Все будет по‑другому. И то, что происходит между нами – это навсегда. Я будто увидел свою дальнейшую жизнь. Я будто увидел свои дальнейшие жизни. А точнее «не жизнь». И понял, что будет трудно, ведь я возьму за нее ответственность. В очень жестоком мире, который безжалостен, суров. И это будет мой выбор.
Ангелина встала передо мной, одним движением скинула с себя платье, оставшись совершенно голой. Белья на ней не было. И я вроде бы уже видел ее такой, но сейчас смотрел на нее совсем иначе. Я смотрел на нее как на свою женщину. И тогда я осознал, что выбор уже сделан.
Она сделала шаг ко мне и села на колени. Снова поцеловала, и голова опять закружилась от ее запаха.
А потом она толкнула меня на кровать и села сверху.
Глава 14
Машину мне подогнали, причем, неплохую. С виду – обычный семейный рыдван, ничего особенного, никогда не подумаешь, что крутой наемник может на такой гонять. А на самом деле, достаточно злая штука, будто в нее воткнули двигатель на триста лошадей.
Да, за нее пришлось расплатиться наличкой, но теперь я мог вообще не считать денег. С собой взял тридцать штук крупными купюрами одной пачкой. Впрочем, слишком уж много я тратить не собирался, просто потому что хотел поделиться с девчонками. Им деньги понадобятся, деньги – это билет в лучшую «не жизнь». Без них они быстро оказались бы в котле. Да и вообще, бабки – это пыль, у меня их было достаточно много, но счастья они не принесли. Однако вопросы и проблемы решать они очень даже помогают.
До города я домчал уже за полчаса, не особо‑то и нарушая скоростной режим, просто по трассе. На фургоне на этот же путь мне понадобилось почти полтора.
И я был вполне себе доволен. Мне больше нравились неприметные машины. Да, это было плохо для имиджа и в Новой Москве некоторые наемники предпочитали большие внедорожники или спорткары, но я никогда такого не понимал. Нет, если покататься себе в радость, приехать на такой в клуб и цепануть пару девчонок, то ничего, но ведь на деле приходится использовать угнанные машины. Самые обычные, которые не вызывают подозрений у полиции. Так что какая разница?
