Страх, как ни крути, штука нужная, часть инстинкта самосохранения. Только нужно им управлять учиться, чтобы не в ступор впадать, а наоборот работать продуктивнее чем раньше начинать. Над своим выживанием в первую очередь.
– Ярар, – кивнул он.
Я обернулся, и увидел, что беженцы уже выгрузились из машин и теперь растерянно озираются по сторонам. Ну да, им наверное после тесного отделения сейчас тут просторно стало. Даже слишком. Месяц нам просидеть… Меня аж передернуло.
Мои же отгоняли в сторону машины, те, что наши, чтобы не мешали, и в глаза не бросались. Потом выгрузились из них, и я махнул рукой, мол, подходите сюда.
Мустафа с этой своей встречающей делегацией двинулся навстречу растерянным беженцам, а я заметил чуть в стороне Сашу, которая смотрела на все это с таким же растерянным видом. Одета она, кстати говоря, была в кроксы и хирургический костюм. И чего это так, не было другой одежды? Зато в руках держала достаточно большую сумочку. Женщины в такую много нагрузить могут, пусть вид у нее совсем не внушительный.
Она посмотрела на меня. Ладно. Надо же мне, чтобы кто‑нибудь наших больных посмотрел. Так что я махнул рукой, мол, подходи.
Саша, чуть не подпрыгнув, двинулась ко мне. Договорюсь потом отдельно с Мустафой, пусть ее разместит. Да и… Можно будет и в нашем доме ее оставить, мы ведь все равно уедем в конечном итоге, а он однозначно лучше других изб, что в деревне построены.
– У нас двое больных, Саш, – сказал я. – Пойдем, посмотришь их.
– А что там? – спросила она.
– Под шторм попали, под ливень, – уточнил я. – Промокли насквозь и продуло по‑видимому. Ты сама лучше скажешь, как глянешь.
Ну да, она ведь хирург, но все равно знать должна побольше моего. У нас‑то лекарство от всех бед одно – водка с перцем, простудокс, а потом пропотеть хорошенько. И на утро обычно лучше становится.
Мы двинулись в дом, поднялись на крыльцо, вошли в помещение. И прямо в гостиной я наткнулся на Наташу, которая направила мне в лицо ствол Макарова. Но увидев меня тут же отдернулась и сразу же зачастила:
– Прости, дядя Край, я просто тренировалась, я не знала, что вы зайдете. Он не заряжен все равно, я магазин вытащила, вот, посмотри.
– Да ничего, – сказал я. – Только на дверь лучше ствол не направляй. Ты с пальцем тренируешься?
– Ага, – кивнула она. – Все как ты показывал.
– И как получается?
– Вроде хорошо все, – она улыбнулась. – Ты посмотришь, правильно ли я делаю?
– Посмотрю потом, сперва надо врачу показать Лику и Яну, – я кивнул на Сашу, которая смотрела на девочку с озадаченным видом. Похоже, что боевое оружие в руках десятилетнего ребенка поразило ее до глубины души. – А сегодня и пострелять можно будет, покажешь, чему научилась.
– Мне бы с карабином потренироваться, – сказала девочка. – С пистолетом уже и зарядить получается, и затвор тоже дернуть могу. Но он все‑таки маленький, а карабин…
Отправить ее что ли вместе с местными учиться к Степанычу? Хотя не стоит, она может стесняться взрослых начать, путаться, да и вообще. Лучше сам урок проведу, час времени высвобожу без проблем. Да и дел никаких вроде нет, в город если и пойдем снова еду искать, то уже завтра.
– Вечером еще постреляем, – решил я. – И если хорошо себя покажешь, то и карабин выдам. А пока занимайся.
Говорить, чтобы не пристрелила никого, не стал. И так вижу, что у нее пистолет мало того, что разряжен, так еще и на предохранителе. Похоже, что технику безопасности они поняла.
Мы двинулись вверх по лестнице, и Саша шепотом спросила:
– Ребенок… Дочь чья‑то?
– Да, – кивнул я. – С нами с самого начала.
– А мать не против, что она вот так вот с пистолетом ходит?
– А мать уже ничего не скажет, – проговорил я так, чтобы все стало ясно.
Открыл дверь комнаты, где лежала Лика, и увидел Машу, которая все так же смачивала тряпки и выкладывала ей на лоб. Уксусом уже не пахло. Закончился что ли?
– Вернулись? – спросила она, обернувшись ко мне.
– Да, Маш, – кивнул я. – И врачей привезли.
– Ну слава Богу, а то я уже не знаю, что делать, – выдохнула медсестра. – Не сбивается температура и все тут, хотя и антибиотики даем.
– Посмотри, – кивнул я на свою девушку Саше.
Та подошла к Лике. Она спала, но беспокойно – глаза под веками дергались туда‑сюда. Дыхание тяжелое, чуть свистящее даже. Вот ведь блядство, что же с ней случилось такое?
Саша положила сумку на край кровати и вытащила из нее какой‑то модный навороченный стетоскоп. После чего повернулась ко мне:
– Ее поднять надо, чтобы я послушала. Так толку не будет.
– Хорошо, – сказал я, подошел ближе.
Наклонился над Ликой, потрепал за плечо. Реакции нет, вообще никакой, обмякшая вся. И горячая, как кипяток. Реально как кипяток. Ладно хоть в комнате прохладно, не так плохо все, как могло бы быть.
Я кое‑как поднял ее, усадил. Она все‑таки повернула голову, посмотрела на меня, чуть приоткрыв рот, проговорила:
– Край?
– Да, Лика, – кивнул я. – Мы врача привезли, все будет хорошо. Поможешь футболку снять?
Сперва она попыталась сделать это сама, но ткань выскальзывала из ее непослушных пальцев. Тогда я взялся за дело сам, снял футболку через голову, раздел как ребенка. Присел рядом, поддерживая, не давая завалиться обратно. А она вроде бы уснула обратно.
Саша поднесла колокол стетоскопа к груди и принялась слушать. Одна точка, потом другая, третья. Придвинулась ближе, стала слушать со спины. И выражение лица врача мне не понравилось: что‑то она слишком беспокойная стала.
Потом убрала стетоскоп и стала заниматься вообще шаманством каким‑то как по мне. Прикладывала ладонь к телу Лики и стучала по среднему пальцу, при этом явно пыталась выслушать какие‑то звуки. Еще, еще.
– Поверни ее, – проговорила она.
Делать было нечего, я встал, обхватил Лику, прижав ее к себе, повернул. Голова девушки сама собой упала мне на плечо. Саша продолжила свое занятие, потом отошла, проговорила:
– Можешь укладывать.
Тут подошла уже Маша. Общими усилиями мы уложили девушку обратно, прикрыли легким пледом. Я повернулся к врачу и та сказала:
– Без рентгена точно не сказать, но процентов девяносто, что это пневмония. Так что…
Твою ж мать. Вот только воспаления легких мне не хватало. Это взрослый мужик‑то не каждый перенесет, а уж девушка.
– Сатурометра у меня нет, он после импульса не включается, – сказала Саша. – Но судя по тому, какая она бледная. Короче, тут от ваших таблеток толку не будет, нужно по вене колоть антибиотики. Они у нас есть, в больнице их много было. Еще температуру нужно сбивать. Что до этого давали?
– Нимесулид, – ответила Маша.
– Будем литичку колоть, – решила врач. – Мне нужно вниз спуститься, из запасов взять. И я принесу. Ты медсестра, я правильно понимаю?
– Да, – кивнула Маша.
– Тогда я напишу лист назначений, – Саша посмотрела мне в глаза, и я понял, что она осознала все. Просто по лицу прочитала, женщины такое сразу видят. И то, почему я на ее неловкий флирт вчера не отреагировал. Добавила. – Все нормально будет, Край. Я пойду вторую посмотрю. Маша же?
– Да, – кивнула медсестра.
– Пойдем, вторую вместе посмотрим. А ты иди, у тебя, наверное, дела же.
Да уж, дела.
Я вышел из комнаты и двинулся вниз по лестнице. Наташи там уже не было, по‑видимому ушла, когда пришли другие. На диване развалился Овод, в руках у него была банка пива, вездесущего «Крыма». Рядом сидели Степаныч и Олег. Считай, все мужчины нашей тесной компании собрались. Не считая Паши, но он опять в каких‑то железяках ковырялся. Ему разные механизмы поинтереснее, чем с мужиками пива попить.
Высказывать росгвардейцу за то, что он начал пить с утра пораньше я не стал. Наоборот, сел и взял банку из штабеля. Ледяная, запотевшая, по‑видимому из холодильника достали. Надо, кстати, заглянуть в него, посмотреть, что там пожрать есть, а то со вчерашнего вечера так и не перехватили ничего.
