— Чё, серьезно? — удивился он и потянул руку к простыне.
— Нет! — резко рявкнула я и толкнула тележку. — Все та же питательная жижа, что и всегда! Не мешай работать, пациенты голодные!
— Ладно-ладно! — успокаивающе поднял он руки. — Проезжай. Корми своих болезных. — и отошёл.
— А что, собственно, тут происходит? — наигранно удивлённым голосом спросила я. — Почему здесь так много народу?
— Мы пришли за Вашей дочерью. Где она? — грубо спросил один из мордоворотов.
— София в кувезе, конечно, а Монику ещё утром забрали, я же говорила вам!
— Никто ее не забирал! — рявкнул он. — Не было такого распоряжения! Не дурите нам голову, дамочка!
— Что значит никто не забирал? — ахнула я. — Что вы такое говорите? За ней утром пришли люди…похожие на вас! Так, минуточку! Объясните, где моя дочь?
Я специально повысила голос, чтобы на нас обратили внимание. Мордоворотов растерялись.
— Так, подождите-подождите… — я схватилась за виски. — Мне нужно отвезти обед, а потом я вернусь и мы во всем разберемся. И я очень вам советую к этому времени найти мою дочь! Иначе я тут всю станцию на уши подниму!
И я поспешила убраться подальше, пока кому-нибудь не пришло в голову проверить тележку. До интенсивной терапии мы доехали без приключений. Никому не было дела до раздатчицы с тележкой.
Отсек 438-Н находился в самом конце коридора интенсивной терапии, так что, пока мы добрались, с меня сошло ещё семь потов от страха.
Когда я закатила тележку в отсек, там уже была Ульяна.
— Слава Богу, вы дошли! — воскликнула она, помогая достать Монику из вороха тряпок. — Я совсем не могла вам помочь, за мной пристально следят! Еле скрылась сама. Моника, детка, мама рассказала тебе наш план?
— Да.
— Послушай, я найду выход! Как только опасность минует мы вытащим тебя оттуда, хорошо?
— Хорошо.
Моника отвечала односложно и безэмоционально и Ульяна посмотрела на меня надеясь, что я объясню, что случилось.
— Ульяна, Моника находится в сознании, когда ее замораживают. — глаза врача широко распахнулись от удивления. — Ей очень холодно. Можно ли как-то сделать, чтобы она не испытывала этого? Это ведь пытка!
— Это невероятно! Сознание покидает людей ещё в момент введения криопротекторной жидкости. Но я могу сначала ввести Монику в медикаментозный сон. Ведь ты спала после разморозки? Все было хорошо, Моника?
— Да, после разморозки я крепко спала и ничего не чувствовала. — очнулась от апатии дочка и добавила совсем тихо. — Да и у нас же всё равно нет другого выхода!
— Прости меня, доченька! — обняла я свою малышку. — Прости, что не могу защитить тебя!
— Я все понимаю, мам! Я же взрослая!
— Нам нужно начинать! Нельзя чтобы меня хватились. Иначе могут догадаться, как мы спрятали ее. — виновато сказала Ульяна. — Моника ложись на кушетку.
— На кушетку? — удивилась она. — Не в криокапсулу?
— Нет, солнышко. Ложись сначала на кушетку. Мы тебя усыпим сначала.
Моника послушно легла на узкую кушетку и Петрова поставила ей капельницу.
Я села рядом с дочкой и изо всех сил сдерживала слезы.
— Когда ты проснёшься, я буду рядом. И Марк. А потом приедет папа и мы снова будем все вместе! — пыталась заговорить ее я.
— Мам?
— Что, милая?
— Спой мне колыбельную?
— Конечно, милая!
Баю бай, спи мой котик засыпай…
Моника взяла меня за руку и внимательно слушала, но с каждой каплей снотворного ее сознание уплывало все дальше и дальше. И в конце концов она закрыла глаза и уснула. А я, наконец, могла уже и не сдерживать слезы.
Ну почему я опять должна ее терять? Почему я никак не могу защитить мою девочку? Леша, где же ты, когда так нужен?
— Ксюш, пора! — дотронулась до моего плеча Ульяна. — Нельзя терять время! Помоги переложить ее в криокапсулу.
Я подняла на руки худенькое тело моей дочки и на какую-то долю секунды мне показалось, что она не дышит.
— Ульяна, а она точно выдержит? Я слышала, что повторное замораживание может к смерти привести!
— Тьфу на тебя! Чего каркаешь под руку? — в сердцах выругалась Ульяна. — Не знаю, как с другими, но С Моникой точно все будет в порядке! Ты не представляешь, насколько сильна твоя дочь!!! Я аккуратно уложила мою крошку в криокапсулу, которую тут же начало заполнять криопротекторной жидкостью.
Я впервые видела весь этот процесс, ведь когда меня замораживали, я была без сознания.
— Стой-стой! Хватит! — испугалась я, когда жидкость добралась до лица Моники. — Она же захлебнется!
Я попыталась приподнять лицо дочки над криопротекторной жидкостью, но Ульяна меня оттолкнула.
— Не трогай! Так надо! Не захлебнется она! — ворчала доктор. — Не успеет.
Между тем лицо малышки погрузилось в жидкость, она широко раскрыла рот и начала дёргаться, будто пытаясь вдохнуть.
— Моника! — вскрикнула я.
— Всё, всё! — успокаивала меня Ульяна. — Все закончилось! Нужно было заполнить лёгкие и желудок жидкостью! Так нужно, Ксюша. Такая процедура, успокойся.
Жидкость уже постепенно сливалась из капсулы, а Моника так и лежала с широко раскрытым ртом под тонким слоем льда.
Когда криопротектор слился полностью, капсула упаковала тело моей дочери в пластик. — Словно упаковка для трупа… — вырвалось у меня.
— Эта упаковка служит дополнительной защитой! — ворчала Ульяна, заканчивая процедуру. — Ты теперь можешь возвращаться в палату. Про Монику говори, что не знаешь где она. Всем видом показывай, что переживаешь. Было бы хорошо всплакнуть.
— О-о-о, это я запросто! Хоть сейчас!
— Нет-нет, слезы оставь тем парням, что сторожат твою палату! Все будет хорошо, Ксюша! У нас уже получилось ее спрятать. Теперь бы ещё с этой ситуацией разобраться, чтобы поскорее освободить Монику. Все, иди! А то слишком подозрительно, что тебя долго нет.
— Мне тележку нужно забрать. — ответила я. — Они видели меня с тележкой.
— Понятно, а вещи эти откуда?
— Из палаты какой-то украла.
— Украла? Так, понятно. Вези тележку, а вещи оставь здесь. Я избавлюсь. А этим, мордоворотам, если что скажешь, что просто помогала развозить еду…на добровольных началах.
Так мы и поступили. Изображать мать, потерявшую дочь, мне было легко, потому как я и правда ее потеряла. Временно, конечно, но от этого не легче. Перед глазами стояло ее личико, искаженное мучительной судорогой от нехватки воздуха, холодная глазурь льда, покрывшего все ее тело, толстый пластик в который ее упаковали, словно труп перед отправкой в крематорий.
Вспоминая все это, слезы сами текли из глаз моих. Я лишь как полоумная приговаривала:
— Найдите мою дочь, найдите мою доченьку.
Вскоре амбалы покинули нашу палату и я в изнеможении уснула прямо в одежде.
Глава 17
Ксюша
Ночь выдалась беспокойная. Во сне я все время от кого-то убегала и кого-то прятала. Но я все не могла разглядеть кого именно.
Проснулась с первым утренним сигналом по общей связи, который оповещает о наступлении утра. В коридорах постепенно разгорался свет и я решила больше не ложиться. Мне нужно привести себя в порядок, ведь сегодня Марка выводят из медикаментозного сна. Будет нехорошо, если он увидит меня в таком виде.
Встав с кушетки, я почувствовала, как меня повело в сторону. Ухватившись за стену, я попыталась отдышаться и понять, что со мной. Ну конечно, последний раз я принимала пищу вчера утром. Мы с Моникой спокойно позавтракали в палате, ещё не представляя, что нас ждёт в этот день.
Воспоминания о Монике снова отдались болью в сердце, а на глазах проступили слезы.
— Да что же ты в самом деле! Что же ты ревешь? Все с ней будет хорошо! — шептала я сама себе, пока ковыляла в ванную.
Аэрозоль с запахом морского бриза немного взбодрил и успокоил, но сейчас мне как никогда не хватало полноценного душа. Чтобы тугие горячие струи воды били по плечам до покраснения кожи, а потом резко переключить на ледяную. Вот о таком душе я мечтала, а не это влажное недоразумение. Ну, по́том не воняет и ладно! Так сойдёт.
