Я обменялся взглядом с отцом. Темноярский край. Глухомань. Заброшенные земли на самом севере империи, за сотни километров от крупных городов. Граница известного мира. Места дикие, малонаселенные. Легенды о них ходили мрачные — о пропавших без вести экспедициях, о странных огнях над болотами, о пугающих шепотах из-под земли. Но о Пустоши там… не было ничего. Ни одного задокументированного случая. Ни одного донесения Тайного Приказа. Ничего.
— Дикая, — прошептал я, и в этом слове был сосредоточен весь мой леденящий ужас. — Голову даю на отсеченье, что там Дикая Пустошь! Не классифицированная. Не изученная. Никаких данных. Никаких карт, кроме самых общих.
Отец присвистнул сквозь зубы. Он понимал. Изученная Пустошь — это лабиринт с известными ловушками. Дикая — это бездна, где законы реальности только начинают ломаться, где все непредсказуемо, где сама земля может восстать против пришельца. Пройти такую будет не просто сложнее. Это будет в разы опаснее. Экспедиция, о которой я договаривался с Императором, внезапно превращалась из смертельно опасной миссии в путешествие в самое пекло неизвестности.
— Надо проверить, — сказал отец твердо. Его голос вернул себе командирскую жесткость. — Достоверность информации. Конкретное место. Подходы. Провести хотя бы минимальную разведку. Бросать туда людей вслепую — самоубийство.
Мать кивнула, ее лицо было скорбным.
— Помню плохо… Путь был… скрыт. Им. Им и самой Пустошью. Все расплывается, как в тумане… — она нервно сжала кулаки. — Но озеро Виви… Это я помню. Черная вода. Ощущение… всасывающей пустоты над ним.
— Этого достаточно для начала, — я подошел к огромной карте Империи, висевшей на стене. Нашел север. Темноярский край был обозначен схематично, без подробностей. Просто маленькое зеленое пятно на карте и все.
— Отец, нам нужны твои люди. Лучшие следопыты. Не просто разведчики, а… те, кто чувствует Пустошь. Кто может пройти незримым. Кто вернется с информацией, а не станет частью проблемы.
Григорий Раздоров выпрямился. В его глазах вспыхнул знакомый огонь — огонь командира, отправляющего бойцов на задание.
— Будет сделано, — отчеканил он. — У меня есть такие. Двое. Братья Волковы. Чутье на гадость — как у волков на зайца. И следопыты от Бога. Уйдут на рассвете. Легко, тихо. Как тени. Через две недели подадут весточку. Через месяц, максимум два — должны будут вернуться назад. С картами. С наблюдениями. Или… — он не договорил, но мы поняли.
— Хорошо, — я с трудом оторвал взгляд от карты, от этого зловещего белого пятна с крошечной пометкой «Виви».
Теперь у меня была цель. Конкретная и страшная. Озеро Виви. Сердце Тьмы. Логово Наместника, пославшего мою мать убить меня. Холодная ярость, знакомая с момента изгнания сущности из матери, снова заструилась по жилам.
— Готовьте людей. Максимально их снарядите. Деньги, артефакты защиты, карты — предоставьте все, что нужно. Без ограничений.
Отец кивнул, уже мысленно составляя список. Мать подошла к окну, глядя в ночную тьму. Ее силуэт на фоне черного стекла казался хрупким и невероятно стойким одновременно.
— Он знает, что я… провалилась, — прошептала она, не оборачиваясь. — И что я… свободна. Он почувствует разрыв. Он будет ждать.
— Пусть ждет, — я подошел к ней, положил руку на ее холодную ладонь. — Теперь мы знаем, где его искать. И мы пойдем не вслепую, не безоружными. Мы отомстим. За все годы, украденные у тебя. За все зло. За людей. За этот мир.
Она обернулась. В ее глазах не было страха. Была та же ледяная решимость, что и у меня. И горечь. И боль. И обещание.
— Идем, — просто сказала она.
Отец подошел к нам, положил свои тяжелые руки нам на плечи. Его дар, золотистый и послушный, едва ощутимо дрогнул в воздухе, не подавляя, а объединяя. Сила Раздорова. Сила рода. Сила семьи, восставшей из пепла.
— Идем, — повторил он. — Но сначала — надо ждать вестей с озера Виви. А потом… — его губы тронула жесткая усмешка, — … покажем этому Наместнику, что значит, когда гневаются Раздоровы. Всем скопом. С невестами, с союзниками, с императорскими магами. Пойдем к нему в гости. С «подарком».
В кабинете повисло молчание, густое, как смола. За окном выла ночная вьюга, но ее вой казался далеким эхом. Здесь, в кругу света от камина и настольной лампы, у огромной карты с роковой пометкой «Оз. Виви?», родился план. План мести. План войны. План возвращения в самое сердце Пустоты, чтобы вырвать его. Или сгореть, пытаясь. Но идти назад было уже нельзя. Дорога вела только вперед. К черным водам озера. К Наместнику. К концу или к новой эре. И мы были готовы.
Тяжелые портьеры в кабинете отца поглощали свет и звук, создавая островок напряженной тишины. На столе, отодвинув бокалы с недопитым вином, мы разложили чистый лист пергамента — высоким технологиям когда дело касалось планов или магии, отец не доверял. Достал ручку, чье навершие украшал темный камень — артефакт защиты.
Мать стояла у карты Империи, ее пальцы дрожали, когда она касалась северных земель, пометки с конечной целью маршрута. Но голос ее был тверд, как кремень, лишенный прежней хрипоты — голос стратега, вынужденного описывать вражескую крепость.
— Забудьте о Пустоши как о месте, — начала она, ее глаза, казалось, смотрели не на нас, а вглубь кошмара. — Это… организм. Чудовищный, разбросанный по миру. Ее «тело» — это все известные Пустоши. Карельская, где ты был, Видар — да, я знаю обо всем, что там произошло… — она кивнула мне, — … это ее Сердце. Бьющееся, питающее остальные части мерзкой силой. Уральская Расселина — Коготь, рвущий плоть мира. Темрюкский разлом — Желудок, переваривающий свет и жизнь. У каждой — своя роль, своя мощь. Их много, но все они… части целого.
Она взяла ручку у отца, ее рука, привыкшая держать оружие или, увы, наносить удары по приказу, уверенно вывела на пергаменте схему — центральный круг и множество ответвлений.
— А вот здесь, — она ткнула пером в центр круга, — Голова. Мозг. Центр управления. То, что связывает все части воедино. То, что дает им волю. И охраняет его… — тень легла темным пятном поверх центра, — Наместник. Не страж. Не генерал. Инструмент. Прямое воплощение Воли самой Пустоши в нашей реальности. Уничтожишь его — уничтожишь связующую нить. Тело рассыплется. Конечности умрут. Сердце остановится.
Отец хмуро разглядывал схему.
— Значит, цель — не просто закрыть дыру, а отрубить голову твари, растянувшейся по всему миру? — он усмехнулся без капли юмора. — Просто и изящно. Как загнать льва в мышеловку.
— Добраться до Головы можно только через Дикие Пустоши, — продолжила мать, ее голос стал жестче. — Озеро Виви — одна из них. Но не просто дыра, Гриша. Это… двери. Хаотичные, нестабильные врата. Они не ведут в Пустошь — они ведут через нее. В любую точку ее чудовищного тела. В Сердце. В Коготь. Прямо к Голове. Но пройти их…
Она посмотрела прямо на меня. В ее глазах был не страх, а холодное знание.
— … можешь только ты, Видар.
Я почувствовал, как ледяная волна прокатилась по спине. Не от страха. От осознания правды, которую я уже смутно чувствовал в Карельской Пустоши.
— Моя магия, — сказал я тихо. — Она… взаимодействует иначе. Не сопротивляется искажению, а… адаптируется. Использует, становясь как бы частью ее. Как ключ к замку, который постоянно меняет форму.
— Да, — кивнула мать. — Для других магов — это яд. Смерть. Безумие. Самые сильные щиты рассыпаются там, как песок. Твоя… твоя уникальна. Она не борется с пустотой Пустоши. Она будто часть ее. Позволяет идти там, где любой другой маг умрет в первые пять минут. Но это значит…
Она сделала паузу, и в тишине кабинета ее слова прозвучали как приговор.
— … что к центру, к Голове, к Наместнику, ты пойдешь один, сын. Только ты сможешь пройти Дикие Врата. Только ты сможешь добраться до него.
Одиночество. Не просто опасность, а абсолютная, леденящая изоляция в самом сердце вражеской твердыни. Это было страшнее любого демона.
Отец резко выдохнул, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Но возразить не мог. Он понимал, что мама права. Что кроме меня, туда никто не доберется. И что только у меня есть призрачный шанс не просто там выжить, а победить. И вернуться. И нет. Я не боялся… Но отчего-то на душе было так тоскливо…
