Первым нанёс удар в бок Эмиссар Мёртво из Лондона, бывший союзник составил план «Дропшот», по которому предполагалась массированная бомбардировка всех основных промышленных городов коммунистов с помощью ядерного оружия. И чем больше зарядов получали бывшие союзники по Антанте, тем больше становились их аппетиты после технического прорыва Эмиссара Золо, который позаимствовал все технологии павшего в Берлине Эмиссара Драго.
Тогда как Эмиссар Нежить мутил воду в Прибалтике, перекачивая все основные ресурсы в три страны, из которых Партия вдруг решила сделать образцово-показательные территории победившего социализма на фоне общего дисбаланса распределения ресурсов по стране, что на треть лежала в руинах. Причём в наиболее густо населённой её части.
Вскоре начал тянуть на себя одеяло и новый Эмиссар Горэ, появившийся на Кавказе и повлиявший как на горцев, так и на будущих моджахедов далеко на юге. Начался Афганистан, буйства отделившихся республик, затем Первая Чеченская, Вторая… Тёмные напирали, Отшельники не мешали, а Аватары выжидали возрождения Славы и ни от казака Бодро, ни от иранца Добро, ни от тибетца Здраво, ни тем более от едва пришедшего в себя Аватара Живо, помощи не было и быть не могло. Каждый стал подобен отшельнику, имея блюдя свои интересы.
Всеславу пришлось отчасти отделить свою Вотчину от общего эгрегориального пространства России, чтобы удерживать Дальний Восток от распада при постоянно усиливавшемся китайском соседе и влиять на Сибирь, где свои интересы, казалось, имели все сильные мира сего, но в особенности – Слабо. Он почти безнаказанно занимался расхищением ресурсов страны, пользуясь хаосом и слабым влиянием центра на окраины.
Волхв в годах не имел ни сил, ни влияния, чтобы дать ему бой. Но взрастил наследника-внука, которого тренировал путем воина, а обучал как мудреца. И едва возмужав, Андрей Поднебесный, по прозвищу «Рысь», сам начал влиять на происходящее на Дальнем Востоке и в Сибири. И оба с опаской посматривали на самих Отшельников.
Китаец Дух усилился стократно за девяностые и нулевые годы. Погрузивший себя в добровольный сон степняк Лич прозябал на территории Монголии безучастно, но всегда мог проснуться. А кот Ино и Тосика, японка и кореянка, без дела не сидели. И плели свои интриги при покровительстве большинства Эмиссаров.
Но первым делом Рысь окунулся по уши в столкновение интересов Смуты и Горэ. Пока дитя песков мутил религиозную воду на Ближнем Востоке и Передней Азии, опаивая её воителей, что не задавали вопросов при интересах Мёртво и Слабо, сам эмиссар Горэ давил на ближайшие земли. И Кавказ полыхал, словно в пламя вновь и вновь подливали бензина!
Накануне Миленниума в армию призвался Рысь и тут же отправился туда, где стране было тяжелее всего. В Грозный. Через Москву. Пора было заканчивать эту бессмысленную войну. Оставалось лишь повлиять на несколько нитей в Кремле, где ещё способны на жёсткие, непопулярные, но необходимые решения.
* * *
Лето, 2000 года.
Штурмовая группа поредела. Раненные пулевыми, безногие, наступившие на мину, отчаянно-спятившие, кто давно мучимы головой и заканчивают свой путь самострелом. Или последние герои, что несмотря ни на что, с гордостью исполняют Священный Долг, даже до предела теряя в весе, прокурив все лёгкие насквозь и привыкнув к бронику как ко второй коже, а к автомату, как в продолжении рук.
Утирая кровь с лица вперемешку со слезами, Рысь понимал, что уже не будет прежним и упрямо тащил на себе безногого солдата с ремнём у бедра чуть выше культяпки. Тот не стонал и не ревел, но во всю глотку проклинал всё, что видел и костерил Кавказ.
– Саня, еп твою мать, береги силы! – рявкнул Андрей Поднебесный.
Как командир мотострелкового взвода он давно привык, что те, кто находится на границе жизни и смерти не в себе, но обычно они лишь теряли силы и что-то бормотали, и бледнели, вследствие потери крови. А не вопили во весь голос. Это он как старший лейтенант в форме мог сказать, которую презирают на гражданке, ненавидят на Кавказе и в целом страна ещё не готова любить своих героев с фронта так, как бывало раньше.
«Восьмидесятые» и «девяностые» сильно изменили сознание людей. Либеральные силы посеяли зёрна сомнения в их душах. И те, кто раньше хотел быть космонавтами и верил в светлое будущее, теперь заряжали воду у телевизора, презрев всякую логику и физику, которую активно учили в школе при лучшем советском образовании. Вскоре они будут развивать «теорию плоской земли». И верить во всё, что готовы скормить им жёлтые газеты, популярные журналы, попса в целом и, конечно же, иностранные специалисты, которые заполонили страну буквально во всех областях и дорушивали то, что осталось.
Рысь много не понимал из происходящего. Видно тёмное время настало для страны, покуда Витязь спит и на развалинах «красного проекта» пируют шакалы. В основном в чалме и зелёных повязках. Но Андрей чётко понимал одно – он даст им бой и будет отбиваться до последнего здесь, чтобы там, на гражданке, было спокойнее тем, кто ещё способен плодить детей и продолжать род. Облитый дешёвой водкой, сколотый хлынувшей на внутренний рынок наркотой, как духовной, так и фактической, опоённый пивом, что вдруг стало дешевле молока, энергетиками, газировками, что разгоняют мозг, но не наполняют его, но все же – род.
И самые сильные в роду выстоят и взрастят детей, которые тоже дадут бой и выметут грязь из страны. Им бы сейчас только возмужать немного и передохнуть их родителям, что выживают вообще вопреки всему. Чисто из принципа, наперекор!
– А зачем, Дюха? – не понимал Саня. – Зачем беречь? Ты что, реально представляешь меня с костылями на лавочке? Или хромающим вдоль дорожки с протезом? Да брось! Я тебя, умоляю. Остановись. Дай гранату и пистолет. Постреляю, сдамся. А как подойдут поближе, дерну чеку.
– Саня, заткнись! – осёк Рысь, расслышав шорох в кустах.
«Зелёнка» неспокойна. Зимой ещё было ничего, всё как на ладони даже в лесу. А летом – раздолье для засад, растяжек и диверсий. Особенно, возле дорог.
– А чего заткнись? Сейчас вместо музыки – рэп! – только подстегнуло это раненого. – Дети хотят стать киллерами и эскортницами, а закавказский регион нас резко возненавидел. А за что, бляха-муха? За дороги, больницы и школы в кишлаках? За то, что у многих письменность и алфавит появился вообще? Или за то, что брали втридорога их фрукты, чтобы они богаче были, пока мы отдаём и строем? Мы-то большие и взрослые, сознательные. Можем и потерпеть. А они молодые нации ещё, только-только встают на ноги, осознавать себя начинают. Ну чисто – дети. Поиграются и повзрослеют. И вот… доигрались, Дюха! Эти дети вырезают нас как свой скот, с которым тут же и спят. Потому что кровь кипит, а образования – нету. Не помогло им наше образование, Дюша. И автомат дороже шариковой ручки. Не полетят они в космос. Они вообще, если честно, нахрен никому не сдались в этом мире. Дикари! И повадки у них… дикарские. Эх, Алексея Петровича Ермолова на них нет.
Прозвучал стрёкот автомата. Рысь резко повернулся, скинул тело, швырнул гранату в кусты. Сам дал очередь. Там взорвалось и затихло.
– Сань? Живой?
Молчание.
– Сань?.. Саня-я-я!!!
Тело поймало россыпь пуль, прикрыв как щитом. Герой ушёл в мир иной, а уцелевшему ещё надо умудриться уйти из густого леса. И блуждать у предгорий, пока сапоги не стопчет или не выйдет на своих или снова нарвётся на чужих.
И не будет той битве конца и края, пока одни платят за то, чтобы горел Кавказ, а другие перебивают ставки. Но Сане в том торге уже не участвовать.
* * *
Настоящее время.
(полгода спустя последних событий).
Рысь подскочил в липком, холодном поту, крича во всю глотку. В темноте родного дома в глуши тайги, даже десятилетия спустя уже не в чине старшего лейтенанта, но в сане Серого Отшельника и радетеля доставшейся ему от деда вотчины, он порой всё так же подскакивал среди ночи. Чем пугал как свою берегиню, так и россыпь их деток и друзей, что часто ночевали в гостевых домах по соседству.
