Мысль как-то перекрыть подкоп посетила и Камрата. Он не стал раздумывать долго, а уже действовал, стараясь столкнуть в яму большой камень, невесть откуда оказавшийся рядом с подкопом. Камень явно был ему не под силу. Мальчик пыхтел, упираясь в его ребристый край, но глыба – ни с места.
– Свим, нам надо уходить, – напомнил К”ньец.
Казалось, хопс единственный из команды не потерял чувства времени и опасности.
Он давно бы уже напомнил Свиму об уходе, но его сдерживало присутствие ещё одного свободного охотника и агента Фундарены. Он пока не смог определить своего отношения к его появлению в команде. Его не терзали сомнения – останется или нет Ольдим при Свиме, ему с первого минта встречи стало ясно – Ольдим новый их спутник, но, ощущая колебания Свима, не хотел вмешиваться в его решение. Другое дело, так могло тянуться долго, а время шло, поэтому, преодолевая своё смущение перед новым человеком, он напомнил Свиму – пора уходить.
– Да, конечно, – отозвался Свим и в лоб спросил Ольдима. – Ты с нами или у тебя есть свои интересы?
– Есть свои интересы, но они могут подождать. Потому я пока что побуду с вами.
– Этого достаточно. Уходим! Но… Надо подумать, куда уходим и как? Скажи, Ольдим, стража может открыть ворота ночью, чтобы нас перехватить, когда мы будем проходить мимо них?
– Не думаю. Мы же их не тронули.
– Как сказать. Я слегка стукнул начальника стражи. Уговоров никак понимал, да ещё мечом размахивал
– Хорошо, что он меня не видел. Мы с ним давно знакомы и я его знаю. Это Моноген. Малый с придурью, хотя и отходчив. Если ты его зацепил, он может пойти на всё. Однако ворота, думаю, открыть не рискнёт, так как законы чтит превыше всего.
– Я его не знаю, но того же мнения. Ворота он не станет открывать. Тогда нам можно будет пересечь дорогу перед ними, а не обегать весь Сох. Нам надо пройти к платану, – сказал Свим.
– Это тот, что за забором растёт?
– Да, с плоским стволом.
– А не лучше ли сразу уйти к Мосту? – возразил Ольдим. – Намного ближе.
– К чему? – подозрительно спросил Свим.
Тайник в опоре древнего моста, упомянутого Ольдимом, он считал своим личным приобретением, и ему было бы неприятно услышать о нём от кого-то другого.
– Ко всему. Ты же хочешь войти в Примето, а там это сделать проще всего.
– Это так. Но нас у платана ждут.
Свим в свете фонарей ограды видел, как Ольдим развёл руки, выражая ему не то соболезнование, не то удивление от такой многочисленности свиты у охотника-фундаренца.
Сам Ольдим даже не допускал мысли водить за собой кого-либо. А тут выродки, дети даже какие-то.
– Ты так обременён? – бросил он осуждающе. – Как же ты мог выполнять поручения, таская за собой других?
Свим не оправдывался, сказав:
– Так уж получилось. Не я выбирал… Брось, малыш, тужиться. Они за нами не пойдут.
– А если пойдут?
– Здесь вдоль ограды таких подкопов десятки. Так что если захотят, то встретят нас где-нибудь по дороге, а тут… Впрочем, ты прав, – Свим ударом сапога подтолкнул камень, над которым трудился Камрат, к краю выхода из подкопа и столкнул его вниз. Оттуда раздались глухие ругательства. – Так-то! – удовлетворенно констатировал Свим. – Уходим!
– Давно пора, – за всех отозвался К”ньец.
Сестерций молча и без движений стоял на часах и неотрывно всматривался в сторону посёлка людей, где находились Свим, малыш и хилон К”ньец, так решительно отказавшийся от его, торна, услуг. В таком положении Сестерций находился уже долго, с того времени, как стало темнеть.
Наступала самая глухая часть ночи. Вокруг проснулась и продолжалась деятельная ночная жизнь: хрустел сухостой под ногами или лапами охотников или жертв, раздавался писк и рычание, шипение и откровенный визг диких существ.
Торну ночные звуки не мешали, а Клоуда, пытавшаяся забыться во сне, вздрагивала от каждого шороха и теснее прижималась спиной к шершавой коре платана. День для неё прошел в ожидании, приведшем к состоянию полной потери ощущения времени. Она ни о чём не думала, зажатая в тиски избранной ею самой мысли о Свиме, и только инстинктивный страх заставлял её отзываться на окружающее.
Вдруг на возвышенности, где располагался Сох, вспыхнул свет. Небо вверху осветилось бархатистым пятном и потушило неяркие капли звезд. Торн вздрогнул и обострил зрение и слух. До посёлка всё-таки было далеко, и из него до Сестерция не долетал ни один звук.
Прошлой ночью поселок так не освещался, из чего торн сделал некоторые выводы.
– Клоуда! – позвал он. – Посмотри-ка, там что-то происходит. Женщина тяжело поднялась и вышла из-за дерева. Прищурила опухшие глаза.
– Огонь…
– По всему периметру посёлка. Это освещают ограду.
– Да, освещают, – вяло отозвалась Клоуда.
– Освещение периметра делают тогда, когда кто-то пытается преодолеть ограждение. Или я не прав?
Зарево на холме хорошо освещало его собеседницу. Она на его вопрос пожала плечами.
– Но это могут быть наши, – сказал Сестерций.
Клоуда вскинула голову, недоверчиво посмотрела на торна, лотом встряхнула головой и решительно проговорила:
– Не может быть… – И тихо добавила: – Могли бы выйти тише. Ну что им стоило?
Последние слова она проговорила жалобно, словно её могли услышать там, наверху.
У неё кончился запас сил ожидать Свима. Ей каждый миг казалось, что с ним именно сейчас происходит нечто страшное. Каково оно, страшное, могло выглядеть и как происходить, Клоуда не представляла, однако постоянные мысли о том поднимали в ней бурю чувств, будоража воображение, и с каждым разом картины, возникающие в её перегретом ужасными подробностями мозгу, становились всё более изощрёнными и чудовищными.
Она судорожно переживала эти видения, чуть позже, придя в себя, старалась отогнать их, на несколько минтов успокаивалась, потом всё начиналось сначала.
– Ты, женщина, приготовься. Боюсь, что они скоро появятся здесь, – предупредил Сестерций.
– Наши? Почему ты боишься их прихода?
– Наши придут. Да. Но за ними и те, кто увяжется следом. Не верю я, что после такого переполоха они могут уйти просто так. За ними обязательно кто-нибудь пойдёт следом. Потому будь готова в любой момент уходить отсюда.
Клоуда вздохнула.
– Пусть они придут. Я уже второй день готова. Пусть он проклят! – воскликнула Клоуда и прикрыла рот рукой. – Я не могу, – почти простонала она. – Я ненавижу этот Сох, это дерево, себя… Себя ненавижу! Лишь бы они скорее пришли!
– Подождёшь ещё некоторое время.
Страдания женщины-человека торна не трогали. Он хотел ещё добавить своё любимое словечко: – «Люди!» Но посчитал отметить замечание про себя, поскольку недостатки людей очевидны и нет смысла о них говорить перед женской половиной людей, которая, как ему представлялось, не понимала таких вещей.
Будь рядом с ним какая-нибудь торнетта, он смог бы объяснить ей правила поведения.
Впрочем, его соплеменница никогда бы не впала в такое безысходное отчаяние, как случилось сегодня с Клоудой – человеком.
Чего волноваться, спрашивается? Свим или ещё кто-то там переходит в неположенном месте ограду посёлка. Обычное явление у людей. Они играют друг перед другом в какие-то тайны, предпочитают входить не в ворота городов и поселений, а использовать скрытые от других ходы и выходы. Световая тревога в Сохе лишь подчеркивает несоблюдение правил игры, установленных среди людей. Они называют такие положения чрезвычайными. Сегодня там, по-видимому, в дело подключилось слишком много действующих лиц, коль скоро дошло до такой тревоги.
Сестерций, ожидая, поразмышлял ещё некоторое время о подобном, затем его мысли приобрели большую реальность.
Подходило время появиться Свиму с хилоном и мальчиком. Они могут показаться вот-вот. Замыкает побег, как всегда, наверное, К”ньец, а на его хвосте висит погоня…
Так или примерно так представлял себе ближайшие события биоробот, не имея причин возбуждаться или с тоской обсуждать событие.
