Огонь гас один за одним, и фигуры исчезали, оставляя Райо на кровавом песке арены.
«Боги, ведь из-за своих обид вы может упустить шанс на возрождение! — сокрушался дракон, пока его не выкинуло из амфитеатра в своё тело. В зале пахло обуглившейся плотью. Опустив взгляд на лапы, Райо грустно улыбнулся: — Так дело не пойдёт. Внуку я нужен в полной комплектации».
Дракон исчез с территории резиденции. Ему срочно необходимо было совершить полный оборот для запуска регенерации. С костяшками вместо лап много не навоюешь. А с нулевыми можно договориться. Райо это знал, как никто другой. Нужно только найти, что им предложить.
* * *
В амфитеатре совета нулевых носителей родов империи Сашари
Стоило предателю исчезнуть, как нулевые носители родов вернулись и заняли свои места. Рассветная и Закатная фракции чётко прослеживались среди носителей.
— Нужно дать смеску шанс, — однозначно высказался женский голос основательницы рода Найядов. — Мы сколько угодно можем наказывать предателя, но благо империи превыше всего.
— Вы, как бездомные щенки, которых поманили сахарной косточкой, — с издёвкой отозвался основатель закатного рода Расхов. — Стоило появиться этому отродью… и вы тут же побежали за ним, виляя хвостиками. Я был против возрождения Эсфэсов и сейчас против. Сами справимся.
— Что-то я не вижу на горизонте спасителей империи, — хмыкнул ещё один из закатных, ранее общавшийся с новичком. — Тебе напомнить, как твоя кровь радостно усвистала из нашего мира на Острове, наплевав на все обещания, привязанности и обязательства?
— Мы породим ещ-щё! — прошипел основатель рода Расхов.
— Когда мы заключали союз с Матерью Великой Кровью, то все надеялись, уж наш-то точно станет спасителем империи, — каркающим смехом разразился основатель рассветного рода Варсусов. — Да только все они пятками сверкали, сваливая из нашей дыры. Только этот… остался, сдох и снова вернулся исправлять наши ошибки. Вопреки нашей воле Кровь сама дала шанс проклятому тринадцатому роду наравне с нами. Мы можем ненавидеть род Эсфэсов и Райордана лично, но либо мы уподобляемся ему и окончательно добиваем империю, либо помогаем мальчишке.
Основатели молчали, обдумывая слова Варсуса.
— Поможем, — высказалась Найада, — кладки не могут ждать бесконечно. Но! Упреждая все возмущения, Райордану ещё предстоит поплатиться за всё.
Глава 17
Милица не верила, что её мучения закончились. Полвека боли, сумасшествия и рабства, полвека ненависти и жажды выжить любой ценой. Когда в ней, единственной из дочерей отца, проснулся дар Рассвета, Милица возликовала. Она станет воином, возможно, как и отец, паладином Рассвета. Дар в ней был силён, расцветая год от года, делая её всё краше. Уже и отцовские друзья начали присматриваться к молодой рассветной магичке, но Серв решил иначе. Он желал дочери самого лучшего. Потеряв большинство сыновей в прорывах изнанок, отец не хотел терять ещё и дочь.
Милицу принялись готовить к слиянию с Рассветом. Сам Его Святейшество посетил их дом, осмотрел девушку. Вот только взгляд Ирликийского Ангела Милице не понравился. Тот рассматривал её внешность, будто раздевая взглядом. Она чувствовала себя кобылой на торге, ей чуть ли не зубы проверили.
«Милица достойна стать невестой Рассвета», — был вердикт Его Святейшества.
Она переехала в резиденцию Ордена, где была обеспечена всем, чего только могла пожелать. У неё были свои апартаменты, слуги, новая одежда, даже личный лекарь, следящий за её здоровьем. Слияние назначили на годовщину обретения крыльев Ирликийским Ангелом.
Милица готовилась и нервничала. Никто не сообщал, как будет проходить слияние. Её красиво нарядили в белоснежные летящие одежды, заставили выпить настой для повышения магического потенциала, а дальше она перестала себя контролировать. Тело горело, всё внутри болело, в глазах двоилось. В ушах звенела музыка, мужские голоса, взрывы хохота, стоны похоти. Её вели по коридорам в главный пиршественный зал, где лилось рекой вино, и разгорячённые паладины ордена праздновали возвышение своего господина.
Чем ближе они подходили, теме меньше помнила Милица. Дальнейшее вспыхивало в памяти рваными отрезками, где Его Святейшество объявил торги на «слияние» с ней. Кто-то их даже выиграл.
Она возлежала посреди стола в центре поверх белоснежной мягчайшей скатерти. Одежда на ней исчезла, бёдра были широко разведены, а между ними ритмично двигался кто-то из воинов в золотой маске солнца. Были и другие «солнца», её переворачивали, словно безвольную куклу, десятки рук касались её кожи, силясь погасить пожар внутри, но не принося облегчения.
Но поверх этих масок она запомнила похотливое лицо Его Святейшества, облизывающегося на неё.
В следующий раз она пришла в себя уже в своих апартаментах. Ей сообщили, что слияние прошло успешно, остальное ей привиделось от настоя. Она всё также жила у себя, пока лекарь не подтвердил, что Рассвет благословил её ребёнком. За месяцы беременности воспоминания стерлись, осталось лишь предвкушение материнства. Она хотела было пригласить к себе отца, но слуги сообщили, что он не в резиденции. Весточку домой они приняли, но ответа так и не поступило.
Следующий виток ужаса Милица испытала, когда за несколько дней до родов её провели в подземелья и оставили в кельях с другими роженицами. Там она слышала всякое, но старалась ничему не верить. Скоро всё должно было закончиться, и они с малышом вернулись бы в свои апартаменты. Но всё только начиналось. Перед родами её вновь опоили какой-то дрянью. А после сообщили, что её сын умер. Она горевала два месяца, а после её вновь принялись готовить к слиянию с Рассветом. Милица пыталась отказаться от настоя, но его влили силой. Она пыталась сбежать, за что была наказана и отдана на потеху паладинам в подземелья.
Она пыталась сопротивляться, но её сила Рассвета была слабее. И этот круговорот насилия, боли, безысходности продолжался из года в год. Хуже всего было то, что она иногда узнавала кого-то из друзей отца в своих насильниках, и как же она молилась Рассвету, чтобы отца не оказалось среди них.
Полвека пролетели незаметно в перерывах между одурманиванием и постоянными беременностями. Сорок четыре дитя — таков был её результат за это время. Сорок пятые роды обещали быть такими же, но что-то пошло не так. Появились незнакомцы, а с ними и отец. Не помня себя от боли и отчаяния, Милица думала, что это очередные видения. Она просила, умоляла, обвиняла, она выливала всю свою боль, но внезапно ей ответили.
Видение оказалось реальностью.
Все пошло не так, как обычно. После родов Милица чувствовала себя на удивление хорошо, что и позволило ей заметить, как незнакомец в плаще с двумя половинками солнц куда-то потащил Его Святейшество. Дождавшись, пока он покинет одну из родильных келий, Милица заглянула туда. Альб Ирликийский сидел на деревянном кресел в беспамятстве. Выглядел он паршиво.
«Чтоб ты сдох, тварь! — застряли в её горле слова ненависти к этому ни разу не святому человеку. — Чтоб ты получил по заслугам за всё, что мы терпели из года в год!»
Милицу потряхивало, она не могла взять себя в руки. В глазах появились белые мушки. Упёршись в стол с варварскими инструментами, девушка сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь прийти в себя. Зрение прояснилось, и взгляд девушки упал на скальпель с блестящей отточенной кромкой. Сама не помня себя, она наблюдала как чьи-то бледные тонкие пальцы сомкнулись на скальпеле, а затем вдруг ставшая ей чужой рука занесла лекарский инструмент над шеей Его Святейшества. Лишь мгновение отделяло её от освобождения. Или от наказания. Но Милице сейчас было всё равно. Полвека! Грёбанные полвека она была рабыней похоти. И обрёк её на эту участь Ирликийский Ангел.
Рука Милицы не дрогнула. Скальпель раз за разом входил в шею Его Святейшеству, заливая алой кровью её родильную рубашку, его грудь, а девушка всё не могла остановиться. Она жадно ловила каждый вдох, вырывающийся из него, пока виновник всех её бед, наконец, не обмяк. Вся в крови с макушки до пят Милица не жалела. Нет. Она б сделала это снова и снова.
