Хизаши снова закрыл глаза и погрузился в ее успокаивающие глубины.
Ему виделась комнатка без окон и горящая на столе свеча. Все его внимание было сосредоточено на дрожащем рыжем огоньке, и негромкий голос, такой родной и в то же время незнакомый, рассказывал удивительные истории о чудесах и героях, о том, что случилось давным-давно и о чем помнили только деды их дедов. Хизаши нравилось слушать то, что говорил ему этот тихий голос, голова постепенно тяжелела, мысли становились вязкими и неторопливыми, и на грани сна Хизаши представлял себя древним героем с божественным мечом в одной руке и офуда в другой. Он бы боролся со злом и спасал людей, пересекал моря и леса, а потом возвращался бы сюда, домой, и уже сам рассказывал удивительные истории.
– А демоны правда такие злые? – спрашивает он сонно. Ласковое прикосновение к волосам ощущается как что-то привычное. – Ты видел хоть одного?
– Демоны жестоки, Ясу-чан.
– Знаю, ты говорил. Быть жестоким и быть злым это одно и то же?
На этот раз ответ прозвучал не сразу. Ладонь на макушке чуть взъерошила волосы, прежде чем убраться.
– Не всегда. Иногда даже хорошим людям приходится быть жестокими.
– Почему? Почему все не могут быть добрыми?
– Потому что это путь в никуда. Вырастешь – обязательно поймешь.
– Быстрее бы вырасти…
Хочется спать, но и послушать еще немного историй – тоже. Хизаши силится держать глаза открытыми, однако огонек свечи тускнеет и расплывается. Скоро станет совсем темно.
– Братик хочет, чтобы ты вырос в лучшем мире, Ясу-чан, поэтому не торопись. Побудь еще немного моим маленьким братишкой… Ясу-чан… Ясухиро …
– Но я не Ясухиро.
Свеча исчезла, как и стол, и голос, распавшийся на искаженные осколки, которые уже никак не собрать воедино. И Хизаши произнес последнюю фразу вслух, совсем забывшись, что сон, а что явь. Впрочем, разницы не было – темнота пожирала ее, как химамуси-нюдо [137] масло.
Наконец в ней появилось хоть что-то, и Хизаши изо всех сил уставился на тени, движущиеся где-то вдали. И только он увлекся этим, как за спиной раздалось:
– Доброе утро, Хизаши-кун! Мне ведь стоит по-прежнему называть тебя так?
Хизаши дернулся и тут обнаружил, что скован по рукам и ногам, а цепи тянутся от оков в разные стороны. И сразу навалилась тяжесть и боль в мышцах, а темнота рассеялась, превратившись в тревожный полумрак храмового помещения, значит, они все еще на территории святилища Инари, и никто не бьет тревогу. Два вытянутых фонаря покачивались справа и слева от Хизаши, распространяя вокруг слабый рыжеватый свет. Когда «Кента» обошел его и оказался лицом к лицу, его кожа приобрела нездоровый желтый оттенок.
– Прости, иначе я бы не смог все подготовить, – притворно извинился он и провел пальцем по своей шее. Рассеянный жест, которого он сам, наверное, не заметил, но от Хизаши он не укрылся. – Тебе неудобно? Потерпи, я просто заберу то, что принадлежит мне, это быстро. Ты не успеешь ничего почувствовать.
– У меня нет ничего твоего, – огрызнулся Хизаши. С ночи, когда бакэнэко подвешивали их с Куматани для праздничного ужина ёкаев, его тело стало немного выносливее, но ему все равно не порвать цепи, а энергия ки не отзывалась, похоже, мерзавец использовал сдерживающие талисманы или символы.
– Ты не можешь этого знать, ведь ты так и не ответил на мой вопрос.
– Ты тварь, играющая жизнями людей и ёкаев! Я не собираюсь становиться твоей марионеткой!
– Какие дерзкие речи, – усмехнулся «Кента», и на его щеках появились ямочки, как и всегда, когда он смеялся. – Но в тебе есть то, что я в тебя поместил. И пришла пора это забрать.
Он больше не улыбался, и под холодным взглядом – не человека, а демона – Хизаши охватила дрожь.
– Я тебя не знаю, – пробормотал он в отчаянии. – Я тебя не знаю. Не знаю!
– Тогда пока достаточно того, что я знаю тебя, Ясу-чан.
– Неправда!
Хизаши задергался, загремел цепями, но лишь сильнее вымотал уставшее тело. Это ловушка, из нее ему, похоже, не выбраться, но гораздо страшнее, что его собственный разум тоже превратился в ловушку, мысли метались, и Хизаши терял способность контролировать их. О чем говорит это существо? Почему оно снова называет его чужим именем? Откуда в памяти воспоминания о событиях, которые он никогда не переживал?
– Кента! – закричал он в итоге. – Кента!
Угли в зеленых глазах погасли, и Хизаши не сразу, но заметил это.
– Ке… Кента?
– Хизаши? – эхом откликнулся тот, и с лица схлынули краски. – Светлые ками… нет! Почему ты пришел? Я пытался предупредить тебя!
Он шагнул к Хизаши, но словно ударился о невидимую стену. Протянутые руки застыли в пяти сунах от Хизаши и безвольно упали.
– Он убьет тебя, – проронил он обреченно. – Я знаю, я все это время был там, внутри своего тела…
– Кента.
– Ты не представляешь, что это такое! Лучше умереть, чем видеть, как… чем ощущать кровь на свои руках.
– Ты не умрешь! Я клянусь перед богами, и пусть Инари будет свидетельницей!
– Замолчи! – перебил Кента. Его глаза влажно заблестели, но в них появилась решимость, Хизаши не хотел думать, какая именно. – Просто дай мне сказать, пока есть возможность. Ему нужен твой икигимо, в нем содержится то, чего он жаждет. Потом он станет непобедим. Демонический меч Дзайнин в любом случае был бы его, со мной или без меня. Ты бы ничего не смог изменить, Хизаши, не надо себя винить. Если бы можно было все повторить сначала, я бы сделал то же самое, я бы попытался помешать тебе совершить ошибку.
– Кто – он? Кто, ты знаешь?
– Они называют его Конран-но ками, но я чувствую, что это не настоящее имя. Он скрывает свои воспоминания, и я только знаю, что он воспользовался нашей связью.
Хизаши понял, о чем он. Когда в лесу, перед Гаппай-но хи, Кента использовал талисман для ловли ёкаев, они оба думали, что он был потрачен зря. И все же Хизаши тогда кое-что ощутил, и только сейчас, после слов Кенты, понял – талисман сработал, но не захватил Хизаши, а создал ниточку, соединяющую его с Кентой.
– Прости, – прошептал Куматани. – Это была моя вина.
Он торопился, сбивая дыхание, и у Хизаши сжималось сердце при виде такого Куматани Кенты, гостя в собственном теле.
– Не говори ерунды. Если бы я не привел тебя в Дзисин нарочно, сбив с пути, ты бы тут не оказался.
Кента грустно улыбнулся.
– У нас так мало времени, а мы меряемся, кто из нас и в чем больше виноват.
– Потому что я виноват больше, и это единственная правда.
– Хизаши… Прости. Ты проделал такой путь, чтобы догнать меня, но он был напрасным.
– Перестань…
– Но это так! Я подвел тебя. Всех вас.
– Кента, борись! Ты сильнее, чем этот…
Пальцы Кенты легко вошли в живот с мерзким треском рвущейся плоти. Хизаши осекся, еще не понимая, что произошло. Боли пока не было, но он ощущал, как рука погружается все глубже в поисках желаемого. Икигимо. Хизаши никогда не задумывался о его ценности. Он широко распахнул глаза и наткнулся взглядом на свое отражение в непроглядно черных, с тлеющими углями костров Ёми, зрачках Кенты.
Нет, это уже не он.
– Ты предал меня, Ясухиро. Предал дважды, – произнес тот ничего не выражающим голосом. – Когда сбежал, бросив умирать от мечей этих ублюдков-оммёдзи, и когда забыл даже мое имя. Но я тебе напомню. Меня зовут…
Он прошептал на ухо, но Хизаши все равно не услышал.
Ясухиро.
Получается, Ясухиро – это… он сам?
Глоссарий
Адзи-сики – мужское синтоистское божество, считается покровителем земледелия и змей.
Адзуки-арай – ёкай, промывающий в реке красную фасоль-адзуки с шелестящим звуком, в некоторых районах выглядит как пучеглазый маленький монах.
Акатётин – традиционный красный бумажный фонарь, который вывешивают перед идзакаей.
Амэ-онна – дух дождя в японском фольклоре.
Бакэнэко – демоническая кошка в японском фольклоре, обладающая магическими способностями.
