– Вы, кажется, на турнир собирались? – обращается ко мне охранник. – Еще можете успеть.
– У вас это нормально? – как можно спокойнее спрашиваю я, кивнув в сторону удаляющихся бандюков и Генки.
– Господа сами решат спорные вопросы, возникшие между ними, – отвечает он. – А что, какие-то проблемы?
В вопросе слышу угрожающие нотки и понимаю, что, стоит «возбухнуть», рискую не пройти фейс-контроль и завалить миссию.
– Никаких проблем, – я широко улыбаюсь. – Где можно пройти регистрацию?
– До конца зала и направо. Увидите, – не разжимая губ, объясняет охранник.
Бегу, стискивая коробку с фишками, которую Генка успел скинуть мне сразу, как завидел трех враждебных персонажей. И успеваю! Ребайный период заканчивается, но в перерыве все еще возможна поздняя регистрация.
Турнирные фишки отличаются от тех, которыми играют за обычными столами – в обмен на мои суммой на две тысячи долларов мне выдают десять по сто и две по пятьсот. Мельче нет смысла. На этом этапе турнира малый блайнд [79] повысился до сотни.
Специально обученная девушка сопровождает меня до стола.
– Вы можете оставить фишки и воспользоваться нашим баром, – улыбается она. – Сейчас объявлен пятнадцатиминутный перерыв.
– Спасибо! Я так и сделаю, – отвечаю я.
Накидываю пиджак на спинку стула и, стараясь не привлекать внимания, иду на выход проверить, как там Генка. Не думаю, что ребята совсем уж отморозки. Почти наверняка хотят просто припугнуть.
Выйдя, я оглядываю коридор, но не вижу ни друга, ни тех упырей. Два охранника, преисполненные сознанием важности возложенной на них миссии – не дать побеспокоить отдыхающих господ, – стоят каменными изваяниями, будто неактивированные големы.
– Уважаемый, – обращаюсь к одному из них, – а где мой товарищ?
– Кто? – снисходит до ответа один из них.
– Друг мой Гена где?
– А я знаю? – все так же, не разжимая губ, отвечает он.
Да ё-мое, ну что такое? На мне что, написано, что я голодранец и нищеброд? Вот как они сразу и с ходу определяют, перед кем гнуть спину, а кто тварь дрожащая? Чувствую, как начинаю закипать, но сдерживаюсь – сейчас не до разборок с охранником «третьего уровня социальной значимости». Еще недавно я и сам был примерно такой же, как он, «полезный» для общества.
Быстрым шагом иду мимо игровых залов, «комнат отдыха и релаксации» и дохожу до конца коридора. Там, за неплотно прикрытой дверью, обнаруживаю выход и дополнительную лестницу. Открываю и окунаюсь в полутьму, единственный источник света в которой – из коридора за спиной. Жду, пока зрение перестроится.
Этажом ниже во тьме кто-то зло, но негромко выговаривает:
– Завтра, ты понял? Завтра – край! Ты разозлил шефа! Долг не вернул, а сюда пришел! Еще и в VIP ломишься, а значит, что? Деньги у тебя есть. Твои – не твои, мне похрен! Нет денег – заработай! Не можешь заработать – укради! Не можешь украсть – продай почку, квартиру, а долг верни!
– Да понял я, понял, – раздраженно отвечает Хороводов. – Сколько можно повторять? Уже по третьему кругу пошли.
Раздается какой-то шелест, скрип, а вслед за ними короткий всхлип. Генкин. Стремительно спускаюсь на пролет ниже.
– Геныч, ты здесь? – громко и уверенно спрашиваю темноту.
Впрочем, темнота не абсолютная. Немного света пробивается из нижней щели под дверью, у которой стоит Генка, держась за бок и полусогнувшись. Бандюк в пиджаке – система подсказывает, что его погоняло Шипа, – прислонившись к стене напротив, спокойно курит. При затяжке его скучающее лицо освещается. Второй, тот, что в кожаной куртке, Лучок. Этот держит Генку за ворот, не давая сползти по стене на пол.
– Геныч, ты здесь? – глумливо передразнивает меня он.
– Фил, не вмешивайся! – требует Генка, сплевывая что-то черное. – Работай по плану!
– По какому плану? Что за план? – интересуется Шипа. – Фил? Так тебя кличут? Ну-ка, спускайся сюда, чушка!
– Это же тот, что с этим был, – вспоминает меня Лучок.
– Фил, иди в зал! – настойчиво просит Генка.
– Вот еще! – Мне сложно контролировать вспыхнувшую где-то в подсознании ненависть к этим гадам. – А что тут происходит? Вы кто такие, уроды? Почему мой друг Геннадий в таком неприглядном виде, в темноте, да еще подвергается, как вижу, избиению, угрозам и оскорблениям? Да вы охренели, мрази!
Последние слова я произношу в движении, преодолевая лестничный марш в два прыжка. Мысли только об одном – этих сволочей надо мочить! Иначе с ними никак: не договоришься, не отмажешься. Только сила! Без понятия, откуда во мне проснулась такая кровожадность и почему.
– Б…, чо ты вякаешь? – не успевает удивиться Лучок, когда мой кулак придает ускорение его голове, и мужик затылком впечатывается в стену.
Вы нанесли критический урон Николаю ‘Лучку’ Луковичному: 395 (удар кулаком).
– Оп-па! – одним движением оттолкнувшись от стенки, просыпается Шипа. – Это кто у нас тут такой борзый?
Блеснувшее в его руке лезвие ножа свидетельствует о серьезности намерений, а дебаф «Героиновой ломки» – о том, что этот пойдет до конца.
Опять нож! Мало мне было Турала…
Края поля зрения вспыхивают золотисто-багровым, время замедляется, и система выводит уведомление:
Внимание! Зафиксирована смертельно опасная агрессия! Обнаружены противоправные действия в отношении носителя с трехкратно превосходящим уровнем социальной значимости.
Принудительно активирована героическая способность «Спринт»: боевой навык, который ускоряет носителя на 100 %, изменяя его метаболизм и восприятие времени.
Ожидается подтверждение активации…
Соединение с сервером… Ожидайте… Тайм-аут соединения. Сервер недоступен.
Принудительная активация героической способности «Спринт» отменена.
Не рискуя отвести взгляд от Шипы, на сообщения не обращаю внимания. Дистанция короткая, не разорвешь. В этот раз полусекундное действие клокстопинга было совсем неощутимым.
– Извините его, пожалуйста! Он не в курсе моих долгов, – молит Генка бандита, хватая его за руку. – Это недоразумение! Мы компенсируем!
Шипа свирепо его отталкивает:
– Отвали!
Мой друг отлетает, спотыкается и катится вниз по лестнице. Не выдержав, бросаю взгляд в сторону – Генка лежит внизу, замерев в неестественной позе.
Отметая беспокойство, уклоняюсь от выброшенной в мою сторону руки с ножом, подныриваю и исполняю свой коронный, по словам Матова, апперкот, а потом, не давая опомниться наркоману, выбиваю из его руки нож и добиваю доведенной до автоматизма серией быстрых ударов, усиленных «Праведным гневом II». Под их градом голова Шипы трясется, как у болванчика, но стена за спиной не дает ему упасть. Система сыпет логами проходящих критов, а после завершающего бокового в висок бандит теряет сознание и мешком валится на пол.
Оглядев поле боя, я убеждаюсь, что оба упыря без сознания, и спускаюсь к Генке. Он лежит в той же позе с вывернутой шеей. Его остекленевшие глаза смотрят в одну точку и не двигаются. Все еще не сознавая произошедшего, я прикладываю руку к его шее.
Пульса нет. Генка мертв.
За спиной слышится шорох, а следом топот чьих-то шагов по ступенькам. Оцепенев, я не испытываю никакого желания что-либо делать. Где-то на периферии сознания мелькает мысль, что надо бы поостеречься, ведь, скорее всего, кто-то из бандитов очнулся и сейчас спускается, чтобы ответить и наказать, но мне все равно.
На краю поля зрения машинально подмечаю навалившиеся дебафы: «Апатия», «Отчаяние», и это последнее, что я успеваю заметить в этой жизни. В следующее мгновение в спину что-то вонзается, и белая боль взрывается в груди, парализуя конечности, но это только начало. Четвертый, но не последний, удар попадает мне в сердце, и я умираю…
А еще через мгновение нахожу себя стоящим у покерного стола с зеленым сукном, вешающим пиджак на спинку стула. Рядом стоит Марта:
