Несколько солдат узнали меня и даже попытались встать, чтобы отдать воинское приветствие.
— Не нужно, — я поднял руку в останавливающем жесте. — Вам необходим покой.
— Покой нам только снится, — хмыкнул солдат в окровавленном мундире, баюкая у груди замотанную руку. Он сидел рядом со мной у костра в ночь перед боем, когда служивые рассказывали свои истории. — Мы еще повоюем.
— Ага, особенно ты, — поморщился второй боец с перемотанными ногами. Его морщинистое лицо тоже было мне знакомо.
— А что? — удивился первый мужчина. — Ранили меня в левую руку, но я-то правша. Вот тебя смогу до траншеи доволочь, станешь лежа французиков стрелять.
— Чего лежа-то? — насупился старый вояка. — У меня только мясо посекло. Доктор сказал, что еще и маршировать вскорости смогу. Так что еще кто кого потащит!
Дружеская перепалка вызвала на грязных и суровых лицах бойцов улыбки. Несмотря на раны, их дух оставался несломленным, а желание защищать Родину горело в сердцах ярче солнца.
— Ваше сиятельство, — отсмеявшись, обратился ко мне другой солдат. — А как ваши-то? Быстро оклемаются?
— Быстро, — заверил я бойца. — Многие уже рвутся в бой.
— Это хорошо, — обрадовался тот. — Французов-то мы сами сдюжим, а вот червяков клятых без вас не одолеем.
— Чегой-то⁈ — встопорщил опаленные усы еще один седой ветеран. — Вчерась по одной твари мы так из пушки вдарили, что у нее башка отлетела! Так что и мы полозам жару задали.
— Да будет тебе, Иваныч, — успокоил говорившего один из солдат. — Все славно бились!
— Дык я и не спорю, — спохватился ветеран и взглянул на меня из-под кустистых бровей. — Вы уж не серчайте, барин, я ж не со зла. Просто сказать хотел, что и мы кровь-то не зря проливали.
— Не зря, — согласился я. — А если кто иначе посчитает, тот забыл, что такое честь и Отечество.
Солдаты встретили мои слова одобрительным согласным гулом. Пожелав им скорейшего выздоровления, я пошел к воротам, намереваясь вернуться домой. В потертом и мятом пиджаке у меня имелась кое-какая наличность, так что осталось лишь остановить извозчика и назвать адрес. По пути желательно заехать в цветочную лавку. Розы Дарья любит. А вот не сдержанные обещания — нет.
Но судьба вновь спутала мои планы. У ворот остановилась знакомая машина, из которой вышла моя невеста. Как только наши взгляды встретились, тревога на ее лице сменилась радостью, а спустя лишь миг, серые глаза Дарьи опасно прищурились.
Сейчас начнется…
Девушка подошла ко мне быстрым шагом и вместо приветствия выдала:
— Михаил, ты меня своими выходками скоро в могилу сведешь!
Не успел я ответить, как Дарья подалась вперед и крепко обняла меня, прошептав на ухо:
— Я так волновалась… — едва успев договорить, она вдруг отстранилась и строго посмотрела на меня. — Доктора разрешили тебе ходить?
— Разумеется, — с готовностью соврал я, в глубине души надеясь, что мой самовольный уход из госпиталя навсегда останется для невесты тайной.
— Хорошо, — Дарья взяла меня за руку, но потом сделала шаг в сторону госпиталя и тяжелым взглядом обвела заполненный ранеными внутренний двор. — Тяжело пришлось?
— Да, — я обнял ее за плечи и повел к машине. — Но главный бой еще впереди.
— Полоз, — догадалась Дарья. — Злата говорит, что он вот-вот проснется. Но она не может понять, где именно он окажется.– Девушка закусила губу. — А что французы? Они станут наступать?
— Станут, — я открыл перед ней дверь, пропуская вперед. — По крайней мере, мы на это надеемся.
— Мы? — Дарья рассеянно моргнула. — Вы с Нечаевым? Что вы задумали?
— Прости, — виновато улыбнулся я. — Не могу сказать.
Услышав эти слова, сидевший за рулем Федор едва слышно хмыкнул. В былые времена он сам повторял мне эту фразу гораздо чаще, чем хотелось бы. Дарья же обиженно поджала губы, но настаивать на раскрытии тайн не стала, прекрасно понимая, что стоит на кону.
— С возвращением, — приветственно кивнул мне шофер и спросил. — Домой?
— Домой, — в этот миг я совсем иначе почувствовал особый тон произнесенного слова. В нем смешались ароматы кофе, который варит мне по утрам Дея, и новых книг, кои читает Злата, и запах волос Дарьи, оставленный ею на подушке. Это слово было уютным и мягким, словно плед. Оно грело теплом очага не только тело, но и душу.
Машина взревела двигателем и покатилась по осенним улицам Москвы. Над столицей снова сгущались тучи, собирался дождь. Последние желтые листья кружились над землей, словно прощаясь с ней и улетая прочь.
Скоро придет зима, и все укроет белый пушистый снег. Он замедлит боевые действия, но не прекратит их полностью. Из уроков истории я знал, что «генерал Мороз» преподаст французам урок. Но что станется с полозами? Проснется ли их предводитель зимой или дождется весны?
— О чем задумался? — Дарья положила теплую ладонь на мою руку.
— О будущем, — мой ответ не содержал конкретики специально, чтобы не расстраивать девушку.
Но Дарья все равно печально вздохнула и сжала мои пальцы, чтобы замаскировать дрожь своей руки. Она вела себя не так, как обычно. Это настораживало меня. Прежде я списывал все на историю с Шереметьевой, но, видимо, имелась и другая причина.
— Что-то не так? — прямо спросил я, заглянув в грустные серые глаза невесты.
— Нет, — она неспешно покачала головой, отвела взгляд и уставилась в окно. — Просто тоже подумала о том, что будет дальше. Незнание… волнительно. Будущее подобно книге, которую читаешь — порою страстно хочется узнать, что на следующей странице, но бывает и тревожно за судьбу главных героев. Ведь буквы на бумаге уже не изменить и, чтобы ни случилось дальше, оно случится непременно, хочешь ты того или нет.
— Но разве не этим книги и интересны? Не перелистнув страницы, не узнаешь, что дальше.
— А что, если там трагедия? — Дарья на миг повернулась ко мне и ее серые глаза влажно блеснули. — Что, если у истории плохой конец?
— В отличие от книги, над которой трудится писатель, свою историю пишем мы сами, — теперь уже я сжал руки девушки в своих ладонях. — Мы можем влиять и на сюжет, и на концовку.
— Но сможем ли повлиять настолько сильно, чтобы изменить хоть что-то? — голос девушки стал настолько тихим, что едва не растворился в шуме двигателя.
— Определенно. — Уверенно произнес я.
— Снова обманываешь? — улыбка Дарьи вышла грустной. — Как и с госпиталем?
— Не в этот раз, — заверил я девушку. — Слово графа.
— Хорошо, граф, — Дарья вздохнула и, кажется, немного приободрилась, — в этот раз я тебе поверю. Но если снова обманешь — пеняй на себя. Ведьм лучше не злить.
— Но ты не ведьма. — Возразил я с излишней поспешностью. — Ты — ворожея.
— Как ни назови — итог один.
— Позвольте возразить, Дарья Сергеевна, — вдруг вмешался Федор. — Ведьмой может стать любая женщина, это от характера зависит, а вот ворожеями рождаются.
— Крайне неудачное замечание для той, кто является и женщиной, и ворожеей, — глаза Дарьи опасно прищурились.
— Виноват. — Сразу же исправился Федор. — Прошу простить.
— Прощаю, — важно кивнул моя невеста, вложив в это слово столько снисхождения, сколько было возможно.
Это и позабавило меня, и обрадовало одновременно — теперь Дарья больше походила на себя прежнюю.
Пока мы говорили, машина подкатила к воротам особняка. Федор остановился, вылез и быстро открыл перед Дарьей дверь.
— Только в жабу не превращайте, — попросил он с улыбкой.
— Ничего не обещаю, — Дарья вышла и первой пошла к воротам.
— Хорошо, что вы вернулись, — шепнул мне Федор. — Дарья Сергеевна без вас места себе не находила. Вы уж больше не пропадайте.
— Ничего не обещаю, — повторил я слова невесты и направился следом за ней.
За моей спиной Федор выдал себе под нос многозначительное:
— Пу-пу-пу… — а потом окликнул меня. — Михаил Семенович, я вам сегодня еще понадоблюсь?
— Не думаю, — не поворачиваясь, отозвался я. — Отдыхай.
