«Не все коту масленица», — удовлетворенно подумал я. А девушка молодец, мало того, что красавица, так и самому принцу, судя по всему, отказала. Остальная процессия продолжила путь, возможно с большим успехом, потому что диалоги были длительнее по времени. Я еще немного понаблюдал, но не заметил никаких слез и криков о помощи, предсказанные Саидом.
Мой интерес к этому действию пропал, и я вернулся в свою палатку, чтобы почитать новости в мире и в России. Находясь внутри, я все еще слышал отдаленный фоновый шум, создаваемый многоголосьем. Периодически прорывался смех толпы. С чем это было связано, не знаю, я был сыт от своих переживаний, и в данный момент меня больше занимал вопрос, что же было в четвертой фуре, которую так нагло и бессовестно разгрузили в склад рядом с администрацией? Размах, с которым воровал директор Труассо коробил даже меня, выросшего в стране, где воровство считалось чуть ли не привилегией власть имущих.
Глава 17
Конфликт
Через час стало тихо, нашедшие или не нашедшие себе пару саудиты вернулись в свою палатку. Вторая палатка по-прежнему пустовала, зачем ее украшали и готовили, если все гости по-прежнему находились в первой? Мне снова вспомнилась сирийская девушка с пухлыми губами, для которой свобода выбора и честь оказались выше жизни во дворце принца.
«Молодец, девчонка!» — я пожалел, что я не в мужском теле, добьешься благосклонности от такой девушки, будет тебе надежная и преданная жена, ценящая не богатство мира, а богатство души. Лагерь тем временем, наверное, насыщался дарами саудитов: острые, пряные запахи мяса, рыбы и других блюд витали в воздухе, сегодня был праздник насыщения, праздник желудка. Пожалуй, если исключить проблемы с выбором жен, помощь саудитов была как глоток свежего воздуха.
Я прошелся в больничку, но Саида там не нашел, хотя больница функционировала в штатном режиме, и посетителей там было немало. Закрыта была администрация, видимо, директор выплясывал гопака перед гостями, а остальных работников отпустили домой пораньше.
У внедорожников, разложив пару газет на капотах, то ли поздно обедали, то ли очень рано ужинали охранники. Все, кроме двоих, которые по-прежнему стояли у входа в палатку саудитов. Все фуры стояли за территорией, но водителей я не увидел. Меня удивило скотское отношение к охранникам со стороны арабов: люди вас охраняют, рискуют жизнью, а вы при наличии второй свободной палатки не удосужились их покормить по-человечески, нормально разместить, чтобы люди могли отдохнуть. В принципе, такую картину можно было наблюдать и в России, когда пьянствующие хозяева жизни напрочь забывали о своих водителях и охранниках, дожидавшихся их порой по много часов без еды и удобств.
Стоявшие на входе охранники подтянулись и выпрямились в струнку. Я увидел, как из первой палатки вышел тот самый неудавшийся женишок принц и проследовал во вторую палатку. В сопровождении отдельного телохранителя. Ах, вот оно что, его царское величество забронировало себе эти апартаменты для личного отдыха. Теперь стало понятно, почему и для кого была приготовлена вторая палатка.
Я уже собирался вернуться к себе, когда заметил, как увидел, что по центральной линии из глубины лагеря движется несколько человек, среди которых была та самая, понравившаяся мне девушка, ее мать и двое сотрудников директората из числа сирийцев. Девушка шла с опущенной головой, еле переставляя ноги, мать ободряюще поглаживала ее по спине, что-то быстро говоря. Девушка не отвечала, просто шла молча, как на плаху. «Блядь, уговорили», — мне стало тошно, что так на моих глазах рушился образ непокорной красавицы, созданный мною. Тем временем процессия дошла до второй палатки, и сирийцы из директората обменялись фразами с охранником, который сопровождал принца и теперь стоял на входе, прикрывая своего босса.
Этот охранник выделялся среди других своим внешним видом и осанкой. Слишком высокий для араба, он скорее напоминал рослого европейца. Без грамма лишнего жира, высокий, с красивой осанкой и с чисто выбритым лицом, в черном костюме с ослепительно белой сорочкой. Цвет глаз невозможно было разобрать под очками, волосы были черные, вьющиеся колечками. На ум пришел образ итальянских гангстеров, чей типаж так красочно был представлен в «Крестном отце».
Охранник, выслушав обратившихся к нему, чуть посторонился, всем своим видом показывая свое презрительное отношение к подошедшим. Один из сирийцев нырнул внутрь палатки и вернулся через буквально минуту. Он перебросился парой с охранником фраз и, взяв за руку девушку, которая явно стала упираться, чуть ли не силой потащил ее за собой вовнутрь.
Я сделал несколько шагов по направлению к ним. Это становилось интересным, похоже, что все происходило против ее воли. Возможно, Саид и был прав, говоря о насильственных браках. Тем временем сириец, работник администрации, выскочил из палатки. Они вместе спешно направились в сторону администрации. Меня удивила реакция охранника, который демонстративно сплюнул им под ноги и отошел от входа в палатку на метров пять.
Сделав еще несколько шагов, я очутился практически сбоку от них и замедлил шаг: немного понурив голову, словно раздавленная ношей, мать девушки брела в сторону, откуда они все пришли. И в этот момент я услышал девичий крик: невыразимая боль и скорбь была в этом крике. Мать девушки вздрогнула, остановилась — я отчетливо услышал ее всхлип — и потом снова побрела дальше. Крик повторился, но уже немного тише, словно кричащий захлебнулся или кричал через затыкаемый рот.
Не отдавая себе отчет, я рванул вправо и, в секунду преодолев разделявшее меня от палатки десять метров, нырнул, чуть не упав и запутавшись в пологе, в темное нутро. Картина, представшая перед моими глазами, была написана явно не маслом: на огромном количестве подушек и ковров, устилавших палатку, барахтались две фигуры. Белая, мощная, почти полностью прикрывала собой фигурку девушки. Та, в темном платье, сучила ногами, пытаясь скинуть с себя тело мужчины. Одной рукой араб закрывал девушке рот, второй почти успешно задрал подол ее платья в попытках добраться до самого сокровенного. Секунды мне хватило, чтобы принять решение не головой, а сердцем.
С истошным криком:
— Что ты делаешь, сволочь! — я бросился на спину арабу и начал тащить его от девушки. Мои руки сомкнулись на горле принца, который в данный момент для меня был не принцем, не человеком, облеченным властью. Это был подлый и безжалостный насильник. Араб издал испуганный полузадушенный визг, и в этот самый момент что-то с невероятной силой оторвало меня от него и вознесло почти под самую крышу палатки. Подняв меня над головой, охранник разжал руки, и я грохнулся на ковры почти с двухметровой высоты.
Вскочив на ноги, я обратил внимание на девушку: с разорванным на груди платьем она, свернувшись калачиком, мелко всхлипывала, пытаясь руками закрыть прореху на груди, но маленькие руки не могли всего закрыть, и я отчетливо видел шоколадный сосок между пальцев ее руки. Ее огромные карие глаза застыли в испуге. Сомневаюсь, что она осознавала, где находится и что происходит. На большее у меня не хватило времени, потому что меня грубо ухватили за шиворот и поволокли к выходу под визгливые крики и указания принца. Который на ходу заправлял одежду, сопровождая нас к выходу.
Вытащив меня из палатки, этот грозный и суровый охранник преобразился: он снял очки, явив мне ослепительно голубые глаза и улыбнувшись уголками губ, сказал:
— Get out of here! Я не стал спорить с ним и последовал его совету, максимально быстро скрывшись в своей палатке.
Я не знал, что после того, как меня выбросили оттуда, саудит трусливо сбежал к своей делегации. Не знал, что тот охранник помог девушке закутаться в шаль и передал ее сбежавшимся сирийцам, чтобы отвести в больницу: девушка была в истерике. Не знал, что после всего этого директор Труассо был вызван на ковер к Абдель-Азизу и узнал от араба каким редкостным говном он является. Не знал, что саудит пригрозил остановить финансирование лагеря, и директор буквально в ногах у него валялся, вымаливая прощение. Не знал, что среди свиты араба звучали призывы наказать меня как следует за то, что осмелился поднять руку на принца крови.
