— Пли!
Резкий толчок от отдачи прошёл по корпусу «Агнесс-2». Первая торпеда пошла.
— Вторая — пли!
Вторая торпеда рванулась вслед за первой.
— Курс на отход! Срочное погружение!
Подлодка резко пошла вниз, Джевецкий с силой вцепился в поручни.
Прошло двадцать секунд, прежде чем в толще воды раздался приглушённый глухой удар. И почти сразу еще один. Вторая торпеда попала в цель.
В отсеке раздались короткие вскрики, кто-то выдохнул:
— Есть!
— Всплываем под перископ!
Осмотр поверхности моря показал: «Микаса» резко сбавил ход, накренилась. Вперёд выскочили миноносцы, создавая беспорядочную суету.
— Глубину держим, не торопимся, — негромко приказал Джевецкий.
Лодка начала тихий отход.
И тут раздался глухой взрыв. Уже не под водой, а наверху, в мире воздуха и огня.
— Боезапас! — догадался Белавенец.
Похоже, одна из торпед угодила в пороховой погреб, на палубе броненосца полыхнул огонь. Из него, как шрапнель, разлетались обломки металла. “Золотой выстрел” во всей красе.«Микаса» медленно кренилась.
— Держать курс. И не шуметь.
Все в «Агнесс-2» замерли.
Никто не гнался.
И тогда стало ясно — они сделали это.
***
Звон колоколов Свято-Никольского собора оглушал, но я не спешил закрывать уши. Пусть гремят. Пусть этот медный гул разорвет свинцовое небо над Порт-Артуром, которое месяц уже как давило на грудь. Сегодня оно — цвета победы: синее, пронзительное, как взгляд Джевецкого, когда он шагнул ко мне на балкон резиденции.
Мы обнялись. Сначала с инженером, потом с командиром «Агнесс 2» Белавенцем.
Город ликовал. С балкона я видел, как толпа катилась по Набережной улице, словно штормовая волна. Матросы подбрасывали вверх членов экипажа подлодки. Даже китайские торговцы, обычно готовые удавиться за каждую копейку, раздавали лепешки даром. «Русский дух победил!» — орал седой боцман, и сотни глоток подхватывали: «Победил! Победил!»
Жаль, с нами нет Макарова! Как только пришли сведения об утоплении флагмана японского флота, адмирал вывел эскадру с внутреннего рейда, бросился вдогонку. Его «Петропавловск» резал горизонт, оставляя за собой черный шлейф.
— Ваша светлость! — Тройер подал мне телеграмму из Царского. Точнее две. На первом бланке было набрано:
Его Сиятельству Князю Евгению Александровичу Баталову, Наместнику на Дальнем Востоке.
Высочайше повелеваю объявить всему личному составу подводной лодки «Агнесс 2» Государево благоволение за беспримерную доблесть, явленную в потоплении броненосца «Микаса». В ознаменование сего геройства жалуем:
Инженеру Степану Карловичу Джевецкому:
— Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени (за уничтожение вражеского флагмана в акте личной отваги);
Командиру подлодки лейтенанту Николаю Петровичу Белавенцу:
— Золотое оружие «За храбрость» с гравировкой: «Флоту — слава, врагу — гибель. 1904».
— Пожизненную пенсию в размере годового жалованья;
Членам экипажа:
— Знак отличия Военного ордена Святого Георгия (Георгиевский крест) IV степени для унтер-офицеров;— Серебряная медаль «За храбрость» на Георгиевской ленте для матросов;— Единовременное пособие в размере трёхмесячного жалования;
— Право ношения особого шеврона с изображением подлодки, пересекающей вензель «М» («Микаса»).
Особые распоряжения:
— Подлодке «Агнесс 2» присвоить почётное наименование «Гроза Порт-Артура» с нанесением такового на рубку судна золотыми литерами;
— Установить в Николо-Богоявленском морском соборе Санкт-Петербурга мемориальную доску с именами героев.
Господь да укрепит дух моряков наших, а вам, князь, повелеваю передать: «Россия не забудет сей день. Жду Макарова с победой, но ежели суждено пасть — то с честью».
Николай II
Собственноручно: «Благословляю. Н.».
Очень быстрая реакция. Можно сказать — молниеносная. Пара часов всего прошла с того момента, как мы отправили победную реляцию — и сразу ответ. А учитывая разницу во времени, так и вовсе сложилось впечатление, что государь-батюшка от телеграфного аппарата не отходит круглые сутки.
На втором бланке Сергей Александрович рассыпался бисером в поздравлениях, обещал не оставить меня тоже без орденов и медалей, просил держать в курсе и отчитываться каждый день — утром и вечером. Можно подумать, мы реже отправляем.
Я передал телеграмму Николая Тройеру и тот громко, во всеуслышание, прочитал ее. Раздалось дружное «ура», опять начали качать всех подряд — членов экипажа, просто моряков. Повторно ударили колокола на церквях.
— Евгений Александрович, что же вы такой грустный? — Джевецкий удивленно на меня посмотрел. — Великий день же!
— Плохие предчувствия, Степан Карлович, — я тяжело вздохнул. — Слишком хорошо все идет.
Глава 18
ВЫСОЧАЙШІЙ МАНИФЕСТЪ
Божіею поспешествющей милостью,
Мы, Николай Вторый,
Императоръ и Самодержецъ Всероссійскій, Московскій, Кіевскій, Владимірский, Новгородскій; Царь Казанскій, Царь Астраханскій, Царь Польскій, Царь Сибирскій, Царь Херсониса Таврическаго, Царь Грузинскій, Великій Князь Финляндскій, и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляемъ всѣмъ Нашимъ вѣрнымъ подданнымъ:
Въ заботахъ о сохраненіи дорогого сердцу Нашему мира, Нами были приложены всѣ усилія для упроченія спокойствія на Дальнемъ Востокѣ. Въ сихъ миролюбивыхъ цѣляхъ Мы изъявили согласіе на предложенный Японскимъ Правительствомъ пересмотръ существовавшихъ между обѣими Имперіями соглашеній по Корейскимъ дѣламъ. Возбужденные по сему предмету переговоры не были однако приведены къ окончанію, и Японія, не выждавъ даже полученія послѣднихъ отвѣтныхъ предложеній Правительства Нашего, извѣстила о прекращеніи переговоровъ и разрывѣ дипломатическихъ сношеній съ Россіею.
Не предувѣдомивъ о томъ, что перерывъ таковыхъ сношеній знаменуетъ собою открытіе военныхъ дѣйствій, Японское Правительство отдало приказъ своимъ миноносцамъ внезапно аттаковать Нашу эскадру, стоявшую на внѣшнемъ рейдѣ крѣпости Портъ-Артура.
По полученіи о семъ донесенія Намѣстника Нашего на Дальнемъ Востокѣ, Мы тотчасъ же повелѣли вооруженною силою отвѣтить на вызовъ Японіи.
Объявляя о таковомъ рѣшеніи Нашемъ, Мы съ непоколебимою вѣрою въ помощь Всевышняго и въ твердомъ упованіи на единодушную готовность всѣхъ вѣрныхъ Нашихъ подданныхъ встать вмѣстѣ съ Нами на защиту Отечества, призываемъ благословеніе Божіе на доблестныя Наши войска арміи и флота.
Данъ въ Санктъ-Петербургѣ въ двадцать седьмый день января въ лѣто отъ Рождества Христова тысяча девятьсотъ четвертое, Царствованія же Нашего въ десятое.
На подлинномъ Собственною Его Императорскаго Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ
Эскадру пришлось ждать долго. Морские бои — это не кино, где всё решается за десять минут. Маневры, артиллерийские перестрелки, перестроения...
Вернулись только к утру. Наблюдатели просигналили, и с причала отправили катер, чтобы вывезти раненых. Тут уже и я поехал в порт. По дороге остановился на берегу, взобрался на одну из батарей. Бледный поручик начал докладывать мне вытянувшись в струнку, я отмахнулся от него:
— Дайте бинокль!
Запрошенное тут же было предоставлено, я вгляделся в корабли эскадры на внешнем рейде. Бог ты мой! У «Петропавловска» торчит огрызок второй трубы, «Победа», «Ретвизан», «Пересвет», «Полтава» и «Севастополь» избиты снарядами, бронепояса в закопченных дырах. А где «Цесаревич»?! А нет его. Внутри екнуло. Я вдавил окуляры бинокля до боли в глазницы. Нашел Варяг, потом Новик и Аскольд. Все крейсеры, миноносцы были на месте. А «Цесаревича» — нет!
— Срочно в гавань! — крикнул я Тройеру, который выглядывал из повозки.
— Что случилась?
— Беда!
Мы помчались в порт, тут уже стояли санитарные экипажи из госпиталя. Тоже ждали.
Ко мне подошел флотский адъютант, кажется я видел его в штабе:
