— Раненого Макарова эвакуировали на «Победу» еще до полуночи. А Старк лично руководил спасением экипажа. Увы, «Цесаревич» перевернулся, ну и... — Зацаренный развел руками. Все и так было понятно.
— Что же... — я перебрал телеграммы, нашел нужные. — Не все так плохо. У вас было удачное попадание в «Хацусэ», открылась течь, выкинулся на берег за Ляотешанем. Ну и плюс Того.
— А что с ним? — удивился капитан.
— Вскрыл живот после гибели «Микасы». Вы воевали с вице-адмиралом Дэву Сигэто.
Лицо Василия Максимовича просветлело.
— Что же... Размен выходит удачный. Один наш броненосец на два японских...
— Это будет зависеть от степени повреждения наших кораблей. Чинить-то нам их, считай, негде.
Один большой док, два маленьких. А у японцев... Даже думать не хотелось.
— Надо уходить во Владивосток, — грустно резюмировал Зацаренный. — А что приказывает Петербург?
— Подлодки к Сасебо.
— Они же просто не дойдут. Туда в одну сторону девятьсот миль. А запас хода у Агнесс всего восемьсот.
Мы еще пообсуждали возможные варианты, пришли к выводу, что подлодки будут дежурить возле внешнего рейда Порт-Артура, флот продолжит минные постановки. Уйти до починки во Владивосток не реально, поэтому сидеть броненосцам на внутреннем рейде, обложившись бонами. Вот и все варианты. Максимум — быстрым кораблям вроде «Новика» выходить на крейсеровку. Теперь мяч на стороне армии. Не допустить блокирования Порт-Артура и гибели эскадры. Ну а мне... Надо писать просительную телеграмму Сергею Александровичу. Адмиралы одни не вывезут. Генералы — тем более. Пусть сам сюда приезжает и на месте рулит.
***
Отпевали погибших в Свято-Никольском соборе — новом, ещё пахнущем свежей краской и ладаном. Но даже его своды не могли вместить всех желающих проститься. Матросы и офицеры, городские чиновники, вдовы, дети — толпа стояла у дверей, теснилась у ограды. Взгляды стекались ко мне: наместник, ответственный за всё. Плюс стоял впереди, на виду у всех.
Честно сказать, я никогда не любил православные службы. Впрочем, католические — тоже. И протестантские. Не о вере речь, а о форме. Долгие, растянутые песнопения, монотонное бормотание молитв, в которых сложно уловить смысл. Надо лишь следить за окружающими, чтобы вовремя перекреститься.
Священник читал чин отпевания с душой, не сдерживая дрожи в голосе. Пел хор — гулко, на три голоса, и под куполом звуки сплетались в один, давящий на грудь.
«Со святыми упокой...»
Кто-то всхлипнул. Резко, шумно, без сил. Я машинально повернул голову. Молодой лейтенант закрыл лицо руками, плечи вздрагивали. Стоящие рядом офицеры молча взяли его под руки, отвели в сторону.
Священник сделал глубокий вдох и начал перечислять имена:
«Ещё молимся об упокоении душ усопших рабов Божиих, воинов...»
Имена.
Десятки.
Читает медленно, нараспев. На каждый слог — удар по вискам.
После молитвы «Благословен Бог наш», когда медленно и протяжно зазвучал похоронный благовест, я вышел из храма. Хорошая служба, только повод больно хреновый. Колокольный звон плыл по всему городу, отражаясь от зданий и возвращаясь к церкви с примесью криков чаек и далекого шума моря.
— Тройер, семьям всех погибших моряков по пятьдесят рублей из моих личных средств. Сделать всё тихо, без огласки.
— Немедленно займусь, ваше сиятельство.
— Когда прибывает поезд?
— В шесть тридцать, без изменений.
— Значит, утром на вокзал.
***
Тройер оказался почти прав — состав прибыл на перрон всего на двадцать минут позже заявленного времени. Никаких оркестров — обычный поезд. А что наместник встречает, так мало ли что человеку с утра в голову взбредет? Вскочил с кровати, да спросонку и рванул на вокзал. Может, здесь виды особенно симпатичные его превосходительству открываются. Жандармов, кстати, многовато, как раз из-за князя — всем известно, что на его жизнь покушались совсем недавно, вот и берегут начальство от всяких неприятностей.
Пока стояли, Любин развлекал меня новостями из шпионской жизни. Получалось, что лучший способ избавиться от соглядатаев — либо выселить всех подальше, либо максимально затруднить их сношения с внешним миром. Странно, что жандармы выбрали второй, более сложный путь. Зато сейчас зайти на почту и отправить телеграмму куда бы то ни было невозможно. Завелись и стукачи из местных. Денежки все любят, ради них можно и на соплеменника настучать. Чтобы жизнь медом не казалась, уже изобличили нескольких особо хитрых пустобрехов, которые рассказывали сказки ради получения денег от глупых лаоваев. И примерно наказали.
Первым на перрон сошел Яковлев. Надеюсь, по дороге они не растеряли ничего из комплекта, а то у меня большие надежды на нашу авиацию. Евгений Александрович улыбался от уха до уха — так был рад покинуть наконец-то вагон. Две с лишним недели в этой коробке — удовольствие ниже среднего. И это мне в салон-вагоне не понравилось, а каково тем, кто воспользовался классом пониже?
— Добро пожаловать в Порт-Артур, — поприветствовал я двойного тезку. — Как доехали?
— Ничего не потеряли, — рассмеялся Яковлев. — А то я не знаю, за что вы переживаете в первую очередь. Дайте время чуть отдохнуть с дороги, и начнем собирать. И лодка ваша в целости и сохранности. Сам присутствовал при проверке в Харбине.
— Ну и слава Богу, — перекрестился я. — А где...
— Гиляровский? Задержался с вещами, наверное, — вдруг хитро улыбнулся инженер. — Да вон же он, наш Владимир Алексеевич!
Дядя Гиляй вышел из вагона и, не глядя по сторонам, подал кому-то руку. Через секунду я перестал быть наместником, генералом, сановником.
Я стал просто мужем, который после долгой разлуки увидел любимую жену.
Я забыл обо всех правилах, плюнул на этикет, сдёрнул с себя маску высокопоставленного лица и совершенно по-мальчишески бросился по перрону, крича во всё горло:
— Агнесс!!!
Она приехала. Душа моя пела.
Я схватил жену в охапку и закружил её, забыл про мир, про войну, про людей вокруг. Пусть смотрят, пусть завидуют!
Но голос Тройера вернул меня на землю.
— Ваше сиятельство... — он помедлил. — Извините, что в такой момент.
Я посмотрел на него, ещё не веря, что реальность снова ворвалась в мою жизнь.
— Японцы начали высадку. Только что пришла телеграмма.
Глава 19
ПОРТЪ-АРТУРЪ. Приказъ Намѣстника князя Баталова.
«Въ виду начала войны и продолжающегося пьянства предлагаю полицмейстеру г. Портъ-Артура закрыть всё кабаки и питейные заведенія и строго слѣдить, чтобы не было тайной продажи водки у китайцевъ.
ПОСЛѢДНІЕ ИЗВѢСТІЯ
ВАШИНГТОНЪ. Статсъ-секретарь Гей по телеграфу поручилъ американскому послу въ Петербургѣ Макъ-Кормику запросить русское правительство о томъ, что оно намѣрено предпринять для облегченія возможности вернуться на родину мирному японскому населенію, находящемуся въ Сибири. Японскій посланникъ Такаири сообщилъ Гэю, что болѣе 40 000 японцевъ находится въ настоящее время въ Сибири и вынуждены терпѣть лишенія по случаю войны.
МОСКОВСКАЯ ЖИЗНЬ. 4 марта скрылся изъ г. Рыбинска ученикъ городского училища Иванъ Сысоевъ, 15 летъ, сынъ переѣзднаго сторожа Петра Сысоева, при ст. «Рыбинскъ» Московско-Ярославско-Архангельской желъ. дороги. Одновременно съ Иваномъ Сысоевымъ исчезъ и его товарищъ Дубровинъ, 14 летъ, который на дняхъ хвалился передъ своими сверстниками, что онъ и Сысоевъ рѣшили отправиться добровольцами на Дальній Востокъ. Къ розыску приняты надлежащіе мѣры.
СОФІЯ. Бывшій предсѣдатель македонскаго главнаго комитета, поэтъ и депутатъ Стоянъ Михайловскій опубликовалъ слѣдующее воззваніе: «Во имя славянофильской идеи, во имя твердой вѣры въ славянское чувство взаимности и солидарности, мы выражаемъ наше братское сочувствіе и благопожеланія могущественному русскому оружію, восклицая: да здравствуетъ Великій Покровитель славянства, да здравствуетъ всемогущественная, побѣдоносная Россія».
