Срочное совещание я провел в рекордно короткие сроки. Мое дело маленькое — обозначить координацию, да дать напутствие тем, кто в этом не очень и нуждается. Где там застрял Куропаткин? Пора бы уж и явиться к месту несения службы.
Кстати, именно на этом сборище я впервые увидел Стесселя, «героя» обороны Порт-Артура в моей истории. Анатолий Михайлович выглядел как настоящий генерал — величественная осанка, взгляд свысока, презрительная усмешка. Разговаривал с окружающими через губу, будто делал всем огромное одолжение. Доживи такое до революции — точно на штыки поднимут, даже если шинели на красной подкладке на нем не будет. И сейчас командует Квантунской группировкой. Что-то мне помнится, со сдачей Даляня не то было, но память меня подводит. Помедитирую, попробую освежить знания. Вряд ли он там геройством отличился.
Поговорили, еще раз посмотрели на карту, где было отмечено место десантирования сил противника неизвестной пока численности, да и разошлись. Озвучивать желание отправить туда «Агнесс», чтобы потренировалась на транспортах, не стал. Слишком много слушателей. Кому надо, и так узнают.
И помчался я на всех парах в свою резиденцию, где меня ждала жена. На вокзале, к сожалению, удалось поговорить буквально несколько минут — и всё, пора служить отечеству. К тому же вокруг куча народу, почти каждый из которых считает, что должен находиться к наместнику поближе, а то вдруг пропустит нечто важное. Только и удалось поцеловать её, да сказать, чтобы устраивалась и ждала.
За время моего отсутствия даже самая медлительная дама могла бы и ванну принять, и наряд выбрать — желательно тот, который обладает способностью быстро сниматься и обременён минимальным количеством застёжек, чтобы мужа встретить как полагается. Агнесс не подвела — наверняка о моих передвижениях кто надо просигналил, и накрытый стол ждал меня. Вместе с женой, конечно. Думаю, она и прислугу уже начала к своим потребностям приспосабливать.
Я сел напротив, налил себе вина и, не теряя времени, перешёл к делу:
— А теперь, дорогая моя, хотелось бы услышать краткое изложение причин, почему ты дошла до такой жизни и что мешало отвечать на мои письма и телеграммы?
Агнесс вздохнула, сделала глоток чая.
— Как только ты уехал, я сразу поняла, что допустила ошибку, отпустив тебя одного.
— Ясно. — Я наклонил голову, жестом приглашая продолжать.
— Нет, я помню, что надо было закончить перевод, хлопоты с книгой, но...
Она снова тяжело вздохнула.
— Продолжай. Мне уже как-то тревожно.
— Руки просто опустились.
— А как же рыбки?
— Вот только они и спасали, — улыбнулась она. — Но главное — Александр...
Я поперхнулся вином.
— Что?! Ухаживать начал?!
— Нет, как ты мог подумать? — Агнесс рассмеялась. — Иногда я даже сомневаюсь, интересует ли его эта сторона жизни.
— Он ведь жениться собирается.
— Я помню о его невесте. Но когда человек начинает читать стихи про Прекрасную Даму...
Она подняла голову и глухим монотонным голосом, пародируя Блока, продекламировала:
— О, Святая, как ласковы свечи, как отрадны Твои черты! Мне не слышны ни вздохи, ни речи, но я верю: Милая — Ты. — она всплеснула руками. — Вот так, голосом, в котором прописные буквы слышны! Работаем, обсуждаем варианты, всё серьёзно, и вдруг: «Там жду я Прекрасной Дамы в мерцаньи красных лампад». И ведь с абсолютно серьёзным лицом!
Она покачала головой, закатила глаза. Я усмехнулся.
— Нет, Женя, я понимаю, поэтическая натура, талант, каких мало. Но это уже начало раздражать. Слава Богу, мы закончили, и я решила ехать.
— Но почему ты не отвечала на письма?
Агнесс отвела взгляд, замешкалась.
— Ответила. Всё со мной. Просто боялась, что признайся я — ты мне запретишь ехать. Тем более, что началась война.
Я тяжело выдохнул, накрыл её ладонь своей.
— Как ты могла так подумать?
***
День Агнесс отдыхала и набиралась сил. Как оказалось, для бурной деятельности. Когда я приехал в госпиталь делать перевязку Макарову, меня прямо у входа встретил начальник — Перевезов Андрей Николаевич.
— Ваше превосходительство, хочу выразить огромную признательность за Агнесс Григорьевну! Опыт работы её сиятельства в вашей базельской больнице — это просто клад! Сколько дельных предложений и помощи!
Оказалось, жена нашла точку применения своим силам и включилась в работу госпиталя на полную катушку. И не просто ходила и тыкала пальчиком в разные стороны, раздавая ценные указания, а потребовала себе форму сестры милосердия и, засучив рукава, принялась работать наравне со всеми. Прогиб начальника госпиталя по поводу бесценного опыта — некоторое преувеличение, но пусть говорит. В конце концов, это лучше дамского салона со сплетнями и интригами. Смотришь, и другие последуют ее примеру.
Я даже не стал искать жену — пошел к адмиралу. Он уже был в сознании, сразу попросил пить. Ну что же... Сушняк — обычное дело после двух операций и наркоза. Дал стакан со стеклянной трубочкой. Вот, казалось бы, мелочь, но раненому удобнее пить, не обольешься.
— А кушать вам, Степан Осипович, теперь нескоро и только кашки.
— Что случилось со мной? Ничего не помню.
— Снаряд разорвался рядом. Множественные ранения. Пока прооперировали только кишечник. Надо будет переделать рану на лице. И с переломом плеча не всё ясно. Есть сомнения в восстановлении полного объема движений.
— Бог с ними, с ранами. Что с эскадрой?!
Я коротко пересказал итоги сражения, свои распоряжения по флоту. Закончил печальной новостью:
— Оскар Викторович погиб...
Макаров с трудом перекрестился, я тоже.
— Без двух броненосцев японцы не будут так активничать, — подсластил я пилюлю. — Но из Царского требуют еще крови. Общественность очень возбудилась.
— Минные постановки, — коротко произнес адмирал, закрыл глаза. Тяжело ему.
— Уже дал распоряжения. Одной из подлодок можно рискнуть, закинуть ночью на буксире в район Ляодуна. Постоит в засаде.
Степан Осипович не ответил. Он спал.
Я посмотрел на прикроватную табличку. Температура есть, но не скачет, панацеум вводят согласно инструкции... Раной на лице займутся позже — флотские хирурги все сделают сами, благо, поток операций схлынул, можно уделить время мелким задачам.
***
После госпиталя поехал в мастерские, смотреть на процесс сборки «Агнесс-3». Естественно, не подсказывать, что и как делать, просто одно только мое присутствие сродни волшебному пенделю.
Джевецкий, как ни странно, в эйфории не пребывал. Наоборот, выглядел озабоченным и собранным.
— Здравствуйте, Степан Карлович. Трудности какие-то?
— День добрый. Нет, всё по плану у нас. Работаем, — коротко бросил он.
Обсудили возможность буксировки подлодки миноносцем Инженер особых трудностей не видел, обещал организовать учения, чтобы все проверить в гавани.
— Только умоляю! Ночью. В городе полно японских шпионов. Жандармы стараются, проводят облавы, недавно даже изловили резидента...
— Где?! — удивился Джевецкий.
— Владел фотоателье. Там наши моряки любили фотографироваться на память.
— И как поймали?
— Облавы, слежка, — пожал плечами я. — В детали я не вдавался.
Закончив с инженером, я прошелся по базе подлодок, пообщался с командирами и экипажами. Боевой дух у всех был высок, рвались в бой. Устроил общее собрание, показал телеграмму из адмиралтейства. Первую — про перевод в штат эскадры с присвоением соответствующих званий. Вторую — о награждении орденами и медалями. Выслушал троекратное ура. И уже со спокойным сердцем отправился на аэродром. Застал Яковлева в ангаре, стоящим над душой техников, которые собирали самолет.
— Положительно удивлен, — признался мне тезка. — Аэродром лучше, чем у меня в Гатчине. Ангары, взлетка, даже пункт управления полетами с вышкой!
— Если армейских сильно напрячь, — пожал плечами я, — они творят чудеса. Евгений Александрович, мне в первую очередь нужна от вас авиаразведка. Думаю, японцы усилят эскадру и решатся на еще один набег. Восстановить, так сказать, репутацию.
