Мрачнее тучи вышел из избы Иван Иванович, оттолкнул подошедшего было Федосеева. Толпа спешно разбегалась, пропуская воеводу. У изгороди он остановился, будто пес учуявший что-то, медленно повернул голову налево. Там, в отдалении у ворот сидел на коне Карамацкий в окружении дюжины своих боевых рындарей. Воевода встретился с ним взглядом, тот же приподнял голову, не отводя глаз — смотрел нахально, властно.
Воевода стиснул зубы, зашагал к своим хоромам, на ходу кликнув Афанасьева, крутившегося позади вместе с рындарями.
— Еже, Иван Иванович? — возник перед ним Афанасий, глядя преданными умными глазами.
— Вонми, иди теперя домой, ин еже кто спросит по пути, скажешь захворал, — говорил воевода, поглядывая как Карамацкий со своей гикающе-свистящей ватагой покидает острог, — на деле же бери лучшего коня и тайно скачи в ночь на Волацкую ярмарку, да сыщи там Гегама, что торгует железными яблоками…
* * *
Завадский стоял перед иконой Спасителя, удерживая в руках тонкую восковую свечку и сосредоточенно смотрел на крохотное колеблющееся пламя. В церковном полумраке огоньки плясали в тронутых слезами глазах. Покатившаяся со свечки капля воска обожгла пальцы. Игнорируя боль, Филипп поднял взгляд на икону. Изображенный Спаситель походил на безумца — возможно все дело в скудости света и избытке черного цвета в потемневшей от времени иконе. Завадский видел только глаза, тьма скрадывала все что ниже, краска сливалась с ней. Приподнятые к переносью брови изображали скорее крайнюю степень меланхолии нежели скорбь, а темные тона сгущали степень расстройства. Завадскому показалось, будто гнетущий взгляд сгущает пространство перед собой, смешиваясь с его ядом и был рад, услышав тихий кашель позади.
Там, в глубине притвора запертой церкви на сундуке со свечками сидел Савка, которого он взял, несмотря на уговор о встрече один на один. Завадский все еще не уверен был в своих силах справиться с лошадьми в самый ответственный момент и потому взял с собой лучшего конника.
Позади раздались шаги, но точно не Савкины — идущий куда тяжелее, скрипят половицы, стучат каблуки, тяжелое дыхание. Незнакомец остановился позади в трех шагах. Завадский почувствовал запах имбиря — в прошлую встречу он тоже его излучал.
— Яко мочно сделати, еже сказывал? — раздался за спиной голос воеводы.
— Удивляешь, Иван Иванович. — Улыбнулся Завадский, водружая свечку на кандило.
Воевода подошел к нему, встал вровень перед иконостасом, перекрестился на Спасителя, затем на икону Казанской Божией Матери, поклонился.
Завадский обратил внимание, что вместо снега, шубу воеводы покрывает какой-то песок.
«Подземные ходы», — догадался он и обернулся. Позади у ступеней амвона переминался с ноги на ногу коренастый мужик в коротком тулупе — тоже весь в песке. Завадский узнал в нем посланца воеводы на Волацкую ярмарку.
— Уговаривались один на один. — Сказал он.
— Поэтому приволок с собою разбойника?
— Это брат мой, а не разбойник.
— Еже мне до того?
— Я не против, но скажи своему человеку, чтобы отошел.
— Овый мой человек верный. Почитай он мне тоже брати.
— Ладно. Но больше без сюрпризов. Идет?
— Яко звать тебя?
Завадский посмотрел на воеводу.
— Филипп.
— Наперво, скажи мне, Филипп, еже колитву сию ты зришь?
— Ты назначишь ему встречу в субботу днем. Придумай убедительный повод….
— Охолони! Ин сказывал ты поминаю еже деяние сие обойдется без моего участия.
— Грязную работу выполнят другие люди, но только к тебе его можно выманить без охраны.
— Не годе. — Покачал головой воевода.
— Я не пойму, чего ты боишься? В отличие от других, ты единственный кто ничем не рискует. Кроме того, это часть плана. Дело будет обставлено так, будто спятивший Карамацкий напал на тебя, а убивший его тебя защитил.
— Овые то люди?
— Надежные. Они прибудут загодя, и сядут в соседней от твоей коморе, сделают дыру в стене, будут слушать. Как явится к тебе Карамацкий, будь готов. Все произойдет быстро.
— Обаче с ним рындари. Двое присно дожидаючи ево за дверью.
— Я знаю. Двое это не проблема.
Воевода почесал бороду.
— Иде буде ты? С ними?
— Я приду как только все закончится.
— Стало быть то не твои люди?
— Конечно нет! Мои привлекли бы внимание.
— Ин кто они?
Завадский внимательно посмотрел на воеводу. Тот в ответ глядел спокойно, ожидая ответа.
— Тебя «спасет» Артемьев. Взамен ты назначишь его новым полковником.
Воевода вскинул брови.
— Во-ся… Ну и ну! Артемьев! И не подумал бы.
Завадскому показалось, что этот вариант воеводе понравился. Впрочем удивление на лице Ивана Ивановича сменилось какой-то мрачностью.
— Ин ов его стольник! Ты уверен, еже тебя не водят за нос?
— Уверен. За право стать твоим псом он согласился участвовать в этом. Но это его условие. А теперь о моих. В твоем разряде есть приказчик Причулымского острога Мартемьян Захарович, смещенный человеком Карамацкого Пафнутием Шелкопером. Указом своим назначишь Мартемьяна Захаровича воеводой Красноярского уезда.
— Уезда?!
— Именно. Отдашь в управление ему четыре острога — Кузнецкий, Ачинский, Причулымский и Красноярский с правом назначать приказчиков. Ясак с них будет поставляться в Томск по верной переписи. К этому — право торговать без откупов и сборщиков моим людям в уезде. В ответ получишь защиту юго-восточных границ разряда от киргизов и кочевников.
— Целый уезд, — усмехнулся, цыкнув воевода, — тебе палец в рот не клади.
— Ты хотел сказать Карамацкому.
Воевода поджал губы, кивнул.
— Чаю размен гожий, я согласен.
— Значит, договорились?
— Яко он сдохнет? — неожиданно спросил Иван Иванович.
— Не знаю. А что, это важно?
— Пущай хочь бо еже не быстро. Хочу чтобы он видел меня, донележ [пока] подыхает.
— Понимаю, но лучше все сделать быстро.
Воевода вздохнул и мелко понимающе закивал.
— Так… по рукам? — спросил Завадский.
Воевода как-то неприятно скривился.
— Ин еже бо… смущение одно имеется.
— Что еще?
— Складно сказано, токмо едино не достает, обаче ведаю как решить сие. Довесок надобен.
— Какой довесок? — недовольно спросил Завадский.
Иван Иванович махнул Савке, сидевшему в глубине церкви.
— Эй ты! Поди-тко сюды!
Савка сверкнул глазами в сторону Завадского, тот неохотно кивнул.
— Во-ся, — сказал воевода, беря подошедшего Савку под руку, — дивно расписал ты все, Филипп, и допускаю аз, еже такожде бо еже и станется, обаче не таи обиду, ин еже опасность имеется и для меня, посему сице не уразумел я — кто же ты таков.
Завадский начал сердиться.
— Да какая разница!
Иван Иванович цыкнул.
— Большо не важно, а негли бо есть. Ты сказывал овый братец твой? — воевода тряхнул Савку за руку. — Я возьму его с собой в острог, яко аманата.
— Зачем это?
— Да токмо ради моего покою. Ты не пужайся, с братца твово и волосок не спадет, спрячем ево в тайной коморе. Кормить-поить будем вдосталь. А егда в субботу ты явишься вот и заберешь братца своего.
— Хреновая идея.
— Чаво?
— Так не пойдет.
— Ну, Филиппушка, — елейно заговорил воевода, крепче вцепляясь в руку перепуганного Савки, — ежели так не пойдет, стало быть не все убо гладко, яко ты расписал, из чего следует, еже покамест и я откажусь.
— Просто… мой брат тут вообще не причем, он просто конюх.
— Яко ведаешь.
Иван Иванович хитро прищурился, глядя в откровенно растерянное лицо Филиппа и отпустив Савку, крикнул:
— Афанасий! Пора нам!
— Я пойду, братец! — сказал вдруг Савка, уверенно глянув в лицо Филиппа. — Кольми спрячут меня, так и добре, а в субботу же встретимся.
— Во-то! — подтвердил воевода.
Завадский посмотрел на Савку.
— Пойду, Филипп, — повторил он уверенно и обратившись к воеводе, добавил, — а ну показывай идеже зде тайные лазы!
