Сделав паузу на осознание, я продолжил:
— Действие всегда приводит к противодействию. Еврейская экспансия приводит к всплескам национализма и радикализма среди палестинского населения. Последние выливаются в теракты — то есть убийства мирного населения с целью запугивания. Мы, выросшие на великом наследии Революции, точно знаем, что терроризм — не работает и вреден для общего дела, потому что бросает тень на нормальных людей. В данном конкретном случае каждый теракт используется Израилем на полную — к их распоряжению вся мощнейшая в мире пропагандистская машина, которую выстроил Запад. Когда я говорил о том, что евреи «дорого продают свою боль», я имел ввиду именно это: палестинцы выставляются террористами и кровожадными чудовищами. А ведь в Секторе Газа очень много еврейской агентуры, и я совсем не удивлюсь, если радикалы и террористы воспитываются непосредственно Моссадом — ведь чем больше терактов и смертей среди мирного населения Израиля, тем больше красочных картин о борьбе еврейского государства с кровожадными соседями можно нарисовать, выгодно впарив их «гоям». Напоследок еще раз позволю себе напомнить: все вышесказанное никак не касается наших сограждан еврейской национальности. В Советском Союзе национализма нет, товарищи. Сохраняйте чистоту понимания. До свидания. Стоп!
— Готовься, теперь у тебя все иностранные награды отберут, — прокомментировала Виталина.
— Что станет очень хорошим подтверждением моих слов, — улыбнулся я.
Покинув павильон, мы погрузились в машину, и я добавил:
— А еще — проверка на вшивость для оставшихся в Союзе высокопоставленных граждан еврейской национальности. Будут проблемы создавать — поедут валить лес. Не будут — запишем в «наши» и пусть себе живут спокойно. В мире крайне много конспирологов, и антисемиты среди них доминируют. Тоже боль буду продавать — награды отобрали, значит евреи меня ненавидят. Значит — свой в доску, и веса у моих слов прибавится. В идеале еще покушение Моссада пережить надо, но подстраивать не будем — чревато.
— Нет уж, лучше без покушений, — погладила меня по руке Виталина.
— Все равно выживу, — фыркнул я. — Назло врагам, на радость маме. Поехали к переселенцам.
Прибыв во двор между двумя общежитиями — сюда временно разместили переселенных с Печоры жителей тамошних, теперь упраздненных, колхозов — выбрался из машины. Парторг дал отмашку, и его подчиненные разбежались по подъездам собирать народ. Через десять минут я забрался в кузов ЗиЛа и при помощи мегафона обратился к очень грустному народу:
— Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Сергей Ткачев — это псевдоним. Настоящая фамилия — Андропов. Не буду притворяться, будто понимаю ваше горе: поспешный переезд на другой конец страны — это стресс и горе. К великому сожалению, ваше прежнее место жительства нужно Родине для эксперимента. Клянусь, никому не придется мыкаться по общагам до конца жизни — каждая семья получит либо собственный благоустроенный дом с горячим водоснабжением, центральным отоплением и канализацией, либо квартиру — это решать только вам. Процесс расселения закончится не далее, чем к сентябрю этого года — за это я отвечаю головой. От лица Партии и Правительства приношу вам свои извинения, — поясной поклон. — Помимо уже выданной вам по прибытии денежной компенсации, мы постараемся трудоустроить всех вас в ближайшие недели — работы хватит на всех. С понедельника в школах начнет работать вторая смена — это временное решение, корпус новой школы сдадут второго апреля. Отдельно прошу прощения у вас, ребята — переезжать под конец учебного года, это ужасно, но выбора у нас нет. Детские сады в нашем городе строились с запасом — в них места хватит всем. Новый Дом Культуры с широким выбором кружков и спортивных секций будет сдан десятого апреля. По окончании учебного года каждый школьник получит путевку в пионерские лагеря. На этом у меня все, товарищи. Есть ли у вас вопросы?
Вопросы, разумеется, были, и отвечать на них мне пришлось больше часа. Совестно, блин, но разве я в качестве полигона попользовать обжитые районы решил?
Глава 23
Наблюдательный пункт разместили в двадцати километрах от взрыва. Конструкция простая — бетонный куб с окнами из свинцового стекла. И эти люди мне про «чистые» заряды будут рассказывать — себе-то вон че отгрохали, а народу предлагали дышать живительным цезием. Общее место, к сожалению — в любом государстве верхушка во имя своих масштабных планов кладет на народ то самое. Ученые же сказали, чего париться?
Ученой братии в бункере раза в три больше, чем людей в форме. Ниже полковника никого нет. Научные дядьки, как им и положено, сидят у экранов и пультов с лампочками, оживленно рассказывают что-то друг другу, потрясая выползающими из сейсмографов бумажками — линии пока ровные, даже не представляю, что они там разглядеть пытаются. Военные ведут себя спокойнее — выстроились вдоль стен, всем видом демонстрируя невозмутимость.
Мы — я, Виталина, дед Паша и товарищ Гречко с тремя пожилыми генералами — сидим на раскладных стульях у показывающего покрытую снегом тайгу окна. Скорее бы это все растаяло — зиму я люблю, но у нас все настолько готово к посевной, что не терпится начать!
Время до приезда сюда мы с Вилочкой провели с толком: я закончил DD и через поселившегося в Хрущевске англичанина отправил ее мистеру Уилсону — в нашей стране игру печатать пока не на чем, но оборудование из США уже выписано. Обожаю строить новые заводы! Вместе с игрой отправились сценарии, раскадровки и музыка для трех рекламных роликов — снимут в Англии, с английскими детьми. Снимать будет Риддли Скотт, проверим его актуальные навыки — он же не сразу стал классным.
Пока я занимался игрой, Виталина писала книгу. Наблюдать за тем, как работает нормальный писатель мне было интересно — я-то сразу выстроенный «поток» выдаю, а девушке приходится лепить на стены схемы взаимодействия персонажей, обмазываться кучей черновиков и переводить горы бумаги. Я помощь не навязываю — влезаю только когда просит, но все чистовые кусочки с удовольствием читаю — от оригинала отличается, но, как ни странно, в лучшую сторону — язык приятнее. Может потому, что я в прошлой жизни перевод читал, а девушка сочиняет сразу на английском? Как бы там ни было, процесс идет, и этому рады мы оба — Виталине писательство понравилось, и я уже вынашиваю планы по приглашению в гости какой-нибудь пожилой гейши, которая надиктует нам мемуары. Так итог и назовем — «Мемуары гейши»!
— Минута, Андрей Антонович, — доложил министру пожилой лысый ученый в толстых очках.
— Спасибо, Венедикт Варфоломеевич, — поблагодарил Гречко и предложил мне вот такенную конфету. — Хочешь нажать?
— Очень-очень хочу, — признался я.
— Порой мне кажется, что мой шибко умный внучек мечтает превратить планету в радиоактивный пепел, — заметил дед Паша.
— Поэтому жопу рву, дома с заводами строю, — кивнул я. — Чтобы было что в пепел превращать. А песни с книжками — это для инопланетян, прилетят такие и в пепле пластиночку найдут. Послушают и вздохнут так тоскливо: эх, какой талант был!
Бункер дружно грохнул и испуганно затих — у нас тут, вообще-то, крайне серьезное мероприятие!
— Тридцать секунд, — доложил Венедикт Варфоломеевич.
— Пошли, — поднялся на ноги Гречко.
— Пошли вместе, любовь моя, — протянул я руку Виталине.
— Эх, молодость! — умилился Андрей Антонович.
— Балуешь ты его, Андрей Антонович, — заметил дед Паша.
Пока мы шли к пульту, Гречко успел ответить:
— Да ладно тебе, таких не разбалуешь — готовый коммунист.
В отличие от пульта военного назначения, здесь кнопка была. Увы, не красная — черненькая. Министр воткнул ключ в одну скважину, Венедикт Варфоломеевич — в другую:
— Поворот, — скомандовал Гречко, и ключи синхронно повернулись.
Меня начало немножко дергать — нифига себе петарда, девяносто килотонн подорвать доверили! Мы с Виталиной — пальчики немножко дрожат, тоже волнуется — коснулись кнопки, и Венедикт Варфоломеевич начал отсчет:
