Толлеус не сильно расстраивался из-за того, что нынешнюю ночь придется провести не на мягкой перине, – привык к тяготам походной жизни. Правда, готовить ужин и обихаживать скотину надо своими силами, но тоже не страшно, Оболиус не переломится.
Воспользовавшись тем, что Толлеус поставил повозку в общий круг, неугомонный Мерива, вручая ему последнюю партию накопителей маны, под благовидным предлогом увязался следом, чтобы подсмотреть источник маны кордосца. Только старик твердо решил не выдавать своих химер, очень похоже на то, что он единственный знает это их волшебное свойство. Придет время – на этом удастся заработать огромное состояние, разводя животных и продавая ману в Кордос. И конкуренты в таком предприятии ему совсем не нужны.
С другой стороны, вряд ли у даймона найдется способ отбирать ману у животных – это ведь не амулеты. Хотя, может, чародеи смогли бы ему помочь. Могут же они как-то отбирать жизненную силу. Старик, например, так не умеет. Так что, наверное, оробосцы и чужую ману присвоить готовы. Лучше не проверять.
Не зная, как отвязаться от настырного даймона, искусник стал перекачивать ману из манокристалла жилета, благо кое-какой запас там скопился.
– А как же сам без маны? – удивился Мерива, глядя на это.
– Надеюсь в Боротоне возместить… Должны мне привезти… – соврал старик с кислой миной.
– Что-то я не пойму, покупаешь в Кордосе, чтобы через меня продать обратно? – вздернул бровь купец.
– Да не так, – поморщился Толлеус. – Заказывал давно. А тут в дороге поиздержался, зато мана осталась. Оттого и продаю.
– А если не привезут?
– Вот тогда получится, как ты сказал: придется ехать через границу самому.
Похоже, даймон не поверил. Наверное, искусник сам не поверил бы или заподозрил подвох, но у Меривы не было выбора, если только он не собирался выходить за грань вежливости и продолжать расспросы. Однако хитрый купец извернулся:
– Уж не для того монеты понадобились, что у меня что-то еще купить хочешь?
Старик хотел. Обруч не давал ему покоя все эти дни, хотя план накопить на него искусник перед собой не ставил.
– Может, и так. Только все равно не хватает. У тебя кончились манонакопители, да и у меня мана не безгранична. Сбавь цену, возьму! – сказал он с расстановкой.
«Ну как даймон и правда сбросит цену? – рассудил старик. – А нет, так все равно только что рассказанная история стала выглядеть куда убедительнее».
Мерива усмехнулся:
– Обруч, да? Я это сразу понял, меня не проведешь.
Толлеус ничем не выдал своей досады от прозорливости купца.
– Только надо сперва кое-что проверить, – решил поторговаться бывший настройщик манонасосов. – Если не защитит от вселения, как должен, то не нужен.
– Это как же ты, уважаемый, собрался проверять? – удивился даймон. – Где чародея возьмешь?
– Ученик мой сойдет за чародея. Сможет пробиться через защиту, значит, бесполезная для меня безделушка.
– Ученик? – не поверил купец. – Это кто ж его чародейству-то обучает?
Ответа не дождался и продолжил как ни в чем не бывало:
– Талантливый мальчик! Я тоже посмотрю на это – самому интересно, как сработает. А насчет денег… Отчего бы хорошему человеку не скинуть цену? Но только и ты, уважаемый, еще маны плесни, чтобы я от щедрости своей по миру не пошел! – С этими словами Мерива выудил из-под камзола кулон на золотой цепочке и протянул кордосцу.
Старик с удивлением принял его. В золотую оправу была вставлена обычная серебряная монета. Впрочем, нет, не обычная. Чеканка совершенно незнакомая. И не серебряная, а из другого, более светлого металла. Незнакомого, но такой блеск Толлеус уже видел раньше, причем не так давно.
– Что это за материал? – спросил он, ощупывая амулет и разглядывая в истинном зрении, силясь понять, тот или не тот.
– Адамас. Безобразно дорогой, наши современники утратили рецепт его получения. Поэтому найти можно только в раскопах или купить за очень большие деньги. Жаль, отличный металл. Кстати, очень прочный – нужно очень постараться, чтобы поцарапать эту монету.
Толлеус слышал про адамас. Возможно даже, знал побольше Меривы. Но встречать не доводилось.
– Археи делали из него накопители маны, все верно. Манокристаллы более емкие и легкие, лучше держат ману, но большого размера их не создать. Поэтому когда требовалось хранить по-настоящему серьезные запасы, использовали адамас, тут емкость накопителя не ограничена.
– Но что-то я в первый раз слышу, чтобы из него делали монеты. У археев были в ходу серебро и золото, – в унисон добавило альтер эго, которое из-за волнения старика полезло на волю.
Даймон, кажется, не заметил перемены голоса и на недоверие не обиделся.
– Ты совершенно прав, уважаемый. Но встречались у них и монеты из адамаса. Доподлинно неизвестно, котировались они дороже золота или как у нас медные, но были – иногда ведь находят. И судя по тому, что гораздо реже золотых, ценились больше. Эту монету купил еще мой отец и подарил мне на совершеннолетие. Очень полезная вещь – мой личный запас маны. Наполни его плюс то, что накопил, и считай, по обручу сговорились.
Толлеус зажмурился. Голова шла кругом. Ему требовалось время, причем не для принятия решения насчет обруча. Да, артефакт ставил дилемму: стоит ли вкладывать в него все сбережения, ведь необходимо как-то жить и при этом заботиться о хозяйстве. Сказать по правде, выбор в пользу обруча вызывал сомнения, хотя желание обладать этой игрушкой было огромное. При этом деньги от продажи маны достались слишком легко, практически на пустом месте. И за живоглота тоже. И в Широтоне за искусные услуги. Искусник уже начал привыкать к таким подаркам. Здравый смысл верещал во все горло, умоляя потратить сбережения с большим толком: купить крестьянский двор с избушкой и сараями, а также луга, где могли бы пастись химеры. Но ведь такой артефакт можно никогда не найти не то что за оставшуюся жизнь, а за тысячу лет. При этом есть надежда в скором времени поправить свое благосостояние в Боротоне. Как это сделать, искусник плохо представлял, но рассчитывал разобраться на месте. Большой город – большие возможности.
Рассудив таким образом, Толлеус в один момент решился на дорогостоящее приобретение. Его бессвязное бормотание себе под нос было совсем об ином: он не удержался, полез в повозку, где на дне под слоем сена лежала плита из Матона. Искусник знал, что металл этот непростой, поэтому собирался продать его за немалые деньги. Но под «немалыми» он представлял несколько золотых, в лучшем случае десяток. Если же плита из адамаса, она бесценна. На этот металл он даже не подумал бы просто из-за размера плиты. Будь она как кирпич, можно было бы такое предположить, да и то вряд ли. Но прямоугольник в ладонь толщиной, которым можно накрыть стол в трактире? Столько адамаса в одном слитке представить не получалось. Какая же у него может быть емкость?
Толлеус не думал о стоимости плиты, которую ощупывал дрожащими руками, сверяя с монетой и экспериментируя с маной. Для него это был именно накопитель. Бесценный накопитель, который он ни за что никому не продаст. Даже если будет помирать с голоду, то вперед съест Оболиуса, а потом собственную ногу, но не расстанется с этим сокровищем.
Больше не жаль дней, потраченных на сухопутную дорогу. Ведь начни искусник сплавляться по Солнцеликой, проплыл бы на три сотни лиг южнее Матона и этой плиты. А если вспомнить, что он продавал ее кузнецу за горсть серебра… Останься у искусника волосы – они бы всенепременно встали дыбом и поседели в один миг.
От самоедских мыслей отвлекло деликатное покашливание. Похоже, прошло уже много времени, и Мерива устал ждать, когда искусник вернет ему медальон.
Встряхнувшись, Толлеус торопливо принялся наполнять манонакопитель купца. Хорошо еще, что монета у даймона была не пустая, иначе бы попросту не хватило запасов.
Старик выбрался наружу, вернул амулет, следом бухнул сундучок с монетами и, пряча глаза, виновато пробормотал:
