– Это за кров. А стол?
Старушка тяжело вздохнула:
– Еды нетути.
Еще за две монеты договорились, что бабка, назвавшаяся Финной, купит у соседей продукты и приготовит.
Толлеус опять пошел под дождь. Предстояло пристроить стадо и забрать Оболиуса. Ученик, кстати говоря, мирно спал, сидя на лавочке, и даже проснулся не с первого толчка тростью, а только когда свалился на дно повозки. Потом еще полминуты хлопал глазами, не понимая, что от него хотят.
Со стадом провозились долго, разводя животных по разным дворам. Сказывалось то, что мохнатки, как и Оболиус, устали и уже не хотели никуда идти, да к тому же человеческого языка не понимали. Сам же подросток вселяться не стал, сославшись на головную боль, и стал действовать по-крестьянски: веревку на шею и повел.
Толлеус не возражал. Пусть делает как хочет, лишь бы сделал. Сам он только раз показал, где что, а потом поспешил обратно к избушке Финны. Впрочем, возвращался не отдыхать и не налегке – решил лично перегнать повозку с ценным грузом, попутно прикупив в одном из дворов, где размещал животных, корм для лошади и Бульки. Да, одну химеру он решил взять с собой и попробовать сегодня полечиться с ее помощью или хотя бы снять усталость, очень уж день выдался хлопотный. Зная свой организм, старик предполагал, что если ничего не делать, сегодняшняя сырость завтра даст о себе знать в полной мере ломотой в суставах.
Бульку он выбирал не специально – это она, привыкнув к искуснику с рыжим помощником еще в Широтоне, всегда первая бежала к ним, когда видела. Остальные тоже проявляли интерес к людям, но действовали куда менее расторопно.
Вид у химеры был жалок – мокрая шерсть свисала сосульками, брюхо в глине, глаза печальнее обычного раза в два точно.
Пожалуй, от дождя была польза: он худо-бедно, но мыл зверей и не давал глине засохнуть. Иначе пришлось бы состригать всю шерсть наголо.
По дороге искусник встретил Мериву. Тот высунулся из своего фургона и закричал, спрашивая, нашел ли старик себе место. А потом пригласил на ужин. Обозники не все смогли или не захотели устраиваться по избам, многие решили ночевать в своих фургонах, но лошадей всех определили по стойлам и арендовали крытый навес, под которым уже горел огонь и в большом котле что-то булькало.
Предложение хорошее, но Толлеус отказался. Выбираться под дождь еще раз не было никакого желания. Финна пообещала обеспечить едой, а разговаривать совершенно не хотелось, так что в другой раз.
Ужин, честно говоря, оказался неказист. Бабка ухватом вытащила из печи горшок с кашей да выложила на стол половину хлебного каравая, которую приобрела у кого-то из односельчан. На питье хозяйка поставила обычную воду, хотя старик предпочел бы сейчас согревающий отвар из мяты и малины, а Оболиус спрашивал про молоко.
Зато каши было много, хотя Финна, несмотря на субтильное телосложение, лопала за двоих и, кажется, готова была съесть все одна.
Старушка уже два года вдовствовала, а детей у них вовсе не было. Об этом Толлеус уже знал от людей, которые посоветовали поискать тут ночлег. Однако теперь эту историю пришлось выслушать еще раз – бабка обстоятельно и с удовольствием жаловалась на жизнь. Потом она переключилась на последние новости. Выяснилось, что дождь шел, не прекращаясь, уже неделю. Он то ослабевал, что казалось вот-вот и закончится, то вновь обретал силу, как сегодня. Из-за воды больше всего страдали огороды. Грядки размыло, урожай гнил на корню. Впрочем, самой Финны это не касалось, она ничего не сажала.
Причем поговаривали, что такое безобразие творится не только в Лысовке (так называлась деревня), а вокруг всего Боротона. Понятно, что бесконечно это продолжаться не могло, и каждый день люди ждали, что тучи уйдут. Толлеус прикинул, что даже если завтра дождь закончится, есть смысл подождать несколько дней, пусть земля немного подсохнет. Такая остановка не входила в его планы, да ничего не поделаешь. Придется потерпеть.
Зато Оболиус, когда услышал, что завтра в любом случае никуда ехать не нужно, расплылся в такой счастливо-придурковатой улыбке, что искуснику захотелось стукнуть его тростью.
После ужина парень был отправлен чистить лошадь и Бульку. Старик тоже пошел следом. Не для того чтобы помогать, а чтобы в конюшне спокойно просушить одежду, ни к чему местных пугать Искусством.
На следующий день дождь заметно утих, и Мерива отправился дальше. Часть его товаров составляли мешки с мукой и копченое мясо, так что длительное пребывание в сырости не пошло бы им на пользу. Опять-таки сейчас все это можно продать в Боротоне с большей выгодой, нежели когда возобновится нормальное снабжение из окрестных деревень.
Старик, как и запланировал, никуда не поехал, ему со стадом путешествовать по такой погоде совершенно несподручно. К тому же, как и предсказывал, Толлеус неважно себя чувствовал, хотя не так плохо, как ожидал.
Проводив взглядом фургоны купца, увязающие в раскисшей колее, он отправился проведать свое булькающее имущество и продлить пребывание химер в хлевах – сперва-то договаривались всего лишь на ночь.
Вернувшись, искусник сбросил с плеч сырой плащ и занялся разработкой плетения, которое должно было сделать жизнь под дождем легче, – надоело чувствовать себя рыбой. Закончил только к обеду, хотя солнца не было, чтобы нормально определить время. Оболиус наконец соблаговолил проснуться – до сих пор он, посапывая и причмокивая, сладко спал на полатях.
Новое плетение для защиты от дождя таковым, по сути, не являлось. Это была старая добрая полусфера, которую искусник придумал и собрал в Широтоне для одного аристократа. Правда, там оно выполняло функции ночной вазы. Но если его перевернуть и увеличить в размере, то получалась замечательная крыша. Полусфера точно так же не пропускала дождевые капли внутрь, как до того воду наружу. Экономично и очень удобно. И не видно невооруженным взглядом, так что внимания не привлекает.
Увы, против грязи и луж ничего в запасе не нашлось. Как ни напрягался старик, так ничего и не придумал. Когда он спросил Оболиуса, нет ли у того идей, рыжий прохиндей гадко ухмыльнулся и сказал, что надо ездить на големе, чтобы не месить ногами грязь.
Только благодаря этой ухмылке Толлеус вовремя остановился и не спросил, на каком големе тот собрался ездить, потому что сообразил, что услышит: «На том, который нужно сделать!»
Безусловно, голем бы сейчас пригодился. Пускай не турнирный, который был по-настоящему хорош, но хотя бы его меньший собрат, которого продали Морису эль Гаррудо. На таком, конечно, в серьезный путь не отправишься, завязнет, но по деревне передвигаться – милое дело. И плевать на местных – примут за чародея, сговорчивее станут. И самое главное, ноги будут сухие и чистые. И ресурсы наконец позволяют: в достаточном количестве появились амулетные заготовки, простенькие накопители маны и свободное время. Денег, правда, на материалы нет, но так ведь тут ничего особенного не требуется.
Рассудив так, старик степенно кивнул и выдал слегка удивленному ученику амулеты:
– Делай! Да гляди старайся, чтобы получился не хуже, чем прежний!
Настала очередь Толлеуса мерзко ухмыляться, глядя на вытянувшееся лицо Оболиуса. Да, тот уже один раз собрал Паука, но тогда у него перед глазами был образец, с тех пор прошло много времени, и после старик доводил творчество ученика до ума. Искусник все это прекрасно понимал, но рассуждал так: «Ничего, пускай-ка поработает, чтобы не болтал попусту!»
– А материалы? – пискнул оболтус, мысленно пройдя по цепочке необходимого.
– Возьми топор, – ласково посоветовал искусник, – пойди в лес и выруби что надо! – В конце он все-таки не удержался и хихикнул.
Ученик больше не выглядел растерянным или удивленным. Он смерил старика тяжелым взглядом и буркнул:
– Лошадь возьму.
– Лошадь бери, а вот повозку не трогай, – встрепенулся Толлеус.
Повозки ему не было жалко, а вот плиту из адамаса он парню сторожить не доверит. К тому же тот даже не знает, что это. Для него это просто металлическая плита, которую хотели продать, но продавать не будут, потому что годится для хранения маны. Вроде накопителя сойдет.
