– Там и посмотрим! – сквозь зубы процедил Кемеш, всё ещё вглядываясь вдаль за барьером.
– Здесь не насмотрелся?.. – с досадой спросил Тлуман. Он не понимал стремления Кемеша. Если дорога к Скале закрыта в этой точке подхода к ней, то, конечно же, везде вокруг неё одно и то же – закрытие. – Прошли только те, кому это доступно, а от остальных… вон, сам видишь, пыль и прах!
– Они прошли здесь, а мы пройдём там!.. Не предрекай! Всё, Тлуман! До встречи!
– Так расскажешь?
– Что? – Кемеш бросил на Тлумана удивлённый взгляд.
– Как сходил… Что видел… При встрече, конечно, – уточнил тескомовец.
– А! – Кемеш отвернулся от Тлумана, подал знак Лакою, а тот распорядился, уводя банду от барьера к бывшему берегу Болота. Повернувшись вполоборота к Тлуману, Кемеш буркнул: – Расскажу…
К вечеру того же дня, устраиваясь на ночлег, Кемеш не досчитался с десяток опритов, тайно покинувших банду по дороге. Среди них оказались и те, кого он знавал многие годы. Впрочем, о том, что потери будут, Кемеш догадывался, оттого уход опритов воспринял спокойно, даже не стал обсуждать их поступок, хотя для себя решил, что беглецам уже никогда не бывать в его банде, да и других вождей об измене предупредит при случае, чтобы знали, кто есть кто.
А в банде оставалось достаточно таких, как и он: желающих посмотреть хотя бы краем глаза на пресловутую дорогу Страха, раз она оказалась под боком. В кои ещё веки представится такая возможность! И вдруг она и вправду, если повезёт, конечно, приведёт их к Скале.
В конце концов, это были люди, которым бессмысленное сидение под защитой городской койны претило до оскомины, и они уходили на лето в оприты. Но и образ бытия в банде из года в год оставался одним и тем же, порой тоже до занудства и пресности. Оттого хотелось новизны, чего-то, без неприятностей, правда, полученных уже перед барьером. А впереди, по пути к дороге Страха и к Скале можно ожидать необыкновенного…
К дороге Страха подошли на третий день к вечеру, но уже в полдень сквозь марево стала видна бело-серебристая полоска, подчеркнувшая горизонт. Чем ближе к дороге, тем буйнее становилась растительность, похоже, давно не страдавшая от испепеляющих збунов; появились колки низкорослых деревьев, заросли кустарника, а в них всевозможная живность.
На ночлег остановились к дороге, возможно, не ближе, чем в свиджах двух, а, может быть, и дальше. Никто не рискнул даже предположить оставшегося расстояния до неё, ибо она манила своей мнимой близостью, а к ночи полоса стала ярче, оттого казалось, пройди сто берметов и – ты на ней. Однако после решения стать именно здесь на ночлег, ни у кого не возникло желания пройти эти берметы и проверить иллюзию расстояния.
Сидя у костров, оприты, само собой, говорили только о дороге. Рассказывали друг другу всевозможные о ней, кто какие знал, небылицы: от создания до посещений кем-то в былые времена и современниками.
Неожиданно отличился Хрусть, обычно немногословный оприт лет ста. Подозревали, что он не обычный какой-то шмыг и даже не инег, а значительно выше в своём настоящем нэме. Но мало ли таковых, как он, становятся опритами, имея за плечами солидный стаж пребывания в банде. Его длинные подвижные руки всегда находились в движении. И сейчас они помогали придать его рассказам правдивость.
– Её строили перед самым Падением. Точно! И впервые в основание закладывали не турус, а что-то другое. Хотели все дороги такими сделать, да не успели. Да и эту до конца довести не смогли и что-то в покрытие не добавили. Вот она оттого, по-разному встречает ставших на неё людей. Может быть, кого-то и убила… Точно! Оттого и названа как дорога Смерти для одних. А для других, она дорога Страха… Но бояться её не надо!
Последнее его утверждение встретили с недоверием – ведь, сколько уже наслушались страстей. А Милон, только что перед Хрустем закончивший рассказывать свои страшилки, сказал:
– Вот ты первым на неё и ступишь.
– И ступлю! Точно! Не побоюсь! – с вызовом отозвался Хрусть. – А чего бояться? Она – дорога, и служит как дорога. А все наговоры на неё придумали те, кто никогда её даже не видел. Ты вот откуда всё знаешь?
– Не будем торопиться ступать на неё, – подал голос Кемеш, стараясь успокоить вздёрнувшегося Милона и поубавить решимости у Хрустя. – Подойдём, посмотрим… А то вначале пойдём вдоль неё… Домыслы о ней возможны. Но и рисковать не будем… Кто рискнул, – вздохнул он, вспомнив сгоревших у барьера, – того уже среди нас нет.
– Орей тоже рискнул…
– Забудь о нём! – выкрикнул Кемеш. – Край с ним!.. Поймаю когда-нибудь!.. У-у!.. Ведь мог, наверное, провести и нас за собой…
Орей не давал покоя опритам. Вспоминали каждое движение его порыва преодоления защитного барьера, уже убившего самых прытких из банды, его безнаказанное возвращение и опять уход за него. Здесь сказывалось и уязвлённое чувство, поскольку Орей ничем не отличался от них, и затаённо-запоздалая досада – рискни он сам и, возможно, сейчас был бы на пути к Скале; и только страх быть сожжённым остановил каждого из них… А вот Орея нет! Кто-то заметил, что его толкнуло наитие о способности одолеть рубеж, созданный древними. Однако его поведение мало чем подтверждало это предположение. Поэтому надежда Кемеша о возможности Орея пробить банде вход в пределы охраняемой территории, оприты встретили равнодушно.
– Ничего он не мог, – уныло сказал Лакой. – Ведь он сам испугался, когда оказался за… пределом. Вот и прыгал туда-сюда.
– Но он же прошёл! – будто в отчаянии воскликнул Мутин, молодой оприт, лелея обожжённую руку. Он слишком близко оказался к сгоревшему товарищу. – Вон Стенок вспыхнул сразу… А Орей прошёл!
– Прошёл и прошёл, – буркнул оприт, сидящий рядом с Мутином. – Что с того?.. Те тоже прошли. Значит, как всегда. Одни могут, другим это заказано… Вот Орей и прошёл.
Пожалуй, единственный из опритов, кто не проронил ни слова, был Ий-Сой, Знающий. Он так давно пришёл в банду, что постепенно стал забывать о своём происхождении и уже отзывался на имя – Тилпа. Сейчас он сидел особняком, чутко прислушивался к разговору, но в нём не участвовал.
Да, Ий-Сой относился к Знающим, но как оказалось на поверку, лишь по происхождению. Его знаний хватало на подачу той или иной подсказки, связанных с предсказанием погодных аномалий и ориентирования на местности. Они удовлетворяли Кемеша до поры, до времени, пока в его банде не объявился Ей-Фей и, следом, оген Ой-Мой, способности которых отодвинули Ий-Соя в ряды безликих опритов.
Появление у Кемеша соплеменников с явным каким-то намерением, Ий-Сой воспринял с отторжением. К тому же оген, распознав в нём Знающего, выяснил его родословную, знания и причину прихода в банду, после чего жёстко предупредил:
– Тебя здесь зовут Тилпой, так и зовись. Пока мы здесь, забудь, кто ты есть! А что знаешь, носи при себе, пока они кому-то не понадобятся. Но уже без нас!
И вот, казалось бы, он избавился от опеки огена, но Кемеш за последние два дня уже перестал обращаться к нему за советом, так как получал невразумительные короткие фразы, смысл которых сводился к одному: придём, увидим.
Ий-Сой до испуга был потрясён, когда на его глазах одни беспрепятственно одолевали защиту к Скале, а другие поплатились жизнью. Он-то был убеждён в ином. Оттого видел и не понимал происходящего. Из двух возможных вариантов, в которых он был уверен незыблемо ещё с того времени, когда решил уйти за Край, – все или никто – появился третий, выборочный.
Его стали мучить воспоминания о когда-то слышанных нелепых, как всегда ему представлялось, да и не только ему, предположениях, что где-то ведётся тайная подготовка людей среди местных и за Краем, в том числе и Знающих, способных проникнуть к Скале Перехода. И даже предполагалось, что этих людей возглавит некто Аба-Ава, нэм которого определял его превосходство надо всеми, и как будто кто-то из Снежных. При случайных встречах со Снежными подобные вопросы вызывали у них большей частью недоумение, но порой и грубость из-за постоянного напоминания, что они, де, Снежные, задумали некую аферу втайне ото всех.
