Для штурма вооружались мечами, топопрами, шестоперами, оставив пики и алебарды в обозе, зато озаботившись прямоугольными щитами, на манер легионерских, но чуть менее массивными. Самое то — взбираться по узким лестницами и рубиться в коридорах и переходах.
Имелся и таран, и длинные лестницы — скорее, для отвлечения внимания, чем по необходимости. Аркан делал ставку на Сверкеров, и, надеялся, что слова Ёррина не окажутся пустой бравадой. Глядя на закованных в тяжелые латы тангарских хэрсиров, на их глаза, решительно посверкивающие из-под забрал глухих шлемов, на тяжелые короткие мечи и чеканы, и круглые щиты с режущей кромкой — верилось: они знали, что делали.
— … если и пойду я долиной смертной тени, не убоюсь зла, — опустившись на одно колено, проговорил Аркан, и запнулся, когда сотни голосов подхватили: — Ибо Ты со мной! Жезл Твой и светоч Твой — они охраняют меня, Ты приготовил мне трапезу мою в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…
Ортодоксы повторяли слова древнего псалма в унисон со своим герцогом, остальные — молчали уважительно. Буревестник молится!
Закончив, Аркан поднялся с колен, отряхнулся и потянул меч из ножен:
— Мы не воюем с лекарями и сумасшедшими! Мы пришли сюда для того, маэстру, чтобы Массакр пришел за нами. Возьмем же Дуал-Кульб, а потом встретим барона так, как мы умеем! Х-о-о-оп!!!
— Давай-давай! — заорали солдаты и заколотили оружием в щиты, и затопали ногами.
И Рем чувствовал, что у многих из них камень свалился с души: они снова поверили, что сражаются за правое дело. Слишком уж странным выглядели последние приказы Буревестника, особенно — для правоверных ортодоксов, которые не упустили возможности пройти реморализацию у брата Мартелла, в Цитадели. Ну, а некоторым — типа Ёррина Сверкера и львиной доли головорезов Разора — было наплевать. Сумасшедший дом, да? Ну и ладно. А золото там есть?
* * *
Отряды под черными знаменами выстроились вне зоны досягаемости арбалетов и луков с башен и стен замка. Бойцы тащили лестницы, полусотня дружинников нарочито медленно толкала таран к воротам, по дерьмовой гравийной дороге. Северяне под руководством Анники Корхонен создавали бешеную активность с противоположной стороны — орали и вопили как тысяча чертей, и волокли цельные стволы вековых деревьев: у них были свои взгляды на то, как следует штурмовать укрепления.
Забойная бригада Ёррина Сверкера и отряд Луки уже полчаса назад как скрылись в темной пасти подкопа. Рем напряженно смотрел на куртину меж двух квадратных башен — той самой, юго-западной, где по сведениям Коробейника содержали баронессу Филиппу дю Массакр, и южной — явно необитаемой, пригодной для использования только в оборонительных или хозяйственных целях.
— Неужели ты и вправду думаешь, что этот невежда и похабник Сверкер… — начала за его спиной Сибилла, но вдруг земля вздрогнула, раздался сначала оглушительный треск, а потом — грохот, и огромное облако пыли поднялось в воздух над замком.
— А-А-А-А-А!!! — заорали солдаты и ринулись вперед, не дожидаясь приказа.
— Туру-туру! — запоздало прогудел рог Шарля. — Туру-туру!
На стенах орали благим матом. Из бойниц первого этажа юго-западной башни летели окровавленные тела: тангары уже рубились внутри! Разор в шлеме-морионе во главе наемников взбирался на груду камня, в которую превратилась куртина, его фламберг сверкал в лучах солнца, а зычный голос раздавался над полем битвы подобно раскатам грома.
— Эффективный менеджмент, — сказала Сибилла.
— Это что за хрень? — удивился Буревестник. — Что-то типа «Экстерминатус минимум»?
— Не-е-е-ет! — рассмеялась волшебница. — Это значит — грамотное управление. Ты подобрал очень способную команду, Аркан. И потому — можешь сейчас стоять тут, на пригорке, и наблюдать за сражением. Ого! Или не можешь? Сам решай, что делать, но в северной башне маг, кажется, творит какой-то незнакомый мне ритуал!
— На конь!!! — думать было некогда.
Рем поставил ногу в стремя и взлетел в седло. Секунда — и жеребец, ошалевший от удара шпорами, рванул вперед, к пролому в стене. Шарль, Луи и еще дюжина дружинников из его личной охраны уже сидели верхом, и, не задавая вопросов, ринулись следом за своим сеньором.
— С дороги, с дороги! — кричал Аркан.
Жеребец храпел, скользя подкованными копытами по камням обрушенной стены. Свистели стрелы, пахло гарью — полыхали какие-то постройки, вольная компания уже дралась на стенах.
— Айе!!! — раздался дикий крик откуда-то совсем с другой стороны, Рем дернул головой: северяне были там, и Анники Корхонен, простоволосая, без шлема, на равных рубилась на на вершине восточной башни с огромным рыцарем — кажется, комендантом Дуал-Кульба. Времени на всё это не было — через атриум, сшибая грудью коня гарнизонных стражников, он пробился к дверям в северную башню.
Голова трещала так, что казалось — внутри нее бьют кузнечные молоты.
— Ломай! — Луи несколько раз ударил шестопером по двери, там, где должен был быть замок — тщетно.
Подоспела пара дружинников с топорами, и, не жалея оружия, несколькими сильными ударами вырубили из дубового косяка кованые петли. Дверь накренилась — и тут же была вырвана усилием множества рук.
— Вперед! — Аркан рванул вверх по лестнице, с мечом наголо.
Молоты в голове лупили не переставая, в глазах темнело — с каждым шагом вверх по лестнице становилось всё тяжелее и тяжелее, сердце билось гулко, натужно, ноги стали будто ватные…
— Ах, ублюдок! — раздался над самым ухом злой и какой-то удивленный голос Сибиллы. — Кровавый ритуал? Мать моя магия!
И волшебница заговорила размеренно и громко, и каждое слово ее срывалось с губ подобно тяжкому камню:
— Verba tua non valent, opera tua non valent, cogitationes tua non valent…
Череп Аркана едва не взорвался от боли, и он, едва размыкая спекшиеся губы, прошептал:
— Господь покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…
— Буревестник, что ты делаешь? — раздался удивленный голос Сибиллы. — Прекрати немедленно, что бы это ни было!
— … подкрепляет душу мою, направляет меня на стезю правды! — следующая строчка дались ему легче, огненные обручи на голове слегка разжались, и Аркан пошел вверх, по лестнице, вколачивая ноги в ступени в такт вырывающимся изо рта словам-выдохам. — Если! И! Пойду! Я! Долиною! Сени! Смертной! То не убоюсь! Зла!!!
Он ворвался в комнату на вершине башни, выбив ногой дверь, и, оглядевшись, увидел кровь. Кровь была повсюду — на стене, полу, потолке. Три или четыре тела стражников с вскрытыми грудными клетками лежали на полу в неестественных позах, лица их выражали крайнюю степень ужаса, а глаза… Глаза были живыми! Они умоляюще смотрели на Рема, как будто — просили о помощи, или, хотя бы — о скорой смерти.
Аркан был уверен, что увидит здесь Джероламо. Но нет — незнакомый чародей в серой мантии, небольшого роста, с непримечательным лицом и маленькими глазками перебегал с места на место, выкрикивая что-то заполошное. Возникало впечатление, что он пытается исправить ситуацию, что-то починить: в руках его была кисть, которую этот маньяк обмакивал то в одного, то в другого воина, и дорисовывал замысловатые загогулины на стенах.
Рука Буревестника сама нырнула в карман кафтана. Небольшой плоский стеклянный флаконь с ворванью — теперь он всегда носил с собой горючее, если предвиделась дурно пахнущая переделка.
— Н-на! — размахнувшись, он разбил склянку об пол, и тут же — высек искры из каменного пола скользящим ударом меча. — Гори, гори, сволочь такая! Во имя Господа, Творца Миров!
Пламя загудело, вдруг побежав не только по разлитой на полу маслянистой жидкости, но и по кровавым узором.
— А! — тонко вскрикнул волшебник. — А! А! А-а-а-а!!!
Пламя достало полы его мантии, и он заметался по комнате в ужасе.
— Нет! Что ты наделал! — в коридоре стенала Сибилла.
Рему было наплевать. То, что творилось тут, в этой комнатушке на вершине башни, было мерзостью, самой наивысшей, величайшей пробы. Такой мерзости оправдания быть не могло, и терпеть ее по какой угодно причине ему, Рему Тиберию Аркану Буревестнику, не представлялось возможным. Творимое незнакомым чародеем казалось баннерету квинтессенцией того, с чем он намеревался бороться всю свою жизни, а потому…
