Толлеус одарил ученика презрительным взглядом и демонстративно сплюнул за борт.
– Нет, правда! – не унимался подросток. – Это если бы мне надо было что-то сделать, а специального плетения нет, то тогда я бы использовал другое плетение из своего набора, у которого есть требуемый эффект в дополнительных свойствах. Но я-то все равно сам вязь плету!
– Во-первых, даже если ты делаешь все сам, гораздо быстрее и проще тебе будет создать то плетение, которое ты уже делал, нежели чем когда изобретаешь новое, – сварливо пояснил старик. – Но я-то тебе про другое сейчас толкую, про «во-вторых»! Просто ты мне достался совсем бестолковый и не видишь сути. А суть в том, что когда ты не знаешь, на что опереться, то не исключено, что сможешь найти ответ в своих знаниях по косвенным признакам. Вот поручу я тебе, допустим, костер разжечь с помощью Искусства. Сделаешь? Нет! Вот то-то же! А ведь ты бы мог. Теоретически. Ты же уже освоил светляка, с которого я как раз начал объяснять. Он ярко светит, но в то же время еще и выделяет тепло. Если это плетение доработать или вовсе выделить из него нагревающую функцию и усилить ее, то ты получишь огонь! Так что не спорь, а слушай и думай, больше от тебя ничего не требуется.
За таким поучительным разговором искусники добрались до ворот чародейского замка. Оболиус уже сбился со счета, сколько раз он сюда ездил. Скоро лошадь дорогу выучит так, что можно будет вообще не направлять – сама привезет. Сегодня Толлеус планировал, как он выразился, «прибраться», чтобы в замке не было следов Искусства. Конечно, кто ищет – найдет, но хотя бы чтобы не было действующих плетений. Глядишь, когда приедет кто-нибудь из Боротона, не обратят внимания.
Прямо у ворот парочку поджидал неприятный сюрприз. Створки более не скрепляли искусные нити, зато в истинном зрении удалось обнаружить несколько бесхозных конструктов. А еще следов лошадиных подков стало до неприличия много.
Толлеус и Оболиус молча переглянулись – обоим было понятно, что тут побывали гости. И если парня это нисколько не расстроило, то старик разволновался не на шутку. Сейчас же проявился его внутренний спорщик, и оба Толлеуса принялись рассуждать, были это официальные лица из Боротона или же нелегкая принесла какого-нибудь искателя сокровищ.
Оболиус слушал все это вполуха. Те или другие – какая разница, если все серебро уже вывезли? Сказать по правде, его больше занимал вопрос, как сильно испугались неизвестные визитеры останков сожженного молнией волка, подброшенных у входа, и что подумали? Жаль, что он этого не узнает. Так старался, а ожидаемого наслаждения от лицезрения эмоций на лицах своих жертв так и не получил.
Потоптавшись минут пятнадцать у ворот, старик объявил, что его запор на дверях чародейской опочивальни вскрыт, а значит, кто бы ни побывал внутри, повторно соваться туда уже не имеет никакого смысла. На этом парочка отправилась в обратную дорогу. Лошадь и правда трусила сама знакомым путем – Оболиус расслабленно сидел на облучке и глазел на расцветающую под лучами долгожданного солнца природу. Одна беда: вместо урока Искусства пришлось слушать горестные вздохи и самобичевание примерно такого содержания: «Эх, отчего я, старый дурак, сразу не поехал в замок? Решил, что смысла в спешке нет. И нужно было еще слух распустить, что замок открыт, богатств завались – приходите, грабьте! И чародея своего забирайте для торжественного сожжения. Там бы так натоптали, что уже никто бы не разобрался, кто что утащил. Эх, старый я дурак…» После чего стенания начинались сначала.
Парня же заботил другой вопрос: как ему быть с местными ребятами? Определенное признание и уважение он, без сомнения, заработал. Раньше ему такое даже не снилось. Но в свою компанию его явно не принимали. С самого начала с ними можно было хотя бы поиграть. Да, пришлый, ну и что? Зато теперь все стали откровенно сторониться его. Опасный чужак, от которого стоит держаться подальше. Маряша убегает в дом и не выходит, будто к ней волк из лесу вышел, а не добрый молодец Оболиус – победитель и укротитель этих самых волков. Пожалуй, лишь Креп по-прежнему не боится.
В общем, юный искусник впервые оказался в такой ситуации и совершенно не представлял, что ему следует делать.
Недавние поучения кордосца в голове Оболиуса удивительным образом наложились на нынешнюю ситуацию. Если следовать этой логике, получается, что готового плетения для того, чтобы привлечь детвору к своей персоне, у него нет. Надо поискать из того, что есть в активе, что-нибудь такое, что может сделать это косвенно. И развить это свойство!
Что же может выступить в качестве такой заманухи, чтобы деревенские мальчишки потянулись к нему, как бабочки на огонек свечи, забыв всю неприязнь? Фокусы с огоньком и невидимыми нитями он уже показывал. Это не сыграло роли меда для пчел. Скорее напугало. Почему? Задавшись этим вопросом, Оболиус вспомнил, как к ним в Олитон приезжал чародей-фокусник, который устраивал выступление на площади, собирая монетки со зрителей. Было весело, все кричали от восторга. Но когда он вызвал из толпы добровольца, которым как раз оказался Рыжик, то все сразу же изменилось. Чародей сделал так, что будущий искусник стал вытворять всякие глупости, чем безумно смешил публику. Только подопытному было не смешно, а страшно и обидно.
Судя по всему, тут сложилась та же самая ситуация. Дети боятся его, потому что он легко может сделать с ними что угодно, а они отплатить той же монетой не смогут. Вот если бы они были способны сами проделывать те же фокусы или же он мог бы научить их такому умению (это как, допустим, научить стоять на руках или ходить колесом), тогда да, тогда он стал бы свой.
Обучать всех вокруг Искусству олитонец ни за что не собирался, даже если бы мог. Все же это умозаключение произвело на свет пару полезных мыслей. Во-первых, не надо постоянно намекать, что они – пустое место и ничего не смогут сделать с ним, великим Оболиусом. И так уже знают и сами не полезут. Пожалуй, стоит показывать что-то такое, что будет не страшно, а скорее смешно. Во-вторых, хорошо бы научиться создавать простенькие амулеты. Тот же светляк или невидимая нить-липучка, которую сумеет активировать любой ребенок. Такие поделки можно было бы отдавать детворе. Не за деньги – за услугу. Тут выйдет тройная польза. И сама услуга иногда может оказаться полезнее монет, и ребята к нему в очередь выстроятся, и у старших спрос за шалости будет не конкретно с него, как сейчас, а не пойми с кого. При всем при этом для самого юного артефакторщика эти амулеты будут совершенно неопасны. Заманчиво? Еще как! Осталось только упросить старика научить помещать плетения и ману в амулеты.
Парень вздохнул. Ход собственных мыслей ему понравился, но он понимал, что амулеты – это далекая или не очень, но перспектива. А ему нужно сейчас!
Выбрать кого-нибудь, кого все не любят, в качестве единственного объекта для насмешек и устраивать за его счет развлечения для остальных? Оболиус обдумал эту идею и не без сожаления отказался. Креп на эту роль явно не подходил. Пожалуй, если бы сейчас среди деревенских мальчишек провели опрос, кого они хотят увидеть в роли такого объекта для насмешек, все единогласно выбрали бы самого олитонца.
Эта мысль не расстроила Рыжика. В той, другой, жизни в трактире бабки Сабаны хватало детей, которые любили поиздеваться над ним. Так что он привык и относился к этому спокойно. Просто сейчас у него совсем другие возможности, а общие настроения несколько хуже, так что мириться с такой ситуацией нет никакого желания.
– Вот бы собрать такого голема, который… – начал Оболиус вслух, перебив учителя, удивленно воззрившегося на своего помощника, но парень уже сам умолк, пораженный снизошедшим на него озарением.
Голем! Нужно собрать Паука. Не какого-то специального, мифического, который навел бы порядок в детских головах, а самого обычного. Точно такого, какого олитонец уже делал в Широтоне. Старик на эту работу уже дал добро, с амулетами поможет. А если утащить у него простенький накопитель маны, то тогда можно будет катать детей по деревне сколько влезет, и Толлеус про это даже знать не будет.
