Я выбрала второе и рассказала Ване всю правду. Как ни странно, парень не стал надо мной смеяться. Ваня-Джон внимательно выслушал мой рассказ, со стороны отчаянно похожий на бредни пациента Кащенко или бати, который в пятницу вечером принял лишнего, и снова спросил, выйду ли я за него…
Но я уже решила, что никогда в жизни не смогу изображать из себя ту, кем не являюсь. Я бы не смогла остаться жить навсегда в стране, история которой мне наперед хорошо известна. Я была всего лишь путешественницей во времени, счастливицей, которой выпал редчайший шанс испытать то, что до меня испытывали лишь герои фантастических книг.
— Я тогда уехал, сразу же, как автобусы ходить начали, — рассказывал бывший. — Все ходил, бродил по городу… Замерз, как собака… Не помню уже, как в незнакомом дворе очутился. Вижу — компания ребят каких-то выпивает, по виду — тоже стиляги. Они окликнули меня: «Эй, чувак, выпьешь с нами? За Новый год!». Я выпил, потом еще… А потом мы сдуру решили с горки покататься. Уж не знаю, как так вышло, но кто-то из нас оступился, кого-то за пальто схватил, и полетели мы, поддатые, кубарем с этой горки. Очнулся уже в реанимации.
— Ого! — я от ужаса прижала ладони ко рту. — Живы хоть остались?
— Живы, живы, — усмехнулся Ваня. — У меня сотрясение было, а еще я ногу сломал в трех местах. У двоих пацанов, которых со мной привезли, какие-то синяки были и ребра вроде сломаны. В общем, так погуляли мы тогда на пьяную голову… Почитай, долго я в больничке провалялся. Там девчонка молоденькая санитаркой работала, в медицинский поступать собиралась… Работа нудная, тяжелая, но какие-то преференции вроде давала при поступлении, вот она и пошла, чтобы легче потом было экзамены сдать. Начали мы с ней общаться, сдружились даже. Потом меня из больницы выписали, и мы не виделись долго. С завода я уволился, решил домой вернуться на время, здоровье поправить. Я тогда и двух часов на ногах простоять не мог — травма о себе давала знать. Ну какой из меня работник? Подлечился, подумал, чего хочу от жизни… И решил пойти в медицину. Мне, признаться, давно хотелось людям помогать.
— И вернулся в Москву? — догадалась я.
— Ага, вернулся, — подтвердил Ваня. — Надо было к экзаменам готовиться. В московских-то библиотеках книг побольше. Из общежития меня вежливо попросили — я же на заводе больше не работал, и место мне уже не полагалось. Я у товарища пару месяцев жил, Дэна. Данилы, то есть. Он еще с Томи встречался. Они со школы за ручку вместе ходили. Приютил меня Дэн по доброте душевной. Два месяца я из библиотек не вылезал, готовился. А на вступительных экзаменах снова Олю встретил, санитарку из больницы, ту самую. Ну, в общем…
— Ну, в общем, стали вы с этой Олей встречаться и потом поженились… — подытожила я. — Все ясно. Да ты не стесняйся. Нечего тут стесняться. Дело молодое. Что же тебе, одному куковать надо было? Очень рада за тебя. Значит, ты уже давно и счастливо женат? И детишки есть, наверное?
— Ты видишь кольцо на пальце? — поднял руку Ваня. Никакого кольца не безымянном пальце правой руки у него не было.
— Нет, но… — стала оправдываться я, — я думала, ты просто кольцо не носишь. Неудобно же, операции, постоянно снимать приходится… Или просто не носишь. Многие же не носят кольца, хотя и женаты.
— Не женат я, — вздохнул Ваня. — Я давно в разводе. И детей у меня нет.
Я замолчала, поняв, что обнажила деликатную тему. Мне, признаться, и самой похвастаться было нечем. Добрая, честная, справедливая Даша Кислицына не смогла терпеть возле себя мелочного, скользкого и завистливого Никиту Гвоздика-Шильдика и дала ему от ворот поворот. Что ж, видать, и бывший стиляга Джон не избежал ошибок молодости…
— Извини… — пробормотала я. — Не хотела задеть за живое.
— Да брось ты, Даша, — махнул рукой Ваня. — Сколько лет минуло! Все быльем поросло! Давай-ка лучше еще по чайку? Слушай, а может, прогуляемся? Погода-то какая чудная! Последние теплые деньки! Скоро темень будет, слякоть, грязь. Кто его знает, когда мы еще увидимся? Давай прогуляемся по Бродвею! Как в старые добрые времена?
— А давай! — охотно согласилась я. — А ты мне еще что-нибудь расскажешь.
* * *
— Значит, ты тогда решил жениться, просто потому что время подошло?
Мы с Ваней, поедая то самое, лучшее на свете, мороженое деревянными палочками, шли по Бродвею… Правда, Бродвеем этот кусочек улицы уже давно никто не называл. Мода на цветастые пиджаки, яркие галстуки, высокие коки и неудобные ботинки на «манной каше» канула в лету. Бывшим стилягам было сейчас уже к сорока годам или даже за сорок. Они превратились во вполне себе взрослых дядь и теть, с взрослыми хлопотами и заботами. Бывшие любители ярких платьев, брюк-дудочек и ярких пиджаков спешили рано утром на работу, а вечером, усталые, бежали забирать детей из школы, готовили ужин и делали с ними уроки. Только «шузы», пылящиеся в шкафу или на антресолях, напоминали о яркой молодости, промелькнувшей, как одно мгновение… А просматривая временами альбом со старыми фотографиями, бывшие стиляги, наверное, ностальгически вздыхали… Эх, сейчас уже не потусишь до утра у кого-нибудь «на хате»- жена не отпустит. Возможно, кому-то из стиляг, так любивших американскую культуру, довелось побыть в настоящей Америке и испытать культурный шок…
Кто его знает, может, вот эта полная дама в плаще, идущая нам навстречу с авоськой продуктов в руках и отчитывающая дочку за яркий макияж, летом пятьдесят шестого года отплясывала в «Шестиграннике», а вот этот отец, ругающий на всю улицу сына-подростка за чересчур длинные волосы, когда-то носил набриолиненный кок… Многие, ругая своих подрастающих детей, совершенно забывают, какими они были в юности.
— Да, — вздохнул Иван, — получается, что так — женился, потому что вроде как было так принято. Все друзья вокруг переженились, а кто-то и не по одному разу. Дома, пока долечивался, сходил на встречу одноклассников и узнал, что все почти женаты. Вернулся домой, пообщался с ребятам и с завода — кто женат, кто вот-вот женится. Дэн с Томи тоже поженились. Двадцать пять мне уже было, а я все холостым ходил. Вот и решил: чего одному мыкаться, женюсь. А потом понял, что маху дал. Нельзя без любви жить… Прожили мы с Олей несколько лет и развелись. Делить нам особо было нечего, детей мы не нажили. Она прекрасная женщина, замуж вот вышла недавно.
В этом был весь Ваня — простой, добрый и порядочный, не способный сказать ни единого плохого слова о женщине. Другой бы сказал: «Глаза бы мою эту стерву не видели, всю жизнь она мне испоганила». Но только не Ваня.
Почему так в жизни происходит, что самые хорошие люди часто остаются одиноки? Вот и настоящая Дарья Ивановна Кислицына, обжегшись однажды на молоке, теперь дует на воду… Надеюсь, прилипала и неудачник Гвоздик наконец оставит ее в покое… А то в Ленинград далеко ехать — просить Макса об очередной помощи… Да и не поверит уже Гвоздик в легенду про «мужа» — знает, что его разыграли.
— Ну ла ладно, не будем о грустном, — будто услышав, о чем я думаю, сменил тему Ваня. — Лида, подружка твоя, я слышал, за Андрея вышла?
— Да, кивнула я. — Трое детей у них, все хорошо. Два сына и дочь. Квартиру получили, живут здесь, в Москве. Старший сын уже взрослый, в институте учится… Средний ребенок — школьник. И дочка маленькая, Таисия.
— А эта… третья подружка ваша, скромненькая такая, все в углу с книжками сидела… Валя?
— Вера, — поправила я Ваню.
— Точно, Вера! А у нее как жизнь сложилась? Она же вроде с Игорем гуляла… футболист который?
— Не для нее жизнь звездная оказалась, — улыбнулась я. — Вера вышла за Власа, мастера с завода. Они потом в Горький переехали, а позже — в Ленинград. Я там завучем работала, в местной школе. Живут, дочку растят. Назвали, кстати, Лидой, в честь Лидочки нашей.
— Молодец какая Вера! — восхищенно сказал Ваня. — И ты молодец. Слушай… — осторожно поинтересовался он. — Даша… А ты же меня разыграла, да?
— Когда? — я усиленно сделала вид, что ничего не понимаю.
