Но пыж не спешил отправить мутанта на тот свет. Он играл с ним, как кошка с пойманной мышкой. Чрезвычайно довольный собой, он на секунду прекращал избиение и, повернувшись лицом к трибуне, выкрикивал свое имя:
— Шухер!
Цирк взрывался аплодисментами и сотни глоток повторяли:
— Шухер! Шухер! Шухер!
Искупавшись в овациях, он снова возвращался к своему занятию, дубася Циклопа с еще большим остервенением.
Во время очередного общения с залом Шухер стянул с себя куртку и принялся поигрывать мускулами.
«Эй, братан, да ты никак ошибся дверью. Соревнования по бодибилдингу в другом зале, а здесь учиняется кровавая расправа», — подумал я и удивился тому, что еще могу шутить.
— Шухер! — снова рычал он.
— Шухер! Шухер! Шухер! — еще сильнее заводилась толпа.
Довольный, он вернулся к свой жертве и уже занес над головой поверженного противника кулак почти с саму эту голову размером. Но тут случилось неожиданное. Циклоп резко вскочил на ноги и набросился на врага. Схватив Шухера за уши, он нанес удар лбом в переносицу «добровольца», а затем вгрызся ему в шею своими острыми крокодильими зубами. Хлынувшая из раны кровь забила алым фонтаном. Циклоп еще сильнее вонзил зубы в плоть Шухера и резким движением оторвал ему голову. Из осиротевшей шеи пыжа брызнула скупая струйка крови, и мертвое тело плашмя плюхнулось в грязь.
«Словно марионетка, у которой подрезали ниточки», — пришло мне на ум сравнение.
— Вы этого хотели, твари?! — заорал Циклоп и показал толпе мертвую голову, держа ее за уши, как кастрюлю.
Толпа замерла, в Цирке повисло молчание. Но скоро тишину взорвали аплодисменты. Толпа ликовала. Озверевшая масса наконец-то получила то, зачем пришла. Похоже, пыжам было все равно, кто победит. Они просто жаждали крови. А чья это будет кровь, хозяев или гостей — все равно.
Пыжи со страшной силой принялись топать ногами и восторженно скандировать:
— Убей! Убей! Убей!
Воспользовавшись временным замешательством своего спарринг-партнера, который не на шутку растерялся от вида обезглавленного тела Шухера, капеллан врезал ему промеж ног и перешел в стремительную атаку.
«Интересно, а кто из оставшихся в живых дуболомов Мирон, а кто Гвоздь?» — подумал я, с воодушевлением наблюдая, как растут наши рейтинги. Само собой, ответа я не дождался и поэтому все решил сам. Пусть тот, с кем бодается капеллан, будет Гвоздем, а мой соперник — Мироном.
Последний, к слову, тоже недолго коптил небо. С ним разделался Циклоп. Сокрушительным ударом кулака он свернул Мирону челюсть и сильными пальцами вырвал его кадык. Когда мертвый враг рухнул на землю, мутант поспешил на выручку отцу Никону.
Я смотрел на Циклопа и не верил своим глазам. Когда этот славный одноглазый малый, зачитывающийся комиксами про Ставра Звездного, успел превратиться в лютого убийцу, откусывающего людям головы? Ответ нашелся незамедлительно. Мутанта охватило боевое безумие. Я читал об этом в одной статье. Такое порой случалось с добровольцами, не нюхавшими пороху. В частности, в книге был описан случай с рядовым N — редкостным трусом и слабаком, который в жизни и мухи не обидел. В первом же бою его как подменили. Он проявил небывалый героизм, граничащий с безумием, перестреляв кучу вражеских солдат, а когда закончились боеприпасы, пошел врукопашную и словил нож в сердце. Наверное, нечто подобное сейчас происходило и с Циклопом.
Капеллан тоже не терял времени даром. Схватка с Гвоздем шла с переменным успехом, то одна сторона получала тактическое преимущество, то другая. Но в этом бою я бы определенно поставил на отца Никона. Было видно, что Гвоздь выдыхался и победа капеллана была не за горами, но Циклоп не стал ждать: он подошел к Гвоздю со спины, схватил его за голову и свернул шею.
— Шах и мат! — возликовал я и, позабыв все страхи, спрыгнул вниз со своего насеста.
Мои товарищи оба были с головы до ног заляпаны кровью и грязью, а их лица густо покрывали синяки и ссадины. Особенно сурово выглядел капеллан. В этом бородатом мужике, перепачканном кровью, с перекошенным от ярости лицом, трудно было узнать прежнего отца Никона, нашего добронравного служителя церкви, который учил любить ближнего и свято чтил божьи заповеди. В нем изменилось все: осанка, мимика, черты лица. Мне даже показалось, что он резко помолодел. Ну натурально, вампир, который век за веком питался мухами и пауками, а теперь, отведав человеческой крови, получил приток новых жизненных сил.
— Поднимай клетку, Пигмей! Мы победили! — проорал Циклоп, радостно приобняв меня и капеллана за плечи.
Я чуть не заплакал от умиления и подумал: «Какая наивность! Неужели Циклоп и вправду считает, что этот гадкий коротышка исполнит свое обещание? Вот ведь простак. На этом пиршестве мы были главным блюдом. Мы были жареным куропатками, которых подают после закусок и аперитива. А жареные куропатки не уходят из-за стола, от них остаются только обглоданные кости».
Из динамиков тут же полезла путаная речь Пигмея:
— Учитывая коварные уловки... к которым прибегли водовозы в этой... в этой неравной схватке, бой будет продолжен... Бой! Бой! Бой!
— Бой! Бой! Бой! — подхватила толпа.
— Гады, живым я вам не дамся! — прошипел Циклоп и добавил, обращаясь к трибунам. — А тебе, Пигмей, я лично ноги вырву!
— Вот это правильный настрой! — сказал капеллан, потирая сбитые кулаки.
— Порвем их в клочья! — вторил ему Циклоп.
Я посмотрел на моих сослуживцев, потом на трупы поверженных врагов, снова на сослуживцев и подумал: «Бог мой, во что превратились эти двое?».
— Мужики, без обид, но меня от вас трясет, — озвучил я свои мысли.
— На войне как на войне, — подмигнул мне капеллан и протянул кастет Мирона. — Сын мой, бейте в челюсть или в висок, не ошибетесь.
Я примерил кастет на правую руку. Сидел как влитой.
Полный решимости, я принял боевую стойку и приготовился дорого продать свою жизнь, как вдруг стены Цирка содрогнулись, с потолка посыпался щебень, клетка заходила ходуном и повсюду послышались крики ужаса. Тараня бетон и снося на своем пути все преграды, на арену Цирка выехал вездеход «Полкан».
X. В городе новый шериф
В Цирке воцарился хаос. Массивные гусеницы и таран, выпирающий на носу вездехода, крушили все, что попадалось у них на пути. Где-то сбоку рухнул прожектор. Снопы искр полетели в разные стороны, и в Цирке случился пожар. Полыхнули деревянные трибуны и уже скоро повсюду забегали живые факелы, размахивающие горящими руками и издающие предсмертные вопли.
Охваченная паникой толпа устремилась к единственному выходу из здания. Случилась чудовищная давка, которая переросла в массовую драку. Кроме кулаков в ход шли ножи и другое оружие, а также камни, арматура и куски бетона.
Нам крупно повезло, вездеход протаранил клетку, выгнув несколько прутьев, и теперь расстояния между ними вполне хватило, чтобы мы могли вылезти наружу. Первым выбрался отец Никон, вторым — я и следом — Циклоп. Едва мы покинули место нашего заточения, как сверху на клетку обрушилась горящая балка.
Я не успел перевести дыхание, как был втянут в водоворот человеческих тел. Он закружил меня и понес. Следующие мгновения помню плохо. Я находился как бы в полуобморочном состоянии. Наверное, надышался угарным газом. Но все равно продолжал движение, куда-то карабкался, лез по головам, как утопающий за соломинку, хватался за одежду и волосы пыжей.
Сколько это продолжалось — не знаю, но казалось, что целую вечность. Когда я выбрался на свободу, то не сразу осознал, что все уже позади. Какое-то время все еще куда-то бежал, падал, поднимался, снова бежал, пока не рухнул от изнеможения на землю.
Накопившаяся за день усталость свинцом разлилась по телу. Скоро я осознал, что лежу в какой-то луже, но был так вымотан, что решил не обращать на это внимания. А погодка стояла премерзкая: моросил дождик и дул холодный порывистый ветер. В воздухе пахло пожарищем, а над Цирком поднимались в небо столбы черного дыма. Пожар закончился. Огонь быстро сожрал деревянные трибуны и трупы, и самоуничтожился вследствие недостатка дров. Затих и рев двигателей «Полкана».
